Киевские ночи (Роман, повести, рассказы) - Журахович Семен Михайлович (читать книги бесплатно полные версии .txt) 📗
Ну а потом? Потом наступил день, о котором Марии было стыдно вспоминать. Она встретила Тоню с голубым свертком на руках. Тоня смеясь откинула угол одеяльца, и Мария увидела сморщенное личико с глазами, круглыми как пуговки.
Мария нерешительно коснулась пальцем синеватой щечки.
— Не бойся, — смеялась Тоня, — возьми на руки. Подержи немного. Пора уже и своего завести. Ей- богу, Марийка, пора. Почему ты замуж не выходишь?
— Успеется.
— Ждешь рыцаря без страха и упрека?
— Вот именно.
— Долго придется ждать. Они только в романах водятся, и то… Ищи обыкновенного человека.
— А мне и нужен обыкновенный рыцарь. Только я хочу, чтоб и он меня искал.
— Э-э, Марийка, в наше время высоко ценится инициатива.
— Чего нет, того нет.
— Ну, если не инициатива, то хотя бы… — у Тони запрыгали чертики в глазах.
— Что хотя бы? — Мария ни малейшим движением не показала, как ее раздражает этот разговор.
— Хотя бы, в соответствующий момент… иной раз бывает… девушке не следует говорить «не надо». — Это «не надо» Тоня произнесла прерывистым шепотом, именно так, как иногда говорят девушки, и звонко захохотала.
Кровь ударила Марии в лицо. Она пристально посмотрела на Тоню, но сразу же поборола свою вспышку, нашла в себе силы улыбнуться и ответить какими-то незначащими словами.
Конечно, Тоня не ее имела в виду, она сказала это просто так. Это была шутка без адреса. Но она больно напомнила Марии тот вечер, когда она и Савва бродили допоздна в пригородном лесу и говорили-говорили. Люди, события, книги, близкое и далекое, прошлое и будущее — всё переплелось в этом разговоре. И как они понимали друг друга!
Мария взволнованно сказала: «Сколько поэзии подарил нам этот вечер!» Савва молча обнял ее, прижал крепко, еще крепче. И тогда она, тяжело дыша, прерывисто прошептала: «Не надо».
Чего она боялась? Его горячих, нетерпеливых рук? Нет. Ей было жалко этих минут душевной полноты, нежности. Молчать бы, молчать, и только. «Ты слишком строга, Мария, и тебя трудно понять». Горе мое, что же тут понимать?
С той же вымученной улыбкой Мария продолжала слушать Тонину болтовню:
— Я тоже раньше так охала: «Не на-адо»… А с Саввой, нет уж, поумнела.
Тоня смеялась на всю улицу. Еще минута, и Мария не выдержала бы: «Замолчи!» Задавленный крик камнем застрял в груди. Улыбка стала недоброй, и все-таки она улыбалась. «Боже, как ему немного надо. Как им всем немного надо. Но зачем мне знать об этом, думать об этом? Зачем?»
Она уже и смотреть не могла на полное, кровь с молоком, лицо Тони. А та, сверкая глазами и зубами, снова протягивала ей ребенка, лукаво приговаривая:
— Возьми, подержи. Это, говорят, девушкам на счастье.
Мария отвела руки за спину. Теперь она уже другими глазами посмотрела на розовый комочек с круглыми, как стеклянные пуговки, глазами… Судорога сжала ей горло, камень в груди все рос и рос. Зависть, отвращение и еще какое-то очень недоброе чувство переполнили ее. «Что это? — ужаснулась она. — Откуда во мне эти звериные инстинкты? Я подлая, просто подлая».
И вместе с тем другая мысль стучала в голове. «Неужто Тоня догадывается, что я… что Савва мне нравится. Нравился, нравился! Все прошло, все прошло. Тоня ни о чем не догадывается, а Савва не мог ей ничего сказать».
Образ Саввы, отступивший было на задний план, снова больно напомнил о себе. Савва, конечно, не знал о той горькой радости, которую ей давали их короткие, случайные встречи. «Как живешь, что поделываешь?» — «Почему ты не приходишь к нам, Марийка? Я часто ловлю себя на мысли: это надо рассказать Марийке, интересно знать, что она думает». — «Правда? — в глазах Марии загорались огоньки. — Правда, Савва? Рассказывай сейчас, рассказывай обо всем. И не торопись, пожалуйста. Успеешь на насест».
Не хватало часа, не хватало и двух, чтоб поделиться мыслями, поспорить. Нет, Савва не такой, как другие. Будни не погасили в нем живого огня.
Но вот на углу Савва замечал часы и останавливался. Взгляд Марии становился ледяным.
— На насест?
— Пора, — говорил Савва. — Приходи завтра, Марийка.
Она качала головой:
— Времени нет. Может, когда-нибудь…
— У тебя всегда или «в другой раз», или «когда-нибудь».
Однажды Мария вспыхнула:
— Хочешь получить настоящий ответ?
— Конечно.
— Так знай: никогда, никогда я к вам не приду!
А что же дальше? Что было дальше? Полтора года назад произошло несчастье. Тоня хворала всего несколько недель. Марии знаком этот страшный диагноз. Неотвратимый и безжалостный, как судьба. Тони не стало.
Петрик тогда делал лишь первые шаги. Ему сказали, что мама уехала далеко. Но ведь у всех есть мамы, и он ждал: мама вернется, должна вернуться. Он скучал — каждый день вспоминал маму.
И вот теперь Мария в Саввиной комнате, ожидает Савву и сына. Она жена Саввы. Она должна стать матерью этому розовому комочку, который сейчас уже мальчик и зовут его Петриком.
Они приехали в воскресенье утром.
Когда дверь отворилась, Мария увидела Савву и у его ног маленького Савву: те же глаза, тот же светлый чубик. И нос, и рот. Только всё в миниатюре.
Петрик бросился к ней:
— Мама! Как тебя долго не было… — Он обхватил ее колени и поднял голову; в его глазах светились и радость и страх. Мария наклонилась, и он крепко обнял ее за шею — Как тебя долго не было!
Мария дрожащими руками сжала худенькие плечи Петрика и опустила голову, чтоб Савва не увидел ее растерянных и испуганных глаз.
Савва с минуту, довольный, смотрел на них, потом обнял обоих и расцеловал:
— Ох вы мои хорошие! Ох как я вас люблю!.. А теперь… теперь давайте завтракать.
Мария стала накрывать на стол. А Петрик отправился в путешествие по уже забытому дому. Вот его кроватка. На стене коврик с веселыми зайцами. Под кроваткой, в ящике, сложены игрушки, — какое богатство! Плюшевый медвежонок, автомобили, два мяча. А у двери, в углу, стоит пылесос на колесиках, он тоже может ездить, как автомобиль.
Вдруг Петрик бросил игрушки, подбежал к Марии, потерся об ее руку и, подняв полные тревоги глаза, спросил:
— А ты больше никуда не уедешь? Не уедешь?
— Не уеду, — тихо ответила Мария.
Петрик радостно рассмеялся и вернулся к своим игрушкам.
После завтрака отправились в парк.
Петрик не выпускал Марииной руки и слегка тянул ее назад. Впервые пришлось ей приспосабливать свой шаг к шагам ребенка. Это было нелегко. Она смотрела вперед, но чувствовала, что Петрик часто поворачивается к ней, задирает голову. Ему было недостаточно маминой руки, он хотел видеть мамину улыбку. Мария глянула вниз и, встретив его напряженно-ожидающий взгляд, через силу улыбнулась. Мальчик просиял.
«Что же это будет? Что будет? — спрашивала себя Мария, ощущая холод и пустоту в груди. — Чужой ребенок… Я понимаю, я должна понимать — это Саввин ребенок. И я должна его любить так же, как Савву. Но все это так неожиданно… И что значит — должна? Разве можно приказать себе: люби! Я тысячу раз приказывала себе: забудь Савву. И что же? Восемь лет приказывала. Ну и что? Не забыла ведь. Может быть, так же бесполезно приказывать себе и сейчас: люби Петрика. И скова пройдут годы и годы. И снова мысль, что это мог быть мой мальчик, наш мальчик, будет терзать мою душу».
Савва ничего не замечал. Шел размашистым шагом и, энергично жестикулируя, рассказывал о Полтаве и о своем старом друге — простом малом, которого встретил через много лет. И чем же — представь себе! — чем занимается этот гречкосей? Ловит рыбу. Но не в тихой Ворскле, а в Атлантическом океане. Капитан сейнера. Вот тебе и гречкосей!
Он смеялся. Мария улыбалась, слушая и не слушая рассказ Саввы о неизвестном ей гречкосее.
Время тянулось для нее невыносимо долго.
Долго гуляли.
Долго обедали.
Полный впечатлений от дороги, Петрик то и дело прерывал разговор взрослых:
— Я был в Полтаве, а теперь приехал в Киев, потому что я родился в Киеве. А ты где родился, папа?
