На росстанях - Колас Якуб Михайлович (читать книги онлайн без регистрации txt) 📗
Редактор дал Стасю несколько медяков и послал его купить пару булочек и баранок. Сам же вытащил из угла примус и с увлечением начал возиться с ним.
— А тем временем, пока я буду готовить губернаторское угощение, вы просмотрите корреспонденцию "Мартина из-за речки" и, где нужно, поправьте. Человек способный, только язык у него хромает.
Редактор сунул в руки Лобановичу несколько продолговатых листочков, а сам засуетился возле примуса.
Лобанович присел за столик, чтобы основательно ознакомиться с корреспонденцией.
"Делают мне экзамен, — подумал он. — Ну что ж, или пан, или пропал. И не святые же горшки лепят", — размышлял Лобанович под густой шум примуса.
XXI
Утром на следующий день после разговора с редактором Лобанович надумал зайти к ному и к братьям Лисковским. Все они были неженатые, или, как тогда говорили, "кавалеры", и жили на одной квартире. Ранний приход незнакомого и нежданного гостя удивил Стефана Лисковского. В этот день из всех троих квартирантов он встал первым и присел за письменный стол. В ответ на несмелый стук Стефан подошел к двери и спросил:
— Кто там?
Лобанович, как умел, объяснил, кто он такой и зачем пришел. Дверь открылась. На пороге стоял сам действительный редактор беларусской газеты, молодой невысокий человек с белым, довольно красивым лицом, с темно-серыми глазами. Он пожал руку Лобановичу и с приятной улыбкой повел его в кабинет.
— Ну, садитесь, пожалуйста, — Стефан показал на стул, стоявший перед столом, а сам сел в кресло за стол.
На столе лежали несколько номеров газеты, рукописи, разные статьи и корреспонденции. Стефан обрабатывал их для очередного номера газеты. Среди этих рукописей была и корреспонденция "Мартина из-за речки", выправленная вчера Лобановичем. На столе царил полный порядок, рукописи и газеты были аккуратно сложены, и каждая вещь лежала на своем месте. Лобанович окинул взглядом кабинет. Ни в какое сравнение не шел он с конурой в редакции, где обосновался Лобанович и где стояло его "корыто". Двумя дверями кабинет соединялся с другими комнатами квартиры.
Стефан Лисковский взял со стола "Мартина из-за речки", ласково кивнул головой налево и направо, как бы кладя этим начало разговору.
— Совершенно согласен с вашими поправками.
— Очень рад слышать это, — ответил обнадеженный Лобанович.
— А как вам нравится наша газета? — спросил Стефан.
— Обо мне и говорить нечего. Люблю ее. Люблю уже потому, что это первая беларусская газета. А самое главное — ее охотно читают простые люди, для которых она предназначена.
Слова Лобановича вызвали новую улыбку на губах Стефана.
— Очень, очень приятно слышать это, и особенно от вас, — проговорил Стефан. В его тоне Лобанович почувствовал фальшивую нотку, но смолчал.
В эту минуту дверь, что была напротив, медленно открылась и оттуда вышел Ясь Лисковский. Лобанович успел увидеть на стене комнатки несколько старинных сабель и пистолетов. Но они только мелькнули в его глазах— дверь тотчас же закрылась.
Ясь Лисковский был совсем не похож на брата и на целую голову выше его. На лице Яся все время блуждала улыбка, порой очень сладкая, льстивая.
— Познакомься: новый сотрудник нашей газеты, талантливый, — представил Стефан Лобановича.
Ласковая улыбка на лице Яся расплылась еще шире.
— Очень, очень рад видеть вас в нашей среде, — сладко проговорил он. — Фактически я знаком с вами, заочно. Знаете, профессия моя — путешествия. Я путешествую из одного уголка Беларуси в другой, присматриваюсь ко всему, прислушиваюсь, о чем говорят люди, — одним словом, ищу всего того, что составляет особенность беларусов. И о вас я также многое слышал, разумеется, хорошее. А сейчас очень рад, что вижу вас перед собой.
Лобанович молча слушал этого ловкого дипломата. А Ясь продолжал:
— Растет наша Беларусская грамада, ширится и собирается вокруг нашей газеты группа сознательных беларусов. Скоро мы объединим все наши лучшие силы.
Говорил Ясь с увлечением. На губах у него появлялась попеременно то сладкая, то настороженно-хитрая улыбка. В самый разгар возвышенного красноречия Яся из соседней комнаты, приоткрыв дверь, высунулся Никита Александрович, босиком, в одной только нижней коротенькой сорочке. Вся его почти голая фигура напоминала дебелую чугунную тумбу. Нельзя было без смеха смотреть на него. Под носом у Власюка красовались наусники, концы которых были завязаны на затылке. Такой "торжественный" выход редактора оскорбил эстетическое чувство Яся Лисковского. Ничего не говоря, он быстро вышел в свою комнату, снял со стены одну из старинных сабель, не вынимая клинка, шлепнул раза два ножнами по редакторскому заду. Редактор нисколько не обиделся и только сказал:
— Не паненки же здесь сидят!
Повернулся и пошел в свою комнату. Там у него были гири и штанга, и он приступил к гимнастическим упражнениям, а затем занялся туалетом.
Братья же Лисковские говорили много, с большой горячностью, говорили так, словно только у них открыты глаза на все явления современной жизни. И все, что касалось работы газеты, рисовали они в розовых тонах. Не обошли также и Краковского университета, где учится не одна только Элоиза Пашкевич (Тетка), но и много других беларусов. Им помогает Беларусская грамада, беларусское землячество. Лобановичу также не заказан путь в Краковский университет.
— Вы знаете, уважаемый друг Андрей, — не унимался Ясь Лисковский, — культура идет к нам и дальше на восток с запада. — На последнем слове Лисковский сделал ударение.
— А как определить границы этого запада? — спросил Лобанович.
Ясь Лисковский снисходительно улыбнулся: "Какой же ты, братец, неуч, если ставишь такой вопрос!"
— Запад — это Италия…
— С римским папой или без папы? — кинул реплику "неуч" Андрей.
Ясь Лисковский пропустил ее мимо ушей и продолжал:
— Неметчина, Франция и, если хотите, Польша. Главным образом культура с запада шла в идет к нам через Польшу.
— Но Польши теперь, как таковой, нет. И если через нее шел шляхетский "не позволяй" и реакционный католицизм и если это вы называете культурой, то такую "культуру" собаке под хвост, — отрезал Лобанович.
— Мы это и не считаем культурой, — вставил слово Стефан, а Ясь, немного смущенный, положил руку на плечо Лобановичу.
— Вы, почтенный друг, не совсем разбираетесь в том, что идет к нам с запада. Не из азиатской же России идет культура! Сразу заметно на вас влияние русской школы и русификаторства, и в этом ваша ошибка.
— Вы мне простите, уважаемый дядька Ян, — мягко заметил Лобанович, — вы валите в одну кучу русскую школу и русификаторство. Русификаторство — это самодержавная, царская национальная политика. Не признаю ее, борюсь против нее, как умею. А русская школа — для меня это Пушкин, Белинский, Грибоедов, Гоголь, Лермонтов, неповторимый Иван Андреевич Крылов, которого я очень люблю. Вот моя русская школа.
Братья Лисковские еще долго говорили о культуре с запада, говорили как политики-дипломаты.
Вышел от них Лобанович с чувством не вполне осознанной тревоги, с не приведенной в порядок мешаниной в голове.
У него слегка приоткрылись глаза на роль братьев Лисковских. Рубеж, отделявший от них Лобанович а, остался неперейденным.
Единственным реальным результатом этой встречи была записка от редактора Власюка на имя инженера Блока. Пойти к нему Лобановичу удалось только во вторую половину дня, и впустили его в кабинет инженера не сразу. Наконец он все-таки переступил порог светлого, просторного, богато обставленного кабинета. В мягком, широком кресле величественно, как царь на троне, сидел инженер Блок. Он только хлопнул глазами на посетителя, ничего не сказал и снова опустил свой взгляд в бумаги.
Лобанович, вежливо поклонившись, стоял возле двери, ожидая, когда Блок обратится к нему, и разглядывал важного инженера. Это был пожилой человек интеллигентного вида, спокойный и солидный. Редактор говорил, что Блок либерал, кадет по своим политическим взглядам.
