За Москвою-рекой - Тевекелян Варткес Арутюнович (читать книги полностью без сокращений .TXT) 📗
Ответив легким кивком головы на поклоны, начальник главка торопливо прошел в кабинет. Вслед за ним в приемную вошли посетители. За долгие годы руководящей административной работы Василий Петрович выработал для себя целую систему правил поведения: не отвечать на бумаги, прежде чем они не «отлежатся», не подписывать лично сомнительные документы, держать себя строго и недоступно с подчиненными и — главное— заставлять посетителей некоторое время потомиться в приемной. Последнее правило, по его мнению, укрепляло авторитет руководителя и отбивало у людей охоту досаждать начальству по пустякам.
Верный этим своим правилам, Василий Петрович прежде всего занялся просмотром утренней почты. На массивном письменном столе уже лежали три толстые папки в коленкоровых переплетах с надписью золотом «На подпись» и десяток аккуратно сложенных телеграмм. Просмотрев телеграммы, он подвинул к себе откидной календарь, перевернул два листа, собираясь сделать заметки. Тут его внимание привлекла собственноручная запись, сделанная недели две тому назад: «День рождения Егора, не забыть». А ведь забыл! Даже денег не припас на подарок...
Василий Петрович откинулся на спинку кресла и некоторое время сидел неподвижно. «Как они там?..» Он давно не был у своей бывшей жены, Дарьи Антоновны, больше года не видел сына и ничего не знал о них. «Следовало бы съездить к ним»,— подумал Василий Петрович, но тут же покачал головой. Видеть постное лицо Дарьи, выслушивать ее упреки... Нет, у него и без того достаточно (всяких неприятностей.
Он решительно нажал кнопку звонка и попросил вошедшую секретаршу позвать Никонова.
Василий Петрович считал Юлия Борисовича своим человеком, хотя и недолюбливал его. Переходя из комбината на работу в главк, он взял Никонова с собой и назначил начальником отдела капитального строительства. На это у него были причины особого порядка.
Сразу после войны в адрес комбината поступил эшелон с текстильным оборудованием, и главный механик Никонов был назначен Василием Петровичем председателем приемочной комиссии. Дри разгрузке оборудования Юлий Борисович обнаружил в двух больших, четырехосных вагонах великолепную трофейную мебель, вывезенную, вероятно, из имения какого-то сбежавшего фашистского воротилы,— спальню красного дерева, новенький кабинет, столовую с двумя буфетами и круглым столом, диваны, качалки, часы, несколько ковров, шесть полотен известных старинных мастеров, пианино и множество разной мелочи. Все это — без описи и накладных. При виде такого богатства у Юлия Борисовича разгорелись глаза, он приказал рабочим закрыть вагоны и собственноручно запломбировал их.
Вечером, в кабинете Василия Петровича, Никонов, захлебываясь от восторга, рассказал о своей находке и закончил тем, что предложил директору взять мебель себе.
-— Что вы говорите? Как это можно? — Василий Петрович даже опешил от неожиданности.
— Очень просто: купить,— невозмутимо ответил
Юлий Борисович и изложил свой план: — Такая мебель фабрике, безусловно, не нужна, ее даже поставить некуда. Вы понимаете, она стильная, из дорогих пород дерева. По-моему, самое лучшее — продать эту мебель инженерно-техническим работникам, конечно, за подходящую цену,— добавил он.— Можно создать оценочную комиссию и продажу оформить по всем правилам закона. Я берусь все это сделать, а вы, на всякий случай, возьмите разрешение у начальника главка или у заместителя министра на распродажу. Не выбрасывать же такую мебель на улицу!
— Разрешение, пожалуй, дадут,— после некоторого раздумья ответил Василий Петрович.— Но, знаете, мне лично как то неудобно покупать что-нибудь...
— В таком случае берите себе мелочь — ну, хотя бы книжный шкаф! Остальное купят другие, а я перевезу к вам. Кстати, у вас на даче не мебель, а рухлядь какая-то.
Получив молчаливое согласие директора, Никонов с присущей ему энергией принялся за дело. Для отвода глаз часть мебели — самое ненужное — он передал детскому саду, штук десять дубовых стульев перевез в фабричную столовую, кое-что продал за наличный расчет начальникам цехов и, выбрав для себя новенький кабинет карельской березы и шредеровский рояль, перевез остальное на дачу к Толстякову. Василий Петрович за гроши обставил дачу великолепной мебелью, а Никонов стал владельцем дорогого кабинета, ковров и нескольких ценных картин.
Юлий Борисович, одетый, как всегда, с иголочки, поспешил на зов начальника.
— Слушаю! — сказал он, вытянувшись по-военному.
— У меня к вам большая просьба... личного порядка,— начал Василий Петрович.— Сегодня день рождения моего Егора, ему исполняется семнадцать лет. Я совсем забыл об этом и только сейчас вспомнил. Ничего не приготовил для мальчика и вряд ли сумею побывать у них. Выручите, пожалуйста, организуйте что-нибудь для Егора и поздравьте его от моего имени...
— Не беспокойтесь, все будет сделано,— с готовностью согласился Никонов и после короткого раздумья добавил:—Попытаюсь достать для него отрез на костюм — «метро» или «люкс». Мальчик уже большой... товарищи, барышни,— пусть одевается поприличнее. Может быть, заодно удастся достать шерсть для Ларисы Михайловны...
— Что вы, Юлий Борисович, какие там барышни в его возрасте! — Василий Петрович словно и не слышал об отрезах и в который уже раз подумал: «Ловкач! Такому палец в рот не клади».
Он попросил Никонова купить коробку шоколадных конфет и бутылку сладкого вина.
В течение часа Василий Петрович* просматривал почту, делал, заметки на листках календаря,* размашистым почерком накладывал резолюции, писал коротенькие записки работникам аппарата и только тогда, когда бумаги во всех трех папках были просмотрены, велел секретарше «пустить людей». Власова он решил принять последним, чтобы потом поехать вместе с ним на комбинат и лично представить нового директора коллективу.
Прием подходил к концу, а машины все еще не было. Пришлось позвать Власова.
— Поздравляю,— сухо сказал Василий Петрович и протянул Власову через стол руку.— Приказ о вашем назначении подписан. Будем надеяться, что вы должным образом оцените оказанное вам министром доверие и постараетесь оправдать его.
В ответ Власов чуть заметно пожал плечами. Он был зол на начальника главка за то, что тот заставил его долго проторчать в приемной, и с сердцем сказал:
— Везде, на любой работе, я делаю все, что в моих силах, и при этом совершенно не думаю, оправдаю я чье-нибудь доверие или нет!
Василий Петрович испытующе посмотрел на него. «Ну и норов же у человека! Вместо того чтобы поблагодарить, сказать какие-то вежливые, любезные слова, как это делаюг обычно все люди, он еще ершится'. Ишь и подбородок упрямый... Ничего, мы и не таких обламывали...»
Наблюдение Василия Петровича было правильным: .Действительно, подбородок у Алексея Федоровича Власова резко выступал вперед, как это бьгвает у волевых людей. Большой, плечистый, с развитой мускулатурой, Власов больше напоминал рабочего или спортсмена, чем человека умственного труда. Худощавый, чуть обветренное, продолговатое лицо, высокий лоб, вдумчивые карие глаза под взлохмаченными бровями заставляли внимательно присматриваться к нему.
— Откровенно говоря, я был против вашего назначения,— снова заговорил Толстяков, — считал, что рановато выдвигать вас на такую ответственную работу. Но министр рассудил иначе. Ему, конечно, виднее...
— Согласен с вами. Я по природе техник и к административной деятельности особого тяготения никогда не испытывал, но приказ есть приказ, и ему следует подчиняться,— ответил Власов, продолжая стоять, у письменного стола начальника — тот так и не предложил ему сесть.
— Вот-вот, — оживился Василий Петрович,—как раз об этом я и хотел поговорить с вами. Зная кое-что о вашей деятельности на посту главного инженера суконной фабрики, я полагал своим долгом предостеречь вас от необдуманных действий. То, что порой позволительно главному инженеру, не дозволено директору. — Начальник главка сидел неподвижно, только глаза его время от времени хмуро поглядывали на Власова. — Вы должны твердо усвоить следующую истину: фабрика не экспериментальная мастерская, и директор не исследователь. Для исканий и опытов существуют специальные институты, научные лаборатории. Наше дело—выполнять государственный план, давать стране продукцию. Комбинат, куда вы идете работать директором, находится в тяжелом положении. Ваш предшественник развалил работу и последние три месяца не выполнял плана; Займитесь планом и только планом, обеспечьте любой ценой его выполнение!
