Том 1. Здравствуй, путь! - Кожевников Алексей Венедиктович (книги бесплатно полные версии txt) 📗
— Нет! Зымрыка я выпущу только против скакуна. — Аукатым нежно погладил серебряную спину коня, похлопал по крутым бокам. — Какой толк побивать арбу?
Посланец уехал, ему не удалось в душе Аукатыма зажечь огонь соперничества. Через несколько дней приехал другой посланец. Он начал с того, что всячески изругал, опозорил машину:
— Арба, крикливая, вонючая арба. Ползет без коня, без верблюда, без ишака, без дороги. Ее определенно таскает нечистый дух. Эта арба — младшая сестра. Старшая еще крикливей и вонючей. Она ходит только по железной дороге. Уже приехали русские строить эту дорогу. Они говорят, что скоро все поедут на таких машинах.
Аукатым задумался, затревожился:
— Куда же коней?
— Зарежут на мясо.
— И Зымрыка?
— Зачем Зымрык, если машина побьет и его? Ты сам поедешь на машине. Пойди побей машину, поставь против нее Зымрыка!
Посланец пробыл два дня и все разжигал у Аукатыма дух соперничества. Наездник тяжко думал. Его не так беспокоило, что машина обгоняет скакунов. Другое было куда хуже: он не мог допустить, чтобы машины вытеснили коней, заполонили всю степь и дороги. Он не хотел степи без коней, не хотел жизни без Зымрыка.
И Аукатым согласился выпустить своего любимца против машины. Он отделил от табуна трех лучших скакунов, одного заседлал себе, другого — своему сыну-подростку, Зымрыка вел налегке, в поводу. Ехал так, чтобы сохранить у него все силы, всю прыть.
Посланец же Длинного Уха потревоженным шмелем крутился возле наездника, останавливал встречных, заезжал на кочевья, в аулы и везде жужжал:
— Будет большая байга, Аукатым ставит Зымрыка против шайтан-арбы.
Эта весть полетела наподобие степного бурана, будоража и самые тихие уголки. Отовсюду двинулись люди сопровождать Аукатыма. На лошадях и верблюдах, на коровах и пешком. Кто с одними лепешками в бедняцкой торбе, а кто с юртой, с баранами, кобылицами, кумысом.
Аукатым ехал впереди сборища, был недоступно важен и молчалив, радость, что из-за него люди побросали все дела, хранил про себя. Ярые джигиты, особенно из молодых, постоянно подскакивали к нему и вызывали на соперничество. Они не думали, что побьют Аукатыма, им было бы приятно одно то, что он принял их вызов. Но наездник упорно отмахивался. Когда всадники становились слишком назойливы, он угрожал плеткой и покрикивал:
— Сторонись! Истопчу!
Завидев на светлом дневном горизонте более темное пятно, Тансык подумал, что едет Аукатым, немедленно оседлал коня и умчался встречать. Спросив наездника о самом главном, он помчался обратно в Луговую. С той же прытью, с какой ехал, ворвался в юрту инженера Елкина и зачастил:
— Аукатым ставит Зымрыка против шайтан-арбы. Конь побьет ее. Нет, нет, машина побьет коня.
Он не знал, кому желать победы — Зымрыку или «доджику». Как наездник и служитель Длинного Уха он был горячим поклонником лошадей, но и машина полюбилась ему, в мечтах он уже гонялся на ней за новостями.
У Елкина шло совещание — обсуждались последние данные изыскательских партий. Изыскания еще не закончились, но уже было ясно, что Чокпарский вариант и в постройке и в эксплуатации лучше всех других. Только здесь можно осуществить указание правительства сооружать Турксиб прочно, дешево, быстро.
Елкин внес предложение: немедленно приступить к строительству, а недостающие изыскания сделать в процессе стройки.
Вспыхнул жаркий спор. Одни считали предложение Елкина приемлемым, другие — преждевременным. Особенно сильно противился помощник Елкина инженер Леднев, совсем не турксибовский по своей внешности, а такой по-городски ухоженный, что казался ледяно отполированным, будто нарочито оправдывал свою фамилию. Тансыка с его новостью он посчитал таким злостным нарушителем порядка, что, не дослушав, скомандовал ему:
— Марш отсюда!
— Товарищ Леднев, так нельзя! — упрекнул Елкин.
— Но и так, как он, тоже нельзя, — огрызнулся Леднев.
— Ему простительней, чем вам. — Елкин поманил Тансыка к себе. — Ну, что у тебя?
Тансык выпалил свои новости: Аукатым… Зымрык… байга…
Первым отозвался на них Леднев:
— И кому взбрело это в голову?
— Всем, всем. Все хотят, — ответил Тансык. — Весь народ просил Аукатыма, посылал двух гонцов.
— Но у нас не цирк, не балаган. Мы приехали строить дорогу, а не показывать номер «лошадь состязается с машиной». — Леднев обвел всех смеющимся взглядом. — Так, товарищи?
— Не совсем, вопрос не такой цирковой, — заметил Елкин, велел Тансыку встретить Аукатыма, как полагается в таких случаях, и вернулся к прерванному обсуждению своего предложения. — Объединение изысканий и строительства, конечно, увеличит напряжение, зато сократит сроки.
— Говорят: поспешишь — людей насмешишь. Зачем? Мы ведь не пирог печем на один обед, а строим дорогу на века, — возразил Леднев. Елкин напомнил, что торопит не чья-то прихоть, а народ, революция, сама история. Разъединенные Сибирь, Казахстан и Средняя Азия давно вопиют о железной дороге.
В конце концов все, кроме Леднева, высказались за повышенное напряжение и скорейшее окончание стройки.
Закрывая совещание, Елкин попросил задержаться у него представителей главного строительного управления, партийной организации, профсоюзов, инженера Леднева и сказал:
— Теперь, товарищи, поговорим о состязании коня и машины.
— Выпускать машину на лошадь — варварство, все равно что гиену на петуха, — зашумел Леднев со своей обычной резкостью. — Ну, машина обгонит, так и быть должно. Какой тут смысл!
— Агитация. Для них, для степняков, большой вопрос, кто же лучше — конь или машина. Мы должны решить его в пользу машины. Вот «доджик» обгонит лучшего скакуна, тогда увидите, какой будет поворот.
— Может быть самый неприятный, — не сдавался Леднев. — Если казах не понимает, что рискует конем, то мы обязаны предостеречь его.
— Никакого риска. Здесь конные бега — не редкость. И так постоянно гоняют во всю прыть. А если даже и пострадает один конь — это мелочь перед тем агитационным значением… Мы покажем все преимущества машины, добьемся уважения к ней, а следственно, ко всему нашему строительству.
— Нелепая, странная выдумка. Если она потешна степнякам, лошадникам, то нам, инженерам, не к лицу. — Леднев замахал руками, подался к выходу. — Она унижает нас.
— Товарищ Леднев, мне странно другое: вы до сих пор не заметили, что состязание между лошадьми и машинами идет уже многие годы, с появлением первой лодки, паровоза, автомобиля. Мы с вами, строя железные дороги, занимаемся тем же нелепым, как вы обозвали его, состязанием с лошадью.
Леднев ушел. Оставшиеся договорились устроить байгу, но действовать со всей осторожностью, и тоже ушли. Задержался у Елкина только представитель главного управления. После всяких разговоров о строительстве он вдруг спросил Елкина:
— Как работается тебе с инженером Ледневым? Скажи откровенно. Мы друзья, и дальше меня этот разговор не пойдет.
Да, они были давними друзьями, со студенческих лет.
— Скажи тоже откровенно, почему ты затеял этот разговор? — спросил в свою очередь Елкин.
— Леднев явно, нарочито выступает против тебя, похоже, что метит на твое место. Ты замечал?
— Как не заметить.
— Если он не устраивает тебя, мы можем развести вас. Сделаем без обид, без понижения.
— Не надо, — решительно отказался Елкин. — Я очень ценю Леднева.
— За что же?
— Именно за то, что он всегда имеет особое мнение, спорит со мной, копает под меня.
— Странно. Я расстался бы с таким.
— Когда-то и я думал разойтись. Но вовремя понял, что Леднев нужен мне. Люди обычно не видят, не понимают себя, это трудное дело. Считают умней, вообще лучше, чем есть. Многим, возможно, всем людям, чтобы понимать и видеть себя и свои поступки правильно, без переоценки, нужен строгий, придирчивый взгляд со стороны, нужен критик, спорщик, как Леднев. Он — самый лучший мой помощник, моя поправка. Не зря говорят, что истина рождается в споре.
