Том 4. Солнце ездит на оленях - Кожевников Алексей Венедиктович (книга читать онлайн бесплатно без регистрации .txt) 📗
И Колян бродил, заглядывал в лица, спрашивал. Иногда он проведывал, как сохнет лодка: оказавшись возле нее будто случайно, на ходу трогал ее пальцем. Первый и второй день палец прилипал, на третий стал скользить без задержки, словно по стеклу. Побег зависел только от Имандры, которая не совсем еще очистилась от льда. Правда, была еще неприятность: хозяин не выносил к лодке ни весел, ни паруса. Но в крайнем случае Колян решил весла заменить досками, которые беспризорно валялись по всей строительной площадке, а вместо паруса поставить густую зеленую елку. С такими «парусами» часто ездили по озерам Лапландии.
Не найдя никого из веселоозерцев в поселке, Колян пошел дальше, в тайгу и горы, куда легла просека для железнодорожной насыпи. По обеим сторонам просеки, возле бесчисленных весенних озерков и ручейков, дымили лопарские куваксы.
Обходя куваксу за куваксой, Колян спрашивал везде одинаково:
— Есть ли на постройке всселоозерцы?
Поблизости таких не было, все посылали Коляна дальше. Дорога-то длинная, до самого моря, до Мурманска. И по всей работают лопари. Наверно, есть где-нибудь и веселоозерские.
Наступал вечер. Коляну пора бы возвращаться в разнорабочую казарму, к знакомому сторожу, где он ночевал, но его манили вдаль все новые и новые дымки кувакс.
Вот еще дымок. Оттуда несется развеселый ребячий гомон. Колян подошел ближе. Среди редколесья стояла большая кувакса, в каких живут многодетные люди или рыбацкие артели. Рядом на качелях меж двух сосен рьяно качалась стайка босоногих ребятишек.
— Вы чего не спите?! — прикрикнул Колян с напускной строгостью.
— Не хотим, зимой выспались, — зашумела в ответ вся стайка. — Иди покачайся. Ух, и весело!
На разговор вышла из куваксы женщина-лопарка. Колян поздоровался с ней и сказал, кивая на ребятишек:
— Спать гоню. Хозяин, наверно, устал, а они шумят, не дают ему заснуть.
— Пусть шумят, никому не мешают: хозяин на работе.
— Зачем вы приехали сюда? — спросил Колян.
— Нам обещали много денег.
— И теперь не дают?
— Дают меньше. Хозяин убил уж три пары оленей, а уехать нельзя: писана какая-то бумага.
«Контракт!» — Колян знал эту страшную бумагу, в которой много хороших слов, но от которой худо жить и нельзя убежать. Заболеешь, а контракт не пустит тебя домой; попадешь в больницу — он будет лежать в конторе и стеречь. Как выйдешь — он опять заставит работать.
Колян спросил, не встречала ли женщина веселоозерцев.
— Есть, много. Они поставили куваксы по ту сторону просеки.
— Я — сын старосты, Фомы.
— Колян? — сильно, до испуга удивилась женщина.
— Да, Колян.
— Ваш колдун сказывал, что ты ушел по дороге смерти.
— Это — обманное слово. Вот я, жив.
— Твой отец шибко горюет. Беги скорей к нему. Он там… — Женщина махнула рукой за железнодорожную просеку, где в порубленном лесу, среди свежих пней, виднелись островерхие полотняные куваксы.
Шагов за пятьдесят от них вдруг налетела на Коляна старая, умная лайка отца — Найда. Она кинулась ему на грудь; он подхватил, обнял ее, и они расцеловались. Потом Найда вывернулась из объятий и с призывным лаем, поминутно озираясь, побежала мимо ближайших кувакс к отдаленным.
Она привела его к соседу из Веселых озер старику Максиму.
— Здравствуй! Узнаешь? — сказал Колян.
— Как не узнать: ваша лайка Найда уже давно рассказала про тебя. Жив — это хорошо. Всем нельзя умирать. Умрем — с кем останутся олени?
— Где мой отец? Где Мотя?
— Мотя далеко, в тундре.
— А отец?
— У меня. Тише говори. Он спит. Немножко болен.
Максим посторонился, и Колян увидел отца. Он лежал за очагом без памяти и рассудка, в бреду.
Колян, склонившись над ним, гладил бородатое, мертвенно-темное лицо, костлявые руки и горячо шептал:
— Отец, отец… Очнись, погляди! Это я, твой Колян.
Больной не узнавал сына, глаза его были плотно закрыты, опухший рот с треснувшими губами мычал бессмысленно.
— Отец… отец… Ты слышишь? — шептал Колян больному к ухо. — Я увезу тебя в Веселые озера, возьму лодку и увезу.
И в самом деле, чтобы спасти отца, Колян без раздумья пустился бы в маленькой лодчонке через всю Имандру, огромную и бурную, как море.
— Не тронь его, он давно так, — сказал Максим, прикрыл Фому оленьей шкурой и, придерживая ее, чтобы метавшийся больной не сбросил, рассказал, что приключилось с Фомой.
Он жил в казарме, возил для рабочей кухни воду. Каждый день раз десять ездил с бочкой к незамерзающему потоку, который бежал быстро, как олень от волчьей стаи, бежал по камням, разбрасывая на берега пену и брызги. Все вокруг потока обледенело. Нарта, олени и сам Фома сильно скользили там. И однажды Фома не удержался, упал в поток. Долго барахтался, едва выполз на берег, домой вернулся в заледенелой одежде и тут же слег в постель, а на другой день стал весь горячий. Тогда Максим перевез его из казармы в свою куваксу. Сдать в больницу побоялся: про нее говорили, что там доктора помогают людям умирать. Он решил оставить Фому на волю судьбы.
— Врут про больницу. Я был там. Вылечили, — сказал Колян и стал просить Максима, чтобы помог ему отвезти отца к доктору.
Но пока ловили разбредшихся оленей да запрягали их, Фома умер. Максим и Колян решили не долбить для него отдельную могилу — земля была неподступно трудная, то мерзлая, то каменная, — и похоронили в братской. Над тем местом, куда положили тело, поставили большой, в рост человека, камень, чтобы душа Фомы переселилась в него для вечной жизни.
9
Сидели в куваксе Максима, поминая покойного Фому олениной. В раскрытую дверь виднелся кусочек Имандры. Оттуда седой плотный весенний туман по лощинкам и распадкам упрямо поднимался в горы.
— Ну, Колян, как думаешь быть? — спросил Максим.
— Пойду искать сестру.
— Не стоит, не надо. — Максим долго возился с трубкой: чистил, набивал, закуривал, затем прибавил: — Она не обрадуется тебе.
Колян глядел на него, боясь спросить, почему не надо искать, почему не обрадуется сестра.
— Она вышла замуж за охотника Оську, — медленно цедил старик, не выпуская из зубов трубку. — Колдун сказал, что ты ушел по смертной дороге. Тогда Фома взял Оську в дом вместо тебя. Оська и Мотя скажут: «Зачем пришел? Отнимать оленей?» Ты не получишь их. Зря будешь ломать ноги.
Замолчали. Колян сидел не шелохнувшись, не чувствуя своего тела, оно растаяло будто, и осталась у парня одна тревожная мысль: как жить дальше?
А Максим курил трубку за трубкой и ругал себя, что поспешил с рассказом: «Дурак я, болтун. У парня и так горе — похоронил отца, сам еле жив, — а я валю на него новое».
Максим начал подбрасывать дрова в костер, где пламя сильно упало. Колян вышел из куваксы на волю к ближайшему дереву и крепко обнял его, прижавшись щекой к шершавой коре. Что-то большое появилось у него внутри, сжимало сердце, распирало грудь, хотело выйти и не могло.
Ночной туман с Имандры выполз на берег, затопил куваксы, лес. Коляна окружил плотный мрак.
«Один, совсем один, — думал Колян. — Куда идти, кому сказать: «Здравствуй»?»
Он не заметил и потом никогда не смог припомнить, сколько прошло времени: он был как во сне. Разбудила его Черная Кисточка, которая вышла с ним вместе и по-своему, по-собачьи думала, что всегда, везде нужна человеку. Сначала она легла к его ногам, потом, видя, что Колян не замечает ее, решила напомнить о себе: начала повизгивать, тыкать мордочкой в ноги, все повыше да повыше, и так добралась до склоненного лица. Колян наконец очнулся.
— А… это ты. — Он обхватил лайку, как младенца, крепко прижал к груди. — Чего тебе надо? Зачем пришла? Ложись спать. Скучно одной. Понимаю… Ну, пойдем!
Вернулись в куваксу. Максим уже был в постели. Лег и Колян, а рядом с ним лайка. Не спалось, все ворочались.
— Дядя Максим, скажи: куда мне идти? — спросил Колин.
— Зачем идти, совсем не надо идти. Живи у меня! — сказал Максим. — Я один, и ты один; я стар, ты молод — самая хорошая пара. У меня есть олени, но нет ни жены, ни сына, ни дочери, ни брата, ни сестры. Никто не захотел хоронить меня, пришлось мне хоронить всех.
