В тени Большого камня (Роман) - Маркиш Давид Перецович (е книги txt) 📗
Кудайназар метнулся вперед и, отведя руку в прыжке, воткнул нож в спину Бритого, под лопатку справа. Он хотел — в шею, но не достал: высоко. Бритый уронил нащупанное в траве Кудайназарово огниво и медленно осел на землю лицом вперед, в куст. Укороченный приклад обреза торчал из-под его живота.
Кудайназар с силой потянул приклад к себе. Словно бы помогая ему, Бритый со стоном повернулся на бок. Лицо его было в крови: падая, он проколол себе глаз острым сучком и надорвал глазницу. Смотреть на черную дыру под бровью, пульсирующую кровавым студнем, было страшно.
Отойдя на шаг, Кудайназар поднял обрез и выстрелил Бритому в голову.
— Вот он идет, — сказал Суек-бай.
Кудайназар подымался на пригорок, держа в руке обвисшую от крови тюбетейку Бритого.
Загребая ногами, Суек-бай подался назад, прислонился спиной к мешком сидевшему на кошме Абдильде. Старик крепко обнял его за плечи левой рукой — а в правой, скользнувшей к голенищу сапога, мелькнул узкий, как ремешок конского повода, короткий кинжал. Прижав к себе на миг податливое, ищущее спасения тело, Абдильда, не глядя, вогнал кинжал в грудь Суек-бая.
— Я убил его, — сказал Кудайназар и швырнул кровавую тюбетейку на гору оружия.
— Чего там говорить… — поднявшись, Абдильда за плечи тащил Суек-бая с кошмы. — Я тоже зарезал этого узбекского шакала. Видите? — он оборотился к людям Суек-бая, сидевшим немо.
— Эй, вы! — закричал Кудайназар. — Не вставайте и не шевелитесь! Слушайте меня! Это оружие я забираю. А вы уходите. Сейчас. Кто останется — умрет.
— И лошадей оставьте! — сердито тряся головой, добавил Абдильда. — И яков, яков!
— Эй, Абдильда, езжай за Гульмамадом и таджиками, — приказал Кудайназар. — А вы — идите! Ну! — он поднял винтовку из трофейной кучи и щелкнул затвором. Немедля щелкнул затвором и Телеген и упер ствол в голову своего напарника — часового покойного Суек-бая. Тот, стараясь не двигаться, опустил свой карабин в общую кучу.
— Не стреляй пока, Телеген, — сказал Кудайназар. — Поставь ружье.
Телеген повиновался неохотно.
— Возьми нас к себе, хан, — потирая ушибленный Телегеном висок, попросил второй часовой. — Куда мы пойдем?
— Сколько с тобой идет, как тебя там? — спросил Кудайназар.
— Берды я, туркмен, — сказал часовой. — Из Байрам-Али.
Пятеро выползли из темноты, встали за Берды.
— Остальные — уходите! — крикнул Кудайназар. — Держи! — он бросил Берды винтовку. — Ты подгони сюда лошадей и яков. И присмотри, чтоб эти все отсюда убрались. Телеген, иди с ним!
Подъехал Абдильда с Гульмамадом и таджиками.
— Я молился за тебя Аллаху, Кудайназар, — сказал Абдильда, сойдя с седла. — Этот вонючий узбекский шакал хотел сегодня ночью спать в твоей кибитке.
— Я устал, — сказал Кудайназар. — Поехали в юрту. Вино есть у тебя?
— У русский спирт, — сказал Абдильда и улыбнулся.
— Чего смеешься? — покосился Кудайназар.
— Я не смеюсь, — сказал Абдильда. — Это я радуюсь, дорогой Кудайназар.
Лейла спала, свернувшись на ковре, у потухшего очага. Она не слышала, как подъехал Кудайназар с Абдильдой и Телегеном, как вошли они в юрту, как запалили жировой светильник.
Сев на свое место, Кудайназар легонько потряс ее за плечо. Она вскинулась, глядела мутно.
— Неси воду руки мыть! — сказал Кудайназар, не отпуская ее. — Ну, чего глядишь? Сон, что ли, плохой видела?
— Я сейчас! — вскочила Лейла. — Вода холодная только!
Кудайназар вернулся, говорил с ней, держал ее за плечо. Кудайназар велел ей принести воду!
Телеген разжег огонь в очаге, поставил котел на треногу. Не дожидаясь, пока согреется мясо, Кудайназар выудил пальцами кусок, вгрызся, зажевал. Жуя, взглянул на руку — рука была в засохшей, почерневшей крови. Кудайназар поморщился досадливо, потом засмеялся.
— Эй, Лейла! — позвал он. — Где ты там?
Она уже входила, с кумганом и медным тазом. Держа руки под струей, он тщательно соскребал ногтями следы крови. Вода в тазе, начищенном до розового блеска, стала бурой.
— Давай помолимся, Кудайназар! — сказал Абдильда, когда Лейла, обойдя его и Телегена, подхватила полный таз с пола. — Зачем тебе ссориться с Аллахом? Он спас тебя сегодня от смерти. Когда ты молился в последний раз?
Повторяя вслед за Абдильдой полузабытые слова молитвы, Кудайназар думал о том, что это, пожалуй, неспроста пришла ему вдруг в голову мысль бросить огниво. И почему этот бритый козел так удивился, нащупав его в траве, как будто нашел там собственный кошелек! А не удивись он, не повернись спиной, не опусти обрез — еще неизвестно, чем бы это все кончилось. Нет, неспроста…
— Омень! — пробормотал со всеми вместе Кудайназар и провел холодными, чистыми ладонями по щекам к подбородку.
Телеген, не мешкая, разлил по пиалкам спирт. Мужчины выпили, выдохнули шумно. Мясо шипело, стреляло в горячем жиру.
— Хорошо так жить, — сказал Кудайназар. — Когда жизнь — как это мясо: шипит, стреляет. А на вкус — сладко! — он жевал, чавкал, жадно глотал. — Ешь, Лейла! Сладко тебе?
Лейла часто кивала, «золотые брови» ее звенели: сладко, Кудайназар, очень сладко, очень хорошо! Спасибо тебе, что приехал обратно!
— Что там есть еще? Плов? Боорсаки? Ешьте! Наливай, Телеген!
Телеген ел и пил с удовольствием, Абдильда — через силу. Его заложничество не прошло для него даром. Он устал и хотел спать.
Не успели доесть плов, как приехал Гульмамад с Берды. Услышав хрюканье яков, Абдильда оживился.
— Тащи сюда мешки, Гульмамад! — закричал он, обернувшись к двери. — Тащи, здесь развяжешь!
По содержимому мешков с добычей можно было восстановить маршрут отряда Суек-бая. Туркменские сурого [21] каракуля шапки чередовались с бухарскими халатами, самаркандские золоченые кальяны — с драгоценным хивинским оружием. Где-то по дороге разграбил Суек русскую церковь: из глубокого и мягкого ташаузского тельпека [22] торчал серебряный крест, украшенный жемчугом и финифтевыми образками. Один мешок доверху был набит диковинной едой — колбасами, круглыми сырами, жирной соленой рыбой, винными бутылками. Все это добро Кудайназар велел нести на достархон.
— Дай-ка мне халат поменьше, вон тот, вышитый, — указал он Берды, разваливавшему мешки. Встряхнув халат — из него высыпались, стайкой покатились по достархону серебряные монеты, — он набросил его на плечи Лейлы, неотрывно глядевшей на добычу, загромоздившую пол-юрты.
Наконец последний мешок был вскрыт, в нем оказались каракулевые шкурки, ковры и деревянный ящик с брусками мыла.
— Золото где? — строго спросил Абдильда, уставившись на Берды. — Не может такого быть, чтобы не было золота. Я-то знаю…
Берды вопросительно взглянул на Кудайназара.
— Ну! — бросил Кудайназар.
Из-под ковров, из-под халатов Берды извлек небольшой кожаный сундучок, запертый на висячий серебряный замочек. Отодвинув колбасу и рыбу, освободив место, он аккуратно поставил его на достархон.
— Я — секретарь Кудайназара, — подгребая к себе сундучок, бормотал Абдильда. — Мне считать надо…
Сорвав замочек концом кинжала, он, осторожно потрясывая, высыпал из сундучка несколько перстней с круглыми и овальными прозрачными камнями, мешочек золотого песка и длинное ожерелье из золотых монет. Он начал было, перебирая, считать монеты, но Кудайназар, перегнувшись через достархон, толкнул его:
— Дай-ка сюда!
Ожерелье не умещалось в ладони, свешивалось, стекало вниз своими монетами. Неодобрительно поджав губы, смотрел Абдильда на то, как Кудайназар надевает струящийся этот желтый ручеек на тонкую шею его внучки, дочери покойного Курта. Телеген, Гульмамад и Берды молчали, дивясь внезапной удаче этой девчонки.
— Что молчите! — крикнул Кудайназар и яростно, зло ударил себя кулаками по коленям. — Тот молчит, кто валяется в кустах! У него в глазу сук, ему это не надо! — он пнул ногой стопку золотистых каракулевых шкурок. — Берите все! Берите и смейтесь! И ешьте, ешьте!
