Вера, Надежда, Любовь - Ершов Николай Михайлович (читать бесплатно полные книги .TXT, .FB2) 📗

Но и без высоких отвлечений квартира — вещь прекрасная. Поглядите на окна, на самые их размеры. Если окно вашей комнаты уподобить окну в жизнь, то какое же это высокое и какое широкое окно! Чувствуешь себя человеком.

И что за хитроумный народ архитекторы! Откуда они могли узнать, что в квартире этой будете жить вы, которому как раз удобно, чтобы одна комната была чуть меньше, а другая чуть больше, и при этом ровно на столько, сколько требуется, а не как-нибудь?

Уподобим вашу квартиру хорошей картине. Или уподобим ее книге, к которой хочется вернуться вновь и вновь. При всяком возвращении здесь отыскиваешь для себя что-то новое. Может быть, только через месяц вы обратите внимание на полочки между кухней и ванной. Вы будете долго ломать голову, что они такое. Окажется, что полочки для того устроены, чтобы вы свои чемоданы не держали под кроватью по привычке, воспитанной в вас общежитиями. Не удивительно ли?

А вот маленькая ниша между смежной стеной и дверью, может быть, останется для вас загадкой надолго. Потом когда-нибудь, через год вы, раскошелясь, купите электрический полотер. Случайно вы поставите его в эту нишу, и с той поры он будет стоять тут всегда, потому что для полотера она, оказывается, и предназначалась. Разве это не открытие?

Что же до кухни с ванной, то тут нужен слог оды. Берусь понять устройство мироздания, а поднатужась, способен даже познать самого себя. Но кухня с ванной! Минута, и чайник кипит. Сколько бы ни было у вас гостей и сколько бы посуды они ни нагрязнили, она вся будет чиста и суха в одну минуту. Наконец, каким бы чумазым лешим ни вернулись с работы вы сами, ничего не останется от этого вашего облика, разве лишь воспоминание. А ванна, белизну которой всякий раз опасаешься осквернить, будет все так же стоять ослепительной и пахнуть хвоей. Вот ведь чудо какое!

Конечно, потом мы привыкнем и к этому ко всему и будем даже ворчать. Вот, дескать, трещинка. Вот рассохшийся паркет. Но останьтесь на высоте! Когда вы войдете в ваш новый дом, сделайте вид, что паркет хорош. Будьте великодушны. Спору нет, вздуть бракоделов не грех бы. Но удержитесь. Паркет вам все равно не перестелют ни за какие коврижки. Не сердитесь и сделайте это своими руками или за свои деньги. Подтяните водопроводные муфты, дабы из-под них не текло, подгоните ловко замки и двери, укрепите стекла — тогда они не будут дребезжать. Сделайте это с добрым чувством, без жертвенности на лице. Тогда дом ваш будет еще теплей. На новоселье провозгласите тост за добрых людей, построивших для вас этот прекрасный дом — прекрасный, что бы там ни говорили. А бракоделы — они получат свое, будьте уверены. Им, шельмам, всыплют. И если при вас их будут стыдить ли, ставить ли на вид, заносить выговор в личное дело или даже увольнять за нерадивость, вы в этом случае им не сочувствуйте. Храните в лице печаль и помалкивайте. В этом случае надо притвориться, будто житье на плохом паркете для вас хуже житья на битом стекле. Песню же, что не утихает в вашей душе («Новая квартира! Моя квартира!»), — вы в себе эту песню притушите. Пусть она будет тайная, ваша только и ничья более. Это так хорошо! А бракоделам ничего не говорите. Шельмы они, бракоделы-то, вот и все…

К девяти часам гости собрались, а Надежды все не было. Пиршественный стол красовался, изобилен в ярок. Стол был дарен в складчину, скатерть также была дарена и сияла чрезвычайно. Два ряда стульев по обеим сторонам стояли очень торжественно. Все это ожидало хозяйку.

Степан слонялся по квартире и мрачно шутил. Гости успокаивали Степана, говоря: «Ничего, ничего». А что, собственно, ничего? У Степана было одно соображение: Надежда придет с Любой. Люба увидит нарядных людей, которые терпеливо ее дожидались. По Степанову замыслу, это должно было произвести на Любу впечатление. Может, после этого она перестала бы дичиться.

В прихожей танцевали под радиолу, которую крутил Лешка. Потом явился Сашка Грек, принес подарок — картину «Опять двойка». Он ее повесил над Лешкиной постелью. Лешка усмотрел намек, обиделся, и все принялись Лешку утешать. Потом нашлось еще занятие: одна девушка угодила каблуком-гвоздиком в паркетную щель, и мужчины по очереди занялись каблуком. Надежда все не шла. После починки каблука раздался звонок. Но вместо Надежды явился Карякин, которого ждали лишь после одиннадцати, поскольку у него были уроки в вечерней школе. Карякин тоже пришел с подарком. Он принес кухонный табурет и нечто в свертке.

— Адрес какой? — спросил Карякин. Степан не понял. — Я спрашиваю: адрес твой какой — улица, дом, квартира?

— По-моему, улица Вокзальная, — неуверенно сказал Степан. — А что, нет?

— Запомни свой адрес: Шестая Вокзальная, 14б, корпус 3, подъезд 8, квартира 24. Запомнил? Прошу извинить.

Карякин поставил табурет, положил на табурет сверток и вышел на лестничную площадку счищать глину с ног. Он явился сердитый: добрый час ему пришлось блуждать в полутьме, перепрыгивать через газопроводные траншеи и обходить лужи.

— Прошу извинить, — повторил он, входя опять. — Хотя нет никакой моей вины, скорее наоборот. Вхожу, понимаете ли, в десятый класс, сидят четверо вместо двадцати. Ну что же, милостивые государи, начнем урок здесь.

Из компании возразили:

— Погодите, Владимир Сергеевич! Скоро ваше новоселье будем справлять. Поглядим тогда на вашу аккуратность.

Все запели хором, что новоселье, мол, день веселья, песни слышатся кругом… Карякин погрозил им:

— Я вот напишу доклад в облоно: «Посещаемость вечерних школ снизилась. Причина: катастрофическое количество новоселий».

Шутку одобрили, стало опять шумно, Лешка запустил радиолу.

— Ну, показывай хоромы, — сказал Карякин Степану. — Но прежде я должен поклониться хозяйке дома.

— Нет ее, понимаешь! — развел руками Степан.

— Браво! — обрадовался Карякин. — Уверен, что она заблудилась. Шесть Вокзальных, столбец цифр и половина алфавита. Можно подумать — квартира конспиративная. Почему Вокзальная? Тут что, вокзал будет?

Степан пожал плечами.

— Неужели шесть Вокзальных? Не знал! Ну, это Семин, наш предрай. Скучный человек…

— Зануда! — подтвердил басом Пашка Фомин.

— Слушайте, граждане! — воскликнул Карякин. — Новые улицы надо называть не так. Надо их весело называть. Или торжественно. Вообще как угодно, лишь бы не скучно. И уж, конечно, ни в каком случае не глупо. В одном городке на Двине — забыл в каком — есть Интернациональный тупик. Каково? Более идиотского названия не выдумать, даже если поставить цель. А вот в Москве есть улица Матросская тишина. Начинаешь гадать, фантазия ходит вокруг чего-то загадочно прекрасного… Или вот я, когда учился, снимал комнату в Мамонтовке. На улице знаете какой? Ленточка называлась. Где вы живете? Ленточка, 33.

Карякин стоял у стены в случайной позе. Так, помнится, стоял он в институтском коридоре между лекциями или в курилке Ленинской библиотеки. Нечаянное воспоминание… Там его слушали.

С недавней поры ему стало полегче — с того времени, как он стал преподавать по совместительству в вечерней школе. Тут были рабочие люди, думающий, зрелый народ. Жаль, что они редко спорили с ним, только слушали. «Пока», — надеялся он.

Многие оставили танцы и тоже стали в прихожей у стены. Добрая волна его подняла.

— Я бы давал улицам имена цветов и птиц, имена далеких стран. Соловьиная улица. Площадь Утренней зари. Улица Доброй Надежды. Улица Куба, Гренада, Ангола. Или пусть будет Проталинка, например. И к черту казенную вывеску с детского сада номер такой-то, дробь такая-то. «Кошкин дом»! Слушайте, говорят в Москве названиями ведает бюро мер и весов. Каково? А надо, чтобы ведали мы. Вот так: права назвать новую улицу добиваемся, как чести. И вот лучший каменщик называет ее именем своей невесты. И мы все с серьезным видом, вздев очки, пишем на конвертах имя этой девчонки, которая свела с ума такого хорошего парня. Плохо ли? Даже насмешливый ум может жить в названиях. Накажи меня бог, я какой-нибудь переулок назвал бы переулком Законной гордости. Или тупиком Имеющихся недостатков. А что? Названия — это так… К слову пришлось. Сказать-то я хотел и другое что-нибудь. Например, я хотел бы сказать…