Старая скворечня (сборник) - Крутилин Сергей Андреевич (бесплатные онлайн книги читаем полные версии txt) 📗
— Наталья Егоровна, давайте я помогу вам! — и руки к веслам протягивает.
— Пожалуйста, Федор Герасимович.
Взял Федька весла; пошли вместе.
— Никак рыбачить? — спрашивает.
— Думаем переметы поставить.
— Дядя Егор! — горячо заговорил Федька. — Взяли бы меня хоть разок с собой. Писал отец: приезжай, приезжай. А лодка совсем сгнила. Так хочется порыбачить! Осталась ли в Оке хоть какая-нибудь рыбешка-то?
— Осталась еще, — оживился Егор. — И щука, и голавль есть. Судака, правда, мало.
— Ишь ты! — удивился Федор. — А я думал — никакой рыбешки тут не осталось. Мы в море ловим и то, знаете, часами тянем невод, а поднимем его со дна — пусто.
— Значит, и море процедили?
— Процедили.
Они помолчали. Узенькая тропинка, петлявшая по косогору, кончилась. По лужку, что протянулся вдоль берега Сотьмы, можно было идти всем вместе, рядком. И они пошли, и Федор, шагая рядом с Наташей, расспрашивал ее про наживу: на пескаря ли ловится лучше или на ракушку, как в прежние времена.
— Насаживаем червяков, а то и пескаря, если удастся его раздобыть, — охотно поясняла Ната.
— Что — плохо мутится?
— Когда как.
— Возьмите меня с собой, я обещаю раздобыть вам пескарей, — сказал Федор. — Не добуду живцов — готов насаживать червяков хоть до утра.
— Что ж, поедем, — согласился Егор. — А то моя помощница боится ручки свои червями пачкать.
Наташа ничего не сказала, только улыбнулась как-то странно. Егор, заметив эту улыбку, подумал, что дочка-шельма знала про намерения Федора — заранее небось договорились встретиться у рябины.
Егор хмыкнул удивленно, но сделал вид, что ни о чем не догадывается.
Они спустились к реке, отвязали лодку и поехали. На песках, где Сотьма впадает в Оку, бросили якорь и стали добывать пескарей. Мутил Федор. Он снял с себя брюки, тельняшку и, перебирая ногами, поднял такую муть на быри, что вода пожелтела даже сверху. Всякий раз, когда Федор доставал со дна сеточку, пескари поблескивали на солнце. Наташа накрывала живцов ладошкой и бросала их в ведерко с водой.
Добыв пескарей, они поплыли вверх по Оке, под Игнатову гору. Егор любил это место. Когда-то тут стеной высился сосновый бор, но вскоре после войны пришли сюда взрывники, стали рвать каменную гору; дробилки крушили плитняк, превращая его в гравий. Гравий грузили на баржи и отправляли в Москву, на стройки. Вместо красавицы горы зияла теперь на берегу Оки огромная оспенная язва — следы бывшего карьера. Вдоль берега и поныне торчат из воды замшелые сваи — места бывших причалов.
Под Игнатовой горой были омута. На глубоких местах держались судак и щука.
В прибрежных кустах Егор прятал камни, связанные проволокой, — груз для затопления переметов. Пристав к берегу, они отыскали их, привязали к концам бечевы и заметали подпуска. Потом снова зацепили бечеву «кошкой» и принялись сажать наживу. Обычно когда они ставили подпуска вдвоем с дочерью, то Егор наживлял, а Наташа подгребала, чтобы лодку не сносило течением. Наживу сажать, особенно живцов, Егор никому не доверял. Он считал, что клев зависит во многом от того, как ходит по дну пескарь.
Егор насаживал живца по-своему: он протаскивал поводок через жабры и осторожно, неглубоко вонзал крючок в спину пескаря, чуть пониже верхнего плавника. При такой насадке пескарь свободно и естественно плавал и даже мог питаться. Однако занятие это кропотливое, оно требовало много времени. При насадке Егор не наблюдал за лодкой, полностью полагаясь на дочь. Но сегодня словно бы подменили Наташу. Бечева подпуска, за которой она обязана следить, то и дело падает в воду, лодку сносит течением.
Егор выговорил ей раз-другой. Федор вызвался помочь ей. Он подсел к Наташе на скамеечку, взял из ее рук весла; Наташе оставалось только одно — придерживать бечеву. Сели они, значит, рядком; Егор спиной к ним — через борт перегнувшись, пескарей насаживает, а позади него — все «хи-хи» да «ха-ха». А лодку по-прежнему течением сносит. Бечеву натянуло так, что того и гляди лопнет.
Егор приподнял голову от воды, повернулся, чтобы прикрикнуть на молодежь, да так и опешил от неожиданности. Наташа и Федор сидят себе рядком на скамеечке — все равно как скворушки; одной рукой морячок еле-еле веслом шевелит, а другой нежно так прижимает к себе Наташу. При виде этой идиллии у Егора язык отнялся. Он выругался про себя, кашлянул предупредительно, а им хоть бы что! Тогда он снова оперся грудью на борт плоскодонки и как ни в чем не бывало продолжал свое дело.
С горем пополам управились с первым переметом. Второй решили поставить чуть пониже, на самом мысу. Наживляли пескаря и червя вперемежку: на случай, если подойдет голавль или тарань.
Поставить-то доставили, да толку много ль? Народ кругом. Если б осенью — иное дело. Осенью берега Оки пустынны. Заметал перемет и поезжай домой, спи себе спокойно. А на зорьке, по туманчику, приехал, провел по дну раз-другой «кошкой», подцепил бечеву, вытянул. И едва ухватил конец перемета рукой — вмиг заколотится сердце: на упругой бечеве заходило, задвигалось что-то живое. Вот удары по натянутой бечеве все ближе и ближе. Еще мгновение — и из воды, работая красными плавниками, выскакивает широколобый голавль.
Голавль. Налим. Судак. Опять налим… Только успевай снимать с крючков добычу!
Осенью можно не опасаться, что перемет, поставленный тобой, проверят и снимут чужие люди. Осенью на реке безлюдно. А летом, в июле, поставил подпуск, так гляди в оба. Весь берег реки уставлен палатками: туристы, рыбаки-шатуны, школьники, совершающие походы по родному краю. Кого только не носит непутевая наша жизнь?! До полуночи снуют туда-сюда моторки, будоража водную гладь, купаются отдыхающие, жгут костры.
Летом оставлять перемет без присмотра нельзя. Егор очень хорошо знал это: не одну снасть подарил чужим людям. Он загодя взял с собой свой старый брезентовый плащ и телогрейку, чтобы было на чем прилечь возле реки, где-нибудь под кустом.
Покончив с переметами, Егор попросил причалить к берегу; взяв с кормы телогрейку и плащ, он распорядился, чтобы Наташа ехала домой.
— На зорьке приезжай, — сказал он. — Подсачник смотри не забудь. А то ввалится щука кило на три — что делать с ней?
Наташа промолчала. Федор поспешил заступиться за нее, повернув дело так, что, мол, это было бы с их стороны нехорошо: оставить дядю Егора одного.
— Мы сейчас костер разведем! — радостно засуетился Федор. — Чаю в ведре заварим. Попьем, поговорим — и не заметите, дядя Егор, как ночь проскочит.
И в самом деле Наташа и Федор быстро наломали веток, нарвали травы; поверх душистой травы разостлали брезентовый плащ: пожалуйста, дорогой Егор Васильевич, ложитесь, отдыхайте, чем вам не пуховики! Тут же наволокли целый ворох сушняка, развели костер — и все с шуточками да прибауточками. Не успел оглянуться Егор — они уже в лодке: Наташа на корме, а Федор веслами машет вовсю.
— Вы куда?
— Мы на ту сторону, на пески. Купаться.
Уже погасла заря, и туманно и росно стало вблизи реки, а молодежь все не возвращалась. Подкладывая в огонь сушняку, Егор прислушивался к звукам, доносившимся с того берега. Федор и Наташа бегали по отмели, брызгались и смеялись.
Вернулись они за полночь — мокрые, усталые, но счастливые. Егор угостил их чаем. Напившись, Наташа привалилась плечом к отцовской спине и затихла. Егор укрыл ее ватником, и она, пригревшись, задремала.
Мужчины еще долго сидели возле медленно угасавшего костра. Егор курил, а Федор, отпивая маленькими глотками горячий чай, рассказывал про то, как они рыбу тралят в дальних морях да как живут люди в других странах. Егор поддакивал, ответно рассказывал про колхоз: скудеет, мол, земля, замучили мужиков нехватки и прорехи.
Намаявшись за день, Федор откликался все реже, все глуше. Наконец совсем замолк, заснул.
Егор лег навзничь и, заложив руки за голову, долго лежал с открытыми глазами, глядел в небо. На темном небе мигали звезды, было тихо и тревожно на земле, и какая-то грусть теребила душу. Сколько раз он вот так же, с какими-то тревожными думами, глядел на звезды, и всякий раз предчувствие чего-то заставляло его содрогаться перед таинством и величием мироздания.