И нитка, втрое скрученная... - Ла Гума Алекс (библиотека электронных книг TXT) 📗
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
И нитка, втрое скрученная... - Ла Гума Алекс (библиотека электронных книг TXT) 📗 краткое содержание
И нитка, втрое скрученная... читать онлайн бесплатно
АЛЕКС ЛА ГУМА
Родина Алекса Ла Гумы — Южно-Африканская Республика, страна-концлагерь. Под гнетом фашистского режима здесь томятся миллионы коренных жителей — чернокожих и цветных. Но и в невыносимых условиях, в атмосфере полицейских облав, массовых арестов и политических убийств писатели Южной Африки бесстрашно борются за освобождение народа, отдавая этому великому делу все свои силы, весь свой талант.
Алекс Ла Гума родился в 1926 году. Он уроженец „цветных" кварталов Кейптауна, сын Джимми Ла Гумы, одного из зачинателей и вождей антирасистского движения. Уже в ранней юности Алекс включился в освободительную борьбу. С начала пятидесятых годов он активный участник народных выступлений против расизма, автор гневных публицистических статей в прогрессивных органах печати — журнале „Шайтинг ток" и газете „Нью Эйдж". Правители ЮАР давно его преследуют. Не раз Ла Гума подвергался репрессиям, много месяцев провел в тюрьмах. А в 1962 году его приговорили к пяти годам домашнего ареста. Произведения писателя строжайше запрещены у него на родине.
Это не случайно. Все, что вышло из-под пера Ла Гумы, посвящено одной теме-борьбе африканского народа за свои права. Две его повести — „Скитания в ночи", „И нитка, втрое скрученная…", а также цикл рассказов получили широкое признание передовых людей в ЮАР и за ее пределами.
„Скитания в ночи" — горестная повесть о жизни обитателей шестого района Кейптауна, где негры и цветные задавлены нищетой, бесправием, непосильным трудом. На каждом шагу — унизительные запреты, оскорбления, полицейский террор. Герои произведения — Майкл Эдонис и Виллибой — не хотят мириться с тем, что попирается их человеческое достоинство. Они исступленно ненавидят угнетателей, но не знают пока путей борьбы. Где же выход? Что делать? — такие вопросы сами собой напрашиваются при чтении суровой и правдивой книги „Скитания в ночи".
Поисками ответа на эти насущные проблемы продиктована другая повесть Ла Гумы — „И нитка, втрое скрученная…", предлагаемая читателю. На первый взгляд кажется, что здесь отображена та же беспросветная жизнь, что и в „Скитаниях…". Героями также являются бесправные темнокожие — поденщики, уборщики, сторожа, мелкие уголовники, безработные, проститутки. Мы видим униженных, озлобленных дискриминацией людей — опустившуюся „пьяную Рию", безработного Романа, ставшего мелким вором, жалкую Сюзи Мейер, которая завидует „сладкой жизни" господ. Но главный герой повести — молодой африканец Чарльз Паулс — человек иного склада. Он уже понимает, что его народ несчастен потому, что люди разобщены. „Всего труднее перенести беду, если человек один… — говорит Чарльз Паулс. — Людям надо быть вместе". Так приходит к жителям трущобного района Кейптауна идея солидарности обездоленных, идея совместной борьбы за равноправие и свободу.
Алекс Ла Гума не одинок, бок о бок с ним работают талантливые писатели, которым дороги те же идейные и художественные принципы. Это — Питер Абрахамс, Эзекиель Мпахеле, Ричард Рив, Льюис Нкози и другие. Они опираются на традиции критического реализма, созданные лучшими мастерами мировой литературы. Но особенно плодотворно влияние на Ла Гуму великого пролетарского писателя Максима Горького, которого он считает своим учителем. „Для меня, — пишет он, — человека, живущего в такой стране, как Южная Африка, где мы сталкиваемся со всеми самыми худшими проявлениями расизма, экономической эксплуатации, социального неравенства, глубочайшей безнадежностью и жестокостью, идеи Горького были лучом света, рассеявшим густой мрак эксплуататорского общества".
В настоящее время писателю удалось вырваться из лап расистского правительства. Он снова активно окунулся в общественную деятельность, принял участие в Третьей конференции писателей стран Азии и Африки в Бейруте. Ла Гума — друг Советского Союза, в течение последних лет он не раз был гостем нашей страны. Им написан новый роман „Каменная страна" — о тюрьмах Южной Африки, где томятся лучшие сыны ее темнокожих народов. Писатель полон творческих сил, он убежден, что борьба африканцев за свое освобождение, поддержанная всеми честными людьми на земле, завершится полной победой.
МИХАИЛ КУРГАНЦЕВ
И НИТКА, ВТРОЕ СКРУЧЕННАЯ…
БЛАНШ, С ЛЮБОВЬЮ
Двоим лучше, нежели одному,
потому что у них есть доброе
вознаграждение в труде их.
Ибо, если упадет один, то другой
поднимет товарища своего.
Но горе одному,когда упадет,
а другого нет,который поднял бы его.
Также, если лежат двое,
то тепло им; а одному как согреться?
И если станет преодолевать кто-либо
одного, то двое устоят против него.
И нитка, втрое скрученная, не скоро порвется.
Книга Екклезиаста, IV. 9—12
1
На северо-западе сгущались облака, сначала похожие на хлопья ваты, гонимые по небу напористым ветром, потом — на клубы серого дыма и, в конце концов, — на вздыбленные под самую высь крепостные валы с бастионами. Мрачная стена тянулась через весь горизонт, и солнце уже не сияло, а только угадывалось в бледном свечении за серой пеленой. И море было серое и свинцовое. Оно лениво колыхалось, как тяжелое полотнище на утихающем ветру. Осень рано пришла в тот год, а за ней и зима, и небо затянуло тяжелыми тучами, грозившими земле дождем. На взморье, в парках и на фермах с деревьев уже опали листья, и только по склонам и на вершинах гор, тянувшихся вдоль моря, зеленым по серому еще проступали сосны, смоковницы и редкие дубы, и земля упрямо хранила здоровый темно-коричневый цвет.
Первый дождь просеялся из туч моросящим туманом и остался лежать влажной пеленой на земле, на скамейках бульваров и на отвесных гладких стенах зданий, асфальт улиц и дорог почернел от него. Потом этот первый дождь прошел, оставив после себя только холодную сырость в воздухе и обещание вернуться.
Настал июль, и набрякшие тучи походными колоннами двинулись на землю с океана; подгоняемые окриками резкого ветра, они брели, прихрамывая, со стертыми ногами, через все небо в наступление на твердыню гор. Какое-то время горы сдерживали их, и дожди опустошали только побережье, и завеса их разбивалась о колючие вершины. На флангах дождь падал в море. Высокий, облаченный в серое туман отрезал горы от неба и всего остального мира и зловещим знамением повис над землей.
Потом дожди пробили бреши в линии обороны и стали делать вылазки на пригороды, налетая и снова отступая, — по утрам на окнах стыли струйки влаги и сырость лежала на бетоне шоссе, убегавшего на север, мокро блестели широкой дугой изгибающиеся рельсы железнодорожных путей.
За городом земля принимала дождь и поглощала его, впитывая влагу и все темнея, пока не стала совсем черной. Земля утоляла жажду ливнями, а потом, пресытившись, размякла, и когда человек ступал на нее, поддавалась под ним, и в грязи оставались кривые борозды от его подошв, или, если он шел босой, круглые лунки, где он давил пяткой и подушечкой ступни, и отдельно, совсем меленькие, от пальцев его ног.
Жители, ютящиеся в убогих хижинах и лачугах вдоль государственного шоссе, по обеим сторонам железнодорожных путей и на песчаных пустырях, тревожно следили за небом, не сводя глаз с северо-запада, где за горой нависли разбухшие от влаги тучи. И когда разразились дожди, забарабанив по крышам, рабочие потащили домой подхваченные где придется коробки из гофрированного картона, листы ржавой жести, обрезки оцинкованного железа, чтобы спешно залатать прохудившиеся кровли. Этот хлам укладывали на крышах и прижимали камнем потяжелей, чтобы не снесло ветром.
