Красная площадь - Фрид Валерий Семенович (читать книги онлайн бесплатно регистрация .txt) 📗
От этих слов собрание заполошилось, загалдело, как вороний табор, по которому шарахнули дробью. А комиссар достал толстую гимназическую тетрадку, лизнул чернильный карандаш и крикнул:
— Прошу подходить записываться!
Шум оборвался, но записываться никто не подошел. Наоборот, все даже как-то оттиснулись от комиссара.
— Чепуха какая, — сказал он севшим от обиды голосом. — Кажется, я понятно объяснил… А вам как горох об стенку… Кто командир полка?
— Нетути! Мыши съели! — крикнули из толпы.
— А полковой комитет есть?
— Нетути!.. Как это «нетути»? Есть, выбирали!.. Полковой комитет имеется.
Сквозь толпу пробрались четверо: рваный, как пугало, солдатик, другой солдат — аккуратный, розовый, с нерусской трубочкой в зубах, подпоручик — самый настоящий подпоручик в погонах и непонятно откуда здесь взявшийся матрос.
Солдат с трубочкой без усилия приподнял за один конец скамейку, на которой сидело человек пять. Те ссыпались со скамьи, и на нее уселся полковой комитет.
— Кто у вас главный, товарищи? — поинтересовался комиссар.
Подпоручик поднял бровь, но ничего не ответил.
— Нема главного, — сказал драный солдатик.
— Все главные, — буркнул солдат с трубкой.
— А зачем нам главный? — усмехнулся матрос.
— Ну, пускай так, — согласился Амелин. — Товарищи, обращаюсь к вашей революционной сознательности… Объясните им!
Светя улыбкой из-под черных крылышек усов, матрос сказал:
— Хорошо, товарищ комиссар Амелин Дмитрий. Сейчас я им объясню — а попутно и тебе… В русском языке имеется полтора миллиарда слов. Это вычислил ученый Менделеев. Но он так и не смог определить, какие два слова из них самые дорогие… А ты можешь?
— Так сразу не могу, — настороженно ответил комиссар.
— А я могу. Сразу. Два самых драгоценных слова — это свобода и воля. — Широким взмахом руки матрос словно бы обнял всех слушателей. — Революция дала им свободу и волю. А ты хочешь забрать назад?.. Революция возвысила человека, а ты хочешь унизить?.. Армия есть неизбежная странная крупорушка, которая перемалывает людей в серую крупу. Армия никому не нужна… А нужна сознательная вооруженная личность…
— Такая, как ты, что ли? — глупо, по-мальчишески выкрикнул комиссар.
— Да. Как я… Чтобы пойти в любой момент и умереть для революции. Но только по своей свободной воле… Без твоего кнута и хомута!
— Во! Правильно!.. В самую точку!.. — закричали солдаты. — Давай, Балтфлот, стриги его под ноль!
Комиссар беспомощно огляделся.
— Товарищи, кого вы слушаете?.. Это же анархия… Он анархию проповедует!
Матрос даже удивился непонятливости Амелина.
— Да, анархия. Я член партии анархистов… Что? Не нравится?.. А когда вместе Зимний брали — тогда мы вам нравились?.. К твоему сведению, меня Центробалт послал в армию агитатором!
— Агитатором! — кипя злобой, передразнил комиссар. — Саботажник! Вот ты кто!.. А кричишь — умру за революцию…
— Я никогда не кричу. Это ты кричишь, — поправил его матрос. (Он и в самом деле никогда не кричал, а говорил неторопливо и тихо — уверен был, что его все равно услышат.) — А кто готов умереть за революцию, это мы сейчас увидим…
Он вытащил из кармана гранату-лимонку, зажал ее в кулаке, так что только кольцо высовывалось наружу, и приложил к своей груди.
— На. Рви кольцо… рви!
— Я в такие игрушки не играю, — презрительно сказал Амелин.
— Боишься? Ну давай я вас рвану.
И матрос, не переставая улыбаться, схватил кольцо зубами.
— Братва, ложись на пузо! — пискнул тщедушный солдатик. — У их дискуссия, а нам помирать!
— Брось! Брось, чума бешеная!.. — зашумели кругом. — Не надо, Володя!..
— Не надо, так не надо. — Володя спрятал лимонку в карман и сел на место. — Ты мне не поверил, товарищ комиссар. А я ведь в самом деле согласен умереть за каждую свою идею!..
— Ты дурак и идеи у тебя дурацкие! — сказал вдруг солдат с трубочкой — товарищ матроса по полковому комитету. Говорил он с эстонским акцентом, так что у него получалось: «Туррак!.. Туррацкий!» Комиссар повернулся к нему с ожившей надеждой.
— Я большевик. И я скажу — армия нужно. А вы, — эстонец встал со скамейки и сердито оглядел присутствующих. — А вы никому не нужно!.. Вы всякий дрянь, дезертирски ребята!.. Я уйду от вас к чертовой мать. Пойду Петроград, пойду настоящий Красный Армия!
И опять Амел ин не смог найти правильного слова.
— Ищешь где полегче?.. Какой же ты после этого большевик?
— Я знаю какой! Тебе такой большевик не хочется? — Эстонец вынул изо рта трубку и, как револьвером, нацелился ею в комиссара. — Бери глина, лепи себе маленькие большевики. Они все будут такой, как тебе хочется!
И, не глядя на комиссара, он снова уселся на скамейку.
— Я не с комитета, я от народного лица, — сказал худущий сутулый солдат и протиснулся вперед. — Кто солдата кормит-питает? Армия! Но разве ж это суп? Крупинка за крупинкой гоняется с дубинкой!.. Суп-ритатуй — хочешь ешь, хочешь плюй!
Но слушатели и без него знали все эти прибаутки.
— Пошел талдычить, — с досадой пробасил какой-то бородач. — Ты, Мясоедов, давай про дело!
— Суп покушаешь с треской, брюхо щупаешь с тоской! — заторопился Мясоедов. — А если щи — хоть портянки полощи! По краям капуста, посередке пусто!
— Да сгинь ты, ненажора! — заорали в задних рядах. — Ребя, кто ближе, стукни ему по хоботу!
Мясоедов испуганно нырнул обратно в толпу. Как ни худо было на душе у комиссара, он не выдержал, улыбнулся. Но оказалось, что и это было ошибкой.
— Ён смеется! Ему смех! — послышался новый голос. Еще один член полкового комитета поднялся со скамейки — драный, как пугало, солдатик. — У его одна забота: каб нас назад в окопы затягнуть. Хватит! Я четыре годочки воевал — раненый, контуженый, газом травленный… И вось чего сабе завоевал.
Он поставил на скамейку ногу и показал всем худой башмак, откуда, точно горошины из лопнувшего стручка, лезли на волю босые пальцы.
— А у нашего пана Дзевульского… я сам с Полесьяу его три тысячи десятин. Гэто ж скольки голодного народу можно притулить, осчастливить!
Белорус наклонил набок нечесаную голову и даже прищурил глаза — слушал свои слова, как музыку.
— Ах, коли бы поехать нам туды всем полком!.. Жили бы мы, братики, в сердечной дружбе. Вместе бы сеяли, вместе жали… А в реке рыбка… А в ульях мед… А вечером выйдешь с хаты — луна в небе, як яечечко!..
Он с ненавистью поглядел на комиссара. И Амелии понял, что этот мечтательный голубоглазый солдатик — самый опасный для него человек.
— На что тебе армия? С кем воевать? — требовал ответа белорус. — Война-то вся? Ее товарищ Ленин окончил… Ён велел мужику скорей ехать до хаты, панский майонтек делить!.. А ты против?.. Ты не от Ленина! Ты дорогим его именем загородился, а сам от чужих приехал. Тебя убить надо. Братики, нам потребно его расстрелять и ехать сабе дале!
И опять станционный буфет до потолка заполнился криками, руготней, шумом. Зловредный белорус сумел повернуть дело так, что солдаты, не желающие вступать в Красную Армию, выходили не противниками Советской власти, а, наоборот, как бы защитниками ее от самозванца Амелина.
— Бей его, контру! Чего на него глядеть! — орали на комиссара со всех сторон. — Кащей! Дай ему от души, чтоб мозги на стенку!
Белоглазый Кащей уже ломился через толпу, размахивая своей каской. Побледнев от волнения и злобы, Амелин расстегнул кобуру браунинга.
— Видали? Ён, злочинец, стрелять нас хочет! — выкрикнул подстрекатель-белорус. Но тут раздались и разумные голоса:
— Ну уж стрелять, — пробасил бородатый солдат. — Напугали парня до смерти… Пустите вы его с богом!
— Точно! Пускай катится! — поддержали бородача. — Еще отвечать за него… Вали отсюда, комиссар! Чеши, пока живой!
Толпа раздалась на две стороны, предлагая комиссару дорогу. Он подумал секунду, потом застегнул кобуру и, ни на кого не глядя, вышел из буфета.
Молчавший до этого подпоручик лениво поднялся со скамейки:
