Красные петухи (Роман) - Лагунов Константин Яковлевич (читаемые книги читать онлайн бесплатно .txt) 📗
На исходе третьего дня Вениамин влетел в комнатку без стука, от порога заговорил:
— Радуйтесь, Катя! Теперь вам не надо прятаться, не надо выдумывать. Ваше воскресение узаконено и даже одобрено властью. Читайте! — Сунул переполошившейся Катерине пахнущие краской «Губернские известия», ткнул пальцем в обведенную красным карандашом статью. — Только вслух.
Катерина присмотрелась к газетному шрифту и сначала неуверенно и с запинкой, потом все бойчее стала вполголоса читать статью «Тайное становится явным».
— «В начале декабря всю губернию потрясло известие о зверской расправе кулаков над продотрядовцами в селе Челноково Яровского уезда. Следствие, проведенное чека, не дало пока никаких результатов. И вдруг хозяйка сгоревшего дома красноармейка Катерина Пряхина оказалась жива. Невероятно, но факт. Вот что рассказала она нашему корреспонденту…»
Далее шел рассказ о спасении и бегстве Катерины из Челноково. Только о Корикове, принесшем продотрядовцам самогон, — ни слова. Статья заканчивалась угрозами кулакам- поджигателям и заявлением следователя губчека Арефьева: «Ухватившись за эту живую ниточку, мы размотаем клубок и жестоко покараем виновников гибели стойких бойцов революции».
— Что ж теперь будет? — встревожилась Катерина.
— Ничего, Побываете у Арефьева, повторите, что здесь написано. Только уж никаких прибавлений и отклонений. Потом наверняка Чижиков захочет повидать вас. Еще раз повторите. И все, И вы — вольная птица. Можете устраиваться на работу, выходить замуж… — Засмеялся и сквозь смех договорил: — Вы такая напуганная и встопорщенная, будто воробей перед кошкой…
Катерина была в замешательстве: и радовалась, что больше не надо ни от кого таиться, и тревожилась из-за предстоящего объяснения в губчека, где придется скрыть правду о Корикове. Что-то недоброе чудилось ей во всем этом. Приправлена была самогоночка — это точно. Знал ли об этом Кориков? Ну как знал! Какая веревочка вяжет его с Вениамином? А может, нет никакой веревочки, просто уважает Вениамин челноковского председателя и хочет уберечь от подозрений… До сих пор жила сама по себе, ни во что не встревала, мыслимо ли так вот, вдруг разобраться во всей этой путанице? Да и надо ли?..
Женским чутьем Катерина угадывала близкую и крутую перемену в своей судьбе, и пугалась, и рвалась к роковой черте, и замирало сердце.
— Что с тобой, Катя? Да что ты в самом деле, одеревенела. что ли! — испуганно вскричал Вениамин, не замечая, что вдруг сказал ей «ты».
Совсем близко она увидела окантованные длинными рыжими ресницами выпуклые белесые глаза. В них — тревога, недоумение и нежность. Неужели?.. Не обманулось сердце. Зажмурилась — и тут же его губы прикипели к ее губам. Задохнулась. Поцелуи жгли щеки, шею, дурманили, мягчили упругое тело.
— Помешкай, Веня… обожди…
— Ночью… приду…
Давно растаял звук захлопнутой двери, давно затихли торопливые шаги в коридоре, а пол под Катериной все еще покачивался, и голова легонько кружилась, и не хватало воздуху.
«Господи, что со мной? Ровно и не я… Хочу одно, делаю другое. Сколь блюла себя, и вдруг… Да и нелюб вовсе. Стосковалась, а он тут. Каждая жилочка наособицу дрожит. Забери его лихоманка… Сейчас отойду. Лешак, как он вдруг ястребом пал… Не железная ведь. Ссохлась без мужа. Оттолкну его, и дале так будет. Ни радости, ни счастья, И жалко его — так заботится… Ошалела, дура. Он хоть мужицкого корню, а барин. Побалуется — и до свиданья… Не на такую напал. Приходи, голубок, поцелуй пробой да ступай домой…»
Вечером она раз десять вскакивала с постели, то отпирая, то вновь накидывая крючок. Измучилась, издергалась, извелась. Все-таки уломала себя — заставила запереться. Вскочила, прошлепала босиком к двери, взялась за ручку, а дверь вдруг поплыла.
— Кто? — придушенно вскрикнула Катерина.
— Катенька, — прозвенел Вениамин пересохшим ртом. Схватил ее и, тиская и целуя, понес к постели…
На две неравные части рассекала Северск маленькая вонючая речонка Северянка. Летом она совсем пересыхала, лишь по самому дну глубокого оврага лениво змеился не видимый в густой траве мутный ручеек. По обоим склонам оврага кучно лепились землянки и домишки северской бедноты. Этот приовражный район города назывался Логом и имел дурную славу. В Логу таились воровские притоны, жили скупщики краденого, мелкие ростовщики и иные темные дельцы, привыкшие добывать хлеб насущный любым способом, кроме честного труда. Девки из Лога умели пить водку, едко и замысловато материться, любили задирать благовоспитанных барышень. Парни славились отчаянной смелостью, спайкой и жестокостью.
В Логу жили известные в городе ремесленники, кустари- умельцы. Там же обитала и знаменитая на всю Западную Сибирь знахарка Евдокия Фотиевна Панова, которую и стар и мал в округе называл просто «баба Дуня», Это была грузная, рыхлая, малоподвижная старуха с крупным, большеносым, дряблым лицом, подслеповатая и несдержанная на язык. У нее были сильный грудной голос и чуткие ласковые руки.
Притулившийся на самом краю оврага маленький аккуратный домик бабы Дуни был обшит тесом, который давно почернел и кое-где подгнил, но резные ажурные наличники и изукрашенные кружевной резьбой ворота всегда блестели свежей краской. В мощенном плахами, крытом дворике в любое время года было чище, нежели в иной избе. Летом там на вешалах и веревках сохли пучки разных лечебных трав, от которых сочился дивный, кружащий голову аромат. Травы, коренья, ягоды, кору и почки собирали бабе Дуне все мальчишки Лога. Не счесть пятаков и гривенников, которые баба Дуня переплатила своим горластым, любопытным и проворным поставщикам.
К ней шли отовсюду с любой бедой, с любой болячкой: полюбившегося парня присушить, мужа-изменщика от любовницы воротить, нежеланный плод вытравить или, наоборот, поспособствовать зачатию долгожданного ребенка, погадать о судьбе, резвеять кручину — словом, исцелиться от самых разных душевных или телесных недугов. Шли днем и ночью, приезжали за сотни верст. Она всех принимала одинаково — грубовато-приветливо, всех пользовала, никогда не оговаривая наперед и не прося после никакой платы, принимая со скупой благодарностью любые вознаграждения. Она свято хранила чужие тайны и чужие рубли, которые сносили ей жены горьких пьяниц, накапливая таким образом деньги на покупку какой-нибудь необходимой вещи.
Поговаривали, что в молодости баба Дуня была необыкновенно красива и любвеобильна, пережила троих мужей, вырастила трех дочек, которые разлетелись в разные стороны и давным-давно не показывались на родном подворье. У младшей беспутной дочери баба Дуня отняла ребенка и сама выходила, выпестовала красавицу Катеньку. Прочила ей бабка именитого и богатого жениха, а Катерина влюбилась в челноковского бобыля-красноармейца и, когда тот демобилизовался, ушла с ним от бабки в Челноково.
Говорили, что когда-то баба Дуня зналась с самим Гришкой Распутиным, что будто бы от нее тот и узнал все приворотные, целебные и ядовитые коренья и травы, за что не раз одаривал свою наставницу дорогими подарками и даже приглашал ее в Питер… Да чего только не говорили о бабе Дуне, на то она и звалась колдуньей.
Бдительно охраняемый соседками, нарядный домик бабы Дуни пустовал почти два месяца. Хоть она и слыла колдуньей и зналась якобы с самим сатаной, однако церковь посещала аккуратно, строго блюла посты, лба не перекрестив, за стол не садилась, за дело не бралась. Раз в год она уходила на богомолье в далекий Абалакский монастырь и там замаливала свои и чужие грехи.
Три дня назад баба Дуня вернулась из Абалака. Первое, о чем спросила она встречавших соседок, было: «Нет ли Катерины здеся?»— «Ни самой, ни весточки», — ответствовали бабы. «Беда с ней какая-то, — встревоженно проговорила баба Дуня, — чую — беда. Оклемаюсь с дороги, схожу на базар, может, разыщу мужиков из Челноково, спытаю. Вещует сердце недоброе, ой, вещует…»
Чтобы поспеть к разгару базара, баба Дуня поднялась затемно. Истопила русскую печь. Поставила на стол воркующий самовар и принялась за завтрак. Она любила поесть вкусно, была разборчива в пище.
