Избранное - Григорьев Николай Федорович (книги полные версии бесплатно без регистрации TXT) 📗
Так сказали бойцы.
x x x
А враг подтягивал войска... Через пленных стало известно, что
петлюровцы решили окружить под Казатином бригаду и прикончить всех
нас, чтобы, как говорили они, "не заносить кровь в Киев". Петлюровцы
намеревались вступить в украинскую столицу в начищенных сапогах,
смиренными христианами, под колокольный перезвон древней
Киево-Печерской лавры.
Под напором был оставлен Казатин.
Бои завязались на подступах к Киеву...
Трудящиеся Киева спешили с подмогой: на паровозах, на дрезинах, с
товарными, дачными поездами и пешком по шпалам шли и ехали на помощь
рабочие. Были тут старики и даже женщины. Плохо вооруженные, наспех
сформированные в отряды, шли они бесстрашно в бой. Но слишком неравны
были силы. С запада давил на нас, уже торжествуя победу, Петлюра; с
юго-востока стремительно подходил к Киеву Деникин. Мы видели: не
удержать нам натиск врага.
Телеграф в штабе беспрерывно получал депеши-шифровки: из глубины
Советской России по железным дорогам к Киеву двигались красноармейские
части. Вот кто мог нас выручить!
Но враг уже навязал нам решительный бой...
Киев двинул на фронт свои последние резервы - красных курсантов.
Горько было сознавать, что ребят сорвали с учебы. А какие - я поглядел
- молодцы! Еще немного - и получились бы из них, юных рабочих и
крестьян, образцовые командиры...
Батальоны курсантов выступили на позиции, как на парад, с музыкой
и развернутыми знаменами, все, как один, в зеленых шапочках пирожком,
строгие, подтянутые.
Раз-два, раз-два... - шагали курсанты, и, глядя на их выправку,
каждый невольно оправлял на себе ремень и фуражку и сам весь
подтягивался.
Ввели в бой курсантов. Еще выше подняли они знамена, еще громче
ударила музыка. Наступавшие встретили курсантов бешеным огнем. Но
славные бойцы шли вперед все тем же размеренным шагом, не оборачиваясь
и не пригибая головы.
В рядах врага началось замешательство. И тут бойцы нашей бригады,
изможденные, израненные, спотыкавшиеся даже под тяжестью собственных
винтовок, подхваченные великой силой товарищества, стремительным
ударом во фланг опрокинули передовые части петлюровцев.
Курсанты довершили дело: не дав им опомниться, они отбросили их
обратно за Казатин.
x x x
Эта победа, пусть неполная, временная, победа среди многих
поражений, просияла для нас ослепительным лучом: все на деле
почувствовали, что уже не за горами тот день, когда Красная Армия
вышвырнет вон всех ненавистных врагов советской земли.
В эти дни на бронепоезде счастливейшим человеком был Никифор. Да
и как иначе? Ведь курсанты - те самые, среди которых его брат, кузнец,
- сломили врага. Никифор с пылающими щеками всем и каждому
рассказывал, как шли курсанты и как он перед самой атакой повстречался
с братом: "Подбежал я... Митька! - кричу. А он как подденет меня за
пояс - да кверху. У меня дух прочь. Забыл я про его повадку под ремень
хватать... Да вот, обождите, придет ко мне. Сами увидите, каков
силач!"
Да где уж тут было в гости ходить! Так и не выбрался к нам
любимый брат Никифора. Не случилось нам повидать знаменитого кузнеца!
x x x
Газеты теперь присылали прямо из Киева. В поезде у меня иначе и
не укладывались спать, как только прочитав свежие газеты от строчки до
строчки.
Читали про разгром Колчака и другие фронты, про свою Советскую
страну, про Москву и Кремль, где Ленин; читали и все больше говорили о
мире. Но добыть мир и спокойствие для советского народа, мы понимали,
можно было только силой оружия.
Глава одиннадцатая
Курсанты помогли бригаде удержать фронт до прибытия подкреплений
из тыла.
И вот пришли к нам свежие войска - каждый боец в ярко-зеленой,
еще не успевшей полинять гимнастерке, в скрипящих сапогах, с новенькой
винтовкой. Приклады у новых винтовок были совсем белые, едва
загрунтованные: не успевали наши заводы красить винтовки, да, видать,
и нечем было.
Поротно и побатальонно ночными маршами выходили прибывшие бойцы
на линию фронта. Началась общая перегруппировка сил бригады.
С нетерпением все ждали наступления.
И вот наконец пришел этот долгожданный час... Все части бригады,
и бронепоезд в том числе, получили извещение: "Штаб готовит общий
боевой приказ. Иметь на красноармейцах двойную норму патронов,
санитарные пакеты и продовольствие. Назначить в окопах дежурные части,
остальным дать полный отдых".
Извещение из штаба пришло с вечера. Меня с бронепоездом оно
застало на позиции. Я выждал, пока стемнело, и отвел бронепоезд для
снабжения боеприпасами на ближайшую тыловую станцию Попельня.
Снабдились. Я послал в штаб бригады связного.
Штаб расположился в поселке, недалеко от станции; связной должен
был доставить мне оттуда приказ.
Предварительное извещение мы получили с вечера, но я уже знал из
практики, что самый приказ будет издан ночью.
Наш комбриг подписывал приказы перед самым началом операции. Он
делал это для того, чтобы противник, если бы он даже и перехватил
через своих шпионов приказ, не успел бы ничего предпринять.
А в эту ночь еще с нашей стороны работала усиленная разведка:
штаб собирал самые последние данные о расположении наступавших, их
коммуникациях и резервах.
Словом, у бойцов было время, чтобы хорошо отдохнуть.
И вот мы, команда бронепоезда, собрались под бревенчатой крышей в
нашем "кубрике". Перед боем ведь всегда тянет побыть с товарищами...
Уселись мои бойцы в кружок около фонаря, потолковали о том о сем, сели
писать письма. Кто писал отцу, кто матери, кто прямо на деревню -
"обществу". Многим некуда было писать: родные места остались за
фронтом, и бойцы, чтобы облегчить тосковавшее сердце, посылали о себе
весточки в семьи товарищей. И вышло так, что под письмом Панкратова -
он писал к себе в Рязань - подписались еще двое, в письме пулеметчика
Молодцова поставил свою фамилию и его напарник Крыниця. А матушка
Никифора обрела в эту ночь целых пятерых нареченных сынов...
Кончили бойцы писать, стали складывать письма треугольничками.
- Ну, а от бобылей-то поклон посылаете? - пробурчал матрос, все
время молчавший. - От меня бы послали... Не грех и от командира слово
прибавить.
Тут попали в письма и наши поклоны.
Федорчук собрал всю почту и понес на станцию.
Оттуда он вернулся со свежими газетами.
И как же мы обрадовались все, когда вдруг неожиданно в вагон
вошел Иван Лаврентьич!
Он распахнул плащ, похлопывая себя по карманам:
- Ну что ты скажешь? Собрался в объезд частей, а табачок забыл...
Дай-ка, думаю, загляну на огонек в попутную избу, авось добрые люди
выручат!
Он, посмеиваясь и приглаживая усы, присел на ящик.
Ребята принялись угощать его из своих кисетов.
Иван Лаврентьич взял по щепотке табаку у одного, у другого, а
матрос принес ему нераспечатанную осьмушку из нашего артельного
запаса. И сразу же захлопотал насчет чая.
- А ты это брось, Федорчук, - остановил его Иван Лаврентьич. -
Недосуг мне с вами чаевничать. Сейчас поеду.
Но мы не отпустили начальника политотдела.
- Иван Лаврентьич, - заговорили бойцы, - побудьте с нами.
Обрисуйте нам текущий момент! Охота знать, что на свете делается...
