Избранное - Григорьев Николай Федорович (книги полные версии бесплатно без регистрации TXT) 📗

Вся гора уже дымилась от тяжелых гаубичных разрывов. Как

молотилка, вымолачивала ее наша гаубица. Недаром сегодня в команде

аврал: всех я поставил к орудию - и артиллеристов, и пулеметчиков. Вон

как у них дело пошло!

Били по горе, но я присматривал и за окрестностями. Противник мог

появиться отовсюду. И действительно, в самый разгар артиллерийской

подготовки вдруг на горизонте запылил транспорт белых, потом, через

несколько минут, показались змейки резервной пехоты. Пришлось

подбросить снарядов и туда. Трехдюймовки с наших батарей сразу же

переняли у меня обе эти цели, а я, освободившись, вернулся к цели

номер один - продолжал месить своими двухпудовиками обратный скат

горы.

Застигнутые врасплох, петлюровцы почти не отстреливались, так на

дурачка, пошвыряли снаряды в ответ. Два или три раза с горы начинали

бить пулеметы, но мы живо их угомонили.

Никифор подсунул мне трубку - вызывали меня.

- Ну как там? Ну что? - загремел в телефоне голос матроса. -

Выкурили их? Или все еще сидят за горой?

- Навались, - кричу, - наддай жару! Не жалей рук!

- Выходят! - вдруг гаркнул Никифор. - Вот они, глядите!

- Где? - Я бросил трубку. - Да, да, выходят... Ух ты, сколько

их!.. Прямо стадом повалили. Постой-постой, куда же это они?.. В

сосняк бросились! Гляди, прямо на комбрига!

Я затаил дыхание, прислушиваясь.

- А-а-а-а! - донеслось оттуда.

- Есть, наши в штыки ударили! Ура-а-а!.. - подхватили мы с

Никифором в две глотки.

А через поле, наперерез наступавшим, несся уже наш эскадрон.

Будто клубок покатился, все разматываясь, разматываясь... Блеснули

шашки... Взмах справа, слева - пошла рубка!

- Знамя их срубили, знамя! - взвизгнул от восторга Никифор. -

Глядите, раз-два - и нету желто-блакитной тряпки!

И вдруг меня с ног до головы окатило дымом. Я закашлялся и

присел... Что такое?

Дым валил снизу от железной дороги.

Я сделал Никифору знак, чтобы молчал, а сам, нырнув в траву,

осторожно пополз к обрыву. Глянул с обрыва вниз и обомлел. Башни,

серые вагоны... Прямо передо мной стоял петлюровский бронепоезд. "Цель

номер два... Как же это я прозевал?.. Да ведь он сейчас на Жмеринку

прорвется!" При этой мысли я даже похолодел весь.

В эту минуту в броневой стене вагона открылась потайная дверца. Я

совсем припал к земле, чтобы как-нибудь не выдать себя... Чья-то нога

в сапоге вытолкнула наружу веревочную лестницу, и по ней один за

другим спустились два офицера в английских, табачного цвета, костюмах.

Один сунул в рот трубку и подбоченился, прокаркав что-то на незнакомом

языке. Другому подали через дверцу маузер и гранату, он отошел от

вагона и...

Богуш!.. Я чуть не вскрикнул от изумления. Приподнявшись на

локтях, я посмотрел еще раз. Он, конечно он! Сытая, разъевшаяся

рожа... Вот ты где, подлая душонка, вот ты как... Я осторожно,

упершись лбом в землю, вытянул из кобуры наган.

Богуш что-то сказал англичанину и пошел крадучись осматривать

путь за поворотом.

- Стой, бандит! - взревел я, вскочив на ноги, и выстрелил.

Он отпрянул назад и закрылся локтем.

- Куда, шкура, предатель! Жмеринку захотел?

Я стрелял, сгоряча не попадая.

Богуш вдруг оскалил зубы и, размахнувшись, метнул в меня гранату.

Я успел отскочить за телеграфный столб, граната пролетела мимо и

грохнула в стороне.

Что делать? Я, прячась за столбом, начал наводить наган, чтобы

сразу выстрелить. Привстал на цыпочки и увидел фуражку Богуша: он

стоит, не шелохнется, - видно, потерял меня. Я осторожно подвернул под

ногу камень и стал целиться - прицелился в самую белую офицерскую

кокарду. Плавно спустил курок... Осечка! Ах ты черт!.. Я готов был

разбить наган о столб. Начал взводить снова курок - и тут только

увидел, что в барабане семь пустых гильз: все патроны выстрелены.

Прихватив наган зубами, я стал шарить по карманам. "Хоть бы патрончик

мне, хоть бы один только..." Ни патрона для нагана! Все ружейные.

А Богуш уже увидел меня и теперь стрелял размеренно, не торопясь,

выпуская из своего маузера пулю за пулей. Пули щелкали в столб или со

свистом пролетали мимо самых моих ушей.

Вдруг загремела и стала поворачиваться башня на бронепоезде.

"Пушку на меня наводят!" Я припал к земле и быстро отполз к Никифору.

Никифор лежал в траве ни жив ни мертв.

Я рванул его за рукав:

- Бежим!

Он начал торопливо отключать аппарат.

- Стой, обожди! - Я оттолкнул его, схватил трубку: - Федорчук,

эй, Федорчук!..

В это время с бронепоезда стегнул пулемет. Мы оба прижались к

земле, и пули веером пошли поверху, не доставая нас. Ха-ха, ничего у

них не выходит!

- Ослы, дурачье! - закричал я, чтобы подразнить английских

наймитов. - Ау, мы здесь, за откосом! Ай да башенный бронепоезд, двоих

безоружных людей не взять!

В ответ послышались ругательства.

Никифор схватил меня за руку:

- Они сюда лезут!

- Лезут? Хорошо! Федорчук! - крикнул я в телефонную трубку. -

Живо, беглый огонь, прицел - пятьдесят девять...

- Девяносто пять у меня записано, - забормотал матрос, - цель

номер два. Ты наоборот говоришь! Ведь так по наблюдательному...

- Без разговоров! Цель номер два здесь. Десять снарядов, огонь! -

Я подхватил аппарат, оборвал провода. - Бежим, Никифор!

И мы без оглядки бросились бежать.

- Скорее, скорее, Никифор!

С ревом навстречу нам шел снаряд.

- Ложись! - крикнул я, падая ничком. Мы распластались и замерли.

Страшный грохот...

Колыхнулась земля, и нас обоих забросало комьями. От удара

воздуха у меня хлынула из носу кровь.

Попали в бронепоезд? Нет? Ничего не видно. От дыма стало темно

как ночью.

Снова - как раскат грома - рванул второй снаряд...

- Третий... четвертый... пятый... - считал я, все отползая и

задыхаясь в едком дыму...

x x x

Петлюровцев и англичан отбросили от Жмеринки. Преследуя врага,

наша бригада захватила около сотни пленных, два полевых орудия, восемь

штук английских и французских пулеметов. Весь день после боя

комендантская команда подбирала в районе высоты "46,3" брошенные

винтовки, патроны и даже сапоги. Лихие завоеватели для скорости

улепетывали босиком.

Вся Жмеринка в этот день разукрасилась флагами. На вокзале гремел

духовой оркестр, и огромный обеденный зал, с окнами под потолок, был

полон бойцов и командиров. Столы были уставлены тарелками с супом и

жареным мясом. На некоторых столах даже постланы белые скатерти, а у

буфетной стойки давали каждому подходившему ломтик яблочного мармелада

и по пятку орехов.

Уже и садиться было негде, а в широко распахнутые двери валили и

валили наши загорелые и чумазые фронтовики. На вокзале денег не

спрашивали - ешь, пей вволю!

Я с командой тоже занял место у стола. Ребята, пощупав белую

скатерть, обтерли об нее свои ложки и принялись хлебать суп из тарелок

с гербами. Последним подошел к столу Малюга, причесанный,

подстриженный, прямо из парикмахерской. Он цыкнул на своего

племянника, забрал у него стул и сел рядом со мной, по правую руку.

Матрос прищурился на его приглаженную бороду, потом откинулся на

стуле, посмотрел на него издали и вдруг хлопнул себя по колену: "На

спор иду, что в бригаде нет второй такой бороды! Предлагаю объявить

данную бороду бородой бригадного значения!" Малюга хотел было

обидеться, но все за столом дружно заявили, что от такой бороды только