Избранное - Григорьев Николай Федорович (книги полные версии бесплатно без регистрации TXT) 📗
огневые налеты и диверсии против эшелонов неожиданно ослабели, а к
полудню и совсем прекратились. "Одно из двух, - подумал я, - либо
Теслер с бригадой крепко поколотили петлюровцев и они стянули все силы
против него, либо прорвались прямо к Виннице и там готовят баню".
Час от часу не легче. Как ни трудно нам приходилось в походе до
сих пор, но хоть враг был на виду. И мы знали, где ударить по нему из
орудия, где пустить в ход пулеметы, где развернуть цепь для атаки. А
теперь - где они, злодеи? Ясно, что мы со своим эшелоном все еще в
кольце, но где, когда, с какой стороны ожидать теперь их налеты? Мы
потеряли соприкосновение с противником, а это в бою самое скверное.
Я усилил наблюдательные посты на крышах вагонов и повел эшелон
еще осторожнее. Но зато мой батальон пассажиров торжествовал. Да и что
ж тут непонятного? Забаррикадированные в вагонах, почти безоружные,
едва защищенные от пуль, люди за сутки боев так исстрадались, что и
такую передышку встретили, как праздник.
Едва прекратилась стрельба, как во всех вагонах распахнулись
двери, пассажиры высыпали наружу, затеяли игры, возились и кувыркались
в траве, как малые ребята. Врач походного лазарета, подобрав халат,
пустился в "горелки" со снабженцем, сестры в белых косынках повели
хоровод.
Разбрелись мои пассажиры во все стороны... Волей-неволей пришлось
сделать остановку.
Эшелон стал.
Тут вышли погулять и раненые в серых халатах. Один боец без ноги,
ловко и проворно подворачивая костыль, приковылял к самому
бронепоезду.
- Спасибо, товарищи, - сказал он, низко наклоняя голову, чтобы
стянуть с себя фуражку, и заковылял дальше. Он прошел по узкому краю
насыпи, мимо пулеметного вагона, мимо паровоза и остановился перед
гаубицей.
Тут, гляжу, толпой двинулись к бронепоезду и другие раненые.
Бойцы, кто вприпрыжку, кто припадая на правый бок, кто на левый,
подходили и собирались у орудия.
- Она самая, ребята... Она и есть! - встречал безногий боец
каждого вновь подходившего.
Бойцы заговорили о походах. "Проскуров", "атаки у холмов под
Проскуровом", "Жмеринка", "высота 46,3" - упоминали бойцы знакомые нам
места. Многие кивали при этом на орудие. Бескровные, изможденные лица
раненых все больше оживлялись, а один из бойцов, при шумном одобрении
товарищей, вскарабкался к орудию и, заглянув в жерло, похлопал орудие
по его широким щекам, как закадычного друга-приятеля.
На нас, сидевших в блиндаже, раненые не обращали никакого
внимания.
Боец без ноги за все время беседы не проронил ни слова. Он стоял,
опершись обеими руками и подбородком на костыль, и задумчиво глядел на
орудие.
- Экая красавица!.. - вдруг сказал он, не сводя глаз с гаубицы. -
И хату ей поставили, а она будто у окошка... Чисто Гандзя!
Мой начальник артиллерии Малюга несколько раз уже порывался
прогнать раненых от орудия, но мы его осаживали. А тут уже он не
стерпел, выглянул из-за щита и, строго взглянув на раненого, сказал
веско:
- Какая тебе "Гандзя", ежели она шестидюймовая орудия!.. Понимать
надо - шестидюймовая орудия, гаубица!
- Да я ж то и говорю! - крикнул раненый, смеясь в глаза нашему
начальнику артиллерии. - Говорю: голубица, Гандзя!..
Раненый подковылял поближе к вагону.
- Чего насупился-то, борода? Али песен не певал? А я вот, гляди,
и без ноги, да пою!.. Есть у вас запевала?
- Есть, есть! - бойко ответили мои бойцы, высовываясь из блиндажа
и подталкивая вперед Никифора.
- Есть, - сказал Никифор и покраснел.
- "Гандзю", песню, знаешь? - деловито справился раненый. -
Запевай. Голубице вашей споем. Она у вас заслуженная...
Мои бойцы разместились вокруг орудия. Раненые стали в кружок
внизу.
Никифор обвел всех взглядом и поднял руку.
- Обожди-ка, - сказал матрос и крикнул вниз, раненым: - Нет ли,
друзья, гармошки? Может, тальянка или русская, мне все одно...
- Вот чего нету, того нету! - вздохнул безногий боец. - Сами без
гармошки страдаем... А вот голосов прибавить можно!
Он повернулся вокруг своего костыля и закричал:
- Э-гей, сестрицы! Ходите сюда с хороводом... Да цветиков
попутком насбирайте... Поболее несите цветов!
А бойцы уже грохнули звонкую песню:
Гандзя люба, Гандзя кыця,
Гандзя славна молодыця
- Голубица... Славна голубица! - подправлял на каждом куплете
раненый боец, а потом так и пошло: "голубица".
На песню группами подходили от эшелона любопытные. Но, узнав, что
и кому поется, сами становились в кружок и подпевали.
Вскоре около бронепоезда образовался хор голосов в двести.
Так славили нашу гаубицу.
А она, вся убранная цветами и зеленью, стояла суровая и грозная,
готовая каждую секунду смертоносным вихрем встретить врага...
- Что ж, теперь дело за небольшим, - сказал матрос, когда мы
двинулись дальше. - Остается только в паспорт имя вписать.
На первой же остановке он пошел в вагон к начальнику снабжения и
раздобыл у него баночку сурика. Взял кисть и вывел по бортам вагонов и
на будке паровоза жаркие крупные буквы:
ГАНДЗЯ
Так бронепоезд стал крестником красноармейцев.
x x x
Только на четвертые сутки, после яростной рукопашной схватки под
Винницей, нашей бригаде удалось наконец пробиться через вражеские
заслоны. Вышли из кольца и мы с бронепоездом, вытянув за собой
многоверстовой эшелон.
Разорванный фронт красных частей был восстановлен. Оба полка
бригады, кавэскадрон, отряды рабочих, батареи, повернувшись лицом к
врагу, снова стали на позиции. А эшелон продолжал движение в тыл. От
Винницы мы его уже не сопровождали - тут дорога была свободна до
самого Киева.
Состав за составом, шестнадцать поездов, набирая ход, двинулись
мимо бронепоезда. Нескончаемой чередой замелькали вагоны - красные,
зеленые, сине-желтые, белые, с окнами и без окон, с людьми, и грузом.
Раненые красноармейцы, доктора, санитары, банщики, пекари,
каптенармусы - сотни людей махали нам из окон, кричали, иные
выскакивали на площадки вагонов, иные карабкались на крыши, чтобы еще
и оттуда помахать бронепоезду шапкой.
Паровозы эшелона, прокатывая мимо, приветствовали бронепоезд
гудками. Наша "овечка" пронзительно ревела в ответ, обдавая всех
теплыми брызгами пара. А мы - вся команда - стояли шеренгой, руки по
швам, гордые своим поездом и друг другом, счастливые...
Взметая пыль, полным ходом пронеслись поезда. Наконец
стукнул-грохнул последний из семисот вагонов, и через минуту и этот
поезд пропал вдали. Замирая, прогудел гудок паровоза...
Матрос выступил из шеренги.
- Все прошли? Ты пересчитал, товарищ командир?
- Пересчитал. Все.
- Все, все, - заговорили кругом, - все шестнадцать! Как партию
приняли, так и сдали - в целости, сохранности.
Особенно тепло мы распрощались с батарейцами. Бронепоезд, сделав
маневр на станционных путях, подогнал площадку с пушкой к каменной
разгрузочной платформе. Тут уже стояла в сбруе четверка артиллерийских
лошадей. Вручную мы выкатили трехдюймовку на мостовую, и артиллеристы
приподняли ее за хвост, прицепили к тележке, "передку". Потом подошли
прощаться. Я каждого расцеловал и поблагодарил за братскую помощь,
оказанную нам в походе.
Ездовые пришпорили лошадей, загремела, сотрясаясь на ухабах,
пушка, и Кришталь, усевшись на передке, обернувшись, крикнул:
