За Дунаем - Цаголов Василий Македонович (книга бесплатный формат .txt) 📗
Мать нашла в себе силы оторвать голову от земли:
— Беги! Они убьют тебя!
В сознании Бабу мелькнуло, что оставаться ему действительно нельзя. Пристав как-то на сходе грозился сослать в Сибирь каждого, кто посмеет оказать сопротивление сборщику налогов.
— Прощай, нана! —успел крикнуть сын и тут же перемахнул через плетень. Он бежал огородом, пригнувшись, выставив перед собой кинжал.
Женщина поднялась и пошла навстречу помощнику старшины и стражнику. Они едва не сбили ее с ног, подступили к ней чуть ли не с кулаками.
— Где он? Куда убежал? Все равно найдем его!
— Эй, Бабу, выходи! Сейчас спалим твой дом!
Но Бабу уже не слышал всего этого; оказавшись во дворе у соседа, он кинулся к выходу. Наперерез рванулась собака, но тут появился хозяин. Он понял, что произошло, и только спросил:
— Помощник старшины?
Запыхавшийся Бабу на ходу кивнул головой и выскочил на улицу, за которой начиналось кукурузное поле.
Не переводя дыхания, он шел, раздвигая высокие стебли. К счастью, быстро надвигались сумерки. Однако, боясь погони, Бабу не думал об отдыхе, он шел и шел, держа путь к горам. Временами, чтобы увидеть их, ему приходилось останавливаться и подниматься на носках, а потом, чтобы наверстать упущенное, он прибавлял шагу. Но вскоре и горы растворились в сумерках.
Была минута, когда он подумал, что люди будут говорить о нем, как о трусе, мол, оставил мать, брата, а сам сбежал, испугался властей. Его бросило в жар, и он даже остановился, но тут же отогнал от себя мысль о возвращении, вспомнив пристава. Успокоившись после долгой ходьбы, Бабу понял, что он натворил: в аул ему нельзя было возвращаться,— схватят, закуют в кандалы и отправят в Сибирь. Так лучше уйти к осетинам, что живут за перевалом, и переждать. Бабу пожалел о свидетельстве, которое осталось дома. Он его получил весной, когда собрался поехать на заработки в Баку. Напрасно Бза не разрешил ему оставить дом на попечение Знаура. Старший брат отца ревниво оберегал мужчин рода Кониевых, во главе которого стоял. «Наше дело сеять хлеб и выращивать скот»,— неизменно говорил старик тем, кто норовил увидеть белый свет и порывался для этого покинуть аул.
Стемнело, и Бабу уже с трудом различал дорогу. Поле осталось позади, и он шел по равнине, поглядывая на звездное небо. Он хорошо знал это место: равнина густо заросла полынью. Бабу не раз слышал, как старики сокрушались, что ее нельзя пахать: под ней был толстый слой гальки. Очевидно, здесь когда-то текла река. Правда, старики об этом ничего не помнили. Значит, это было в далекие времена.
Шел Бабу быстро, хотя погоня уже не была страшна и можно бы отдохнуть. Но Бабу не чувствовал усталости. Его несло вперед, в горы. Идти в Куртатинское ущелье к родственникам он не решался: пристав, наверное, уже послал туда своих людей. Перейти перевал у Мамисона или Зака будет еще трудней. Там расставлена стража. Разве что попытаться через Стур-Дигорию. «Да, пойду туда»,— решил он и пошел быстрее...
Тем временем, не обнаружив Бабу в доме, помощник старшины счел за благоразумное увести корову и доложить о случившемся приставу. «Далеко не уйдет, вернется ночью, а мы его подкараулим»,— сказал стражник. Видно, ему не хотелось рыскать в сумерках. Инал был почти уверен в том, что Бабу найти не удастся.
Вечером вернулся с поля Знаур. Ничего не подозревая, он распахнул ворота и въехал во двор. Мать сидела под развесистым тутовым деревом. Это удивило его. Обычно было так: откуда бы ни возвращались сыновья, как долго бы ни отсутствовали, она встречала их у калитки. Бабу и Знаур — все, что осталось у нее в этой жизни. Она ее провела у дымного очага, склонившись над закопченным котлом, пропиталась дымом и запахом кислой сыворотки, на которой варила опостылевшую похлебку.
Встревоженный Знаур, однако, не поспешил к матери. Закрыв за собой ворота, задвинув засов, выпряг волов, загнал их под навес и тут только обнаружил, что нет коровы. Сразу же мелькнула мысль о брате. В доме не было старшего мужчины, и Знаур всю свою любовь, предназначенную отцу, которого смутно помнил, перенес на брата.
— Нана, что случилось? Где Бабу? — в голосе тревога за брата.— Почему ты сидишь? Кто приходил к нам?
Мать не ответила сыну, только перевела дыхание, подумала: «На Бабу и была вся надежда моя, на нем держался дом. Теперь и хромой Кудаберд может обидеть... Ну почему бог не дал мне смерти до сих пор? Уж так я его всегда прошу осчастливить меня этим! Ну как еще ему молиться? Наложить на себя руки? Но что скажут люди? Сбежала, не дождалась сына...»
Знаур присел возле матери на корточках.
— Ты не хочешь сказать, куда ушел Бабу?
Она смотрела мимо него и, тихо раскачиваясь, кусала губы. Вскочил Знаур, схватился за голову, дернулся в одну сторону, в другую, вбежал в саклю и тут же вернулся, привязывая на ходу кинжал.
— Скажи, что с братом?
— Корову увел помощник старшины,— простонала мать.
— Что?! А где был Бабу?
— Дома. Ох, лучше бы он...
— И Бабу отдал корову?
Всхлипывая, мать рассказала ему о случившемся, и Знаур задумался, соображая, куда мог податься Бабу. Наверное, брату нужна его помощь, а он тут торчит посреди двора. Наконец, Знаур вспомнил о своем друге — соседе Бекмурзе. «Пойду, посоветуюсь с ним, что делать. А может, сбегать к Бза? Нет, пойду к Бекмурзе»,— решил Знаур. Он открыл калитку и увидел соседей. Посреди дороги, по ту сторону канавы, что была у дома, толпились мужчины и разговаривали вполголоса.
— Бабу навлек беду на свой дом!
— Зачем было спорить... Все равно увели корову.
— Да разве царю и приставу перечат?
— Э, так они скоро и нас заберут вместо коров!
— А ты не пойдешь, если погонят?
— Нет! Уйду в абреки!
— В абреки! И будешь рыскать вокруг дома, как волк.
— Не скоро Бабу придет домой.
— Не посмеет. Сразу же схватят его...
Знаур прикрыл калитку и забегал по двору в беспомощном отчаянии. Значит, дороги домой брату нет? Тогда Знаур отомстит и приставу, и старшине и уйдет к Бабу, будут вместе абрековать. Подкралась ночь, а Знаур все еще не решил, что ему делать. Он ходил взад и вперед, пока не вспомнил о волах, и пошел к ним. Но не успел он набрать охапку травы, как за его спиной рявкнул пес. Знаур насторожился. С чего бы это? Вокруг все тихо погружалось в ночь. А может, пес почуял чужого человека? На своего так не залает. «Кажется, новая беда крадется к нам. Эх, было бы у меня ружье. Ну ничего, я и с одним кинжалом расправлюсь хоть с кем, только бы его увидели мои глаза. А если их несколько человек и они ждут, когда я уйду в дом? Но я сегодня не сомкну глаз. И завтра тоже». С этими мыслями Знаур подкатил к мазанке арбу и улегся в ней, бросив под себя овчинный тулуп. Кинжал он вынул из ножен, крепко сжал рукоять. Хлопнула дверь: вышла из сакли мать. Приподнявшись на локте, Знаур прислушался. Мать пошаркала к калитке. Остановилась. Снова зашлепала чувяками через двор. Она ждала, что услышит голос старшего сына. Вдруг ей почудился стон. Женщина перенеслась к плетню. Знаур нервничал оттого, что ничего не видел вокруг себя, и, почувствовав озноб, даже натянул на себя короткую полу тулупа и прижался спиной к арбе.
Яростно залаял пес, и Знаур, откинув тулуп, спрыгнул на землю. Он стоял, выставив левую руку, словно приготовился к прыжку.
— Эй, кто там? — крикнул он в темноту, скорее для того, чтобы подбодрить себя.— Если ты мужчина, то почему крадешься в наш дом, как вор?
Знаур уловил шорох, он донесся с улицы. Потом кто-то нетерпеливо забарабанил в калитку, а вслед за этим раздался требовательный голос:
— Открой!
Но Знаур не спешил: он узнал по голосу помощника старшины. «Что он хочет еще? Убью я его! Какой же я мужчина, если не отомщу за брата? А что скажет мне Бабу? Нет, надо встретиться с Бабу и поговорить с ним». Он перевел дыхание и, переступив с ноги на ногу, вложил кинжал в ножны.
