Схватка со злом - Блантер Борис Михайлович (прочитать книгу .TXT) 📗
— Мама на работе, — неприветливо сообщила девочка.
— А я не к маме, а к тебе. Можно раздеться?
— Да… конечно… пожалуйста… — Видимо, Марина о чем-то догадалась.
Перед Ширяевой стояла, упрямо опустив голову, тоненькая скуластая девочка. Белесые гладкие волосы, вздернутый нос, твердо сжатые губы. А взгляд уже не детский — суровый и недоверчивый. Она спросила чужим, внезапно охрипшим голосом:
— Вы из милиции? В колонию меня забирать?
— Еще не знаю. — Елена Гавриловна всегда говорила своим подопечным правду. — Да ты не бойся, — попыталась она подбодрить Марину, — потолкуем, разберемся, а там… посмотрим.
Девочка отвернулась; и в безнадежно опущенных руках было столько отчаяния, что Ширяева ласково потрепала ее светлые волосы.
— Не бойся, — повторила Елена Гавриловна.
Колонией, вероятно, девочку пугали давно, и она сама свыклась с мыслью, что попадет туда рано или поздно. А неожиданную ласку Ширяевой Марина приняла как дешевую уловку, которой хотят ее успокоить и обмануть. Елена Гавриловна почувствовала, что сегодня откровенной беседы не получится, и сказала:
— Занимайся, Марина, своими делами, а я, если ты ничего не хочешь рассказать, подожду маму. Хорошо?
Она достала книжку и села возле окна, искоса наблюдая за девочкой. Та вымыла замурзанную мордашку притихшего Алеши, уложила его спать, подмела комнату. По ее привычным движениям Ширяева видела, что домашние заботы и хлопоты Марине не в новинку. «Помощница растет», — одобрительно подумала Елена Гавриловна. Девочка казалась неплохой, и стало совсем непонятно, для чего она совершила целый ряд нелепых и неумелых краж.
А Марина тоже ждала. Сердце ее вздрагивало горячо и неровно, словно воробей, зажатый в мальчишеском кулаке. Значит, дома она последние часы. Эта чужая женщина из милиции скоро уведет ее от Алеши, от мамы. И, бережно положив ладонь на теплую головенку брата, Марина вспомнила…
Пока мама и дядя Вася не ссорились, было хорошо. Жили они дружно, и мама требовала, чтобы Марина с Алешей звали его папой. Но хотя девочка не помнила отца, представлялся он ей почему-то высоким, веселым, в военной форме. И верила: надоест ему присылать каждый месяц деньги и приедет он сам посмотреть на Марину… А дядя Вася — совсем другой и на настоящего папу ну ни капельки не похож. Марина слышала, что дядя Вася сказал маме: «Брось неволить девчонку, она не маленькая, смекает — никакой я ей не отец». А Алеша — глупый, он говорил дяде Васе «папа».
Когда мама уезжала в командировку, дядя Вася частенько не ночевал дома. Мама об этом узнала и ругала его. А он теперь и при маме не всегда приходил домой. Мама плакала и покупала водку, чтобы дядя Вася был веселый. Но водка плохо помогала, и они ссорились.
Марина жалела маму, понимала, что дядя Вася хочет, как и папа, уйти от них. Но не понимала зачем: мама добрая, красивая, и будь она, Марина, мужчиной, никогда бы такую не бросила.
Трудно в двенадцать лет разбираться в сложных взрослых делах. А они складывались все хуже. И однажды…
Снег зябко поскрипывал под ботинками Марины и маленькими валенками брата. Мороз к вечеру окреп, и даже мелкие звезды, которыми усыпано небо, казались холодными синими льдинками. Марина, как всегда, зашла в детский сад за Алешей и теперь торопилась домой. Мама опять уехала в командировку, нужно протопить печь, накормить Алешу, выучить уроки. На помощь гуляки-отчима девочка не рассчитывала.
В комнате так холодно, что пар изо рта идет плотной белой струей. Марина сунула братишке коричневого плюшевого медведя с оторванным ухом и разными глазами. Один — хороший, стеклянный, а второй заменяла желтая пуговица. Раздевать малыша не стала — простудится. «Подожди, Алешенька, я сейчас…» — попросила она. Сбросила пальтишко, натянула ватник, схватила ключ от сарая и коробку спичек.
Замок, обросший густым, жестким инеем, липнет к пальцам. Марина отвалила тяжелую дверь, чиркнула спичкой и остановилась в отчаянии: ни полена. Мама оставила деньги на дрова дяде Васе, да тот, видно, забыл позаботиться вовремя.
Девочка прислонилась к серой, шершавой стене. Возвратиться с пустыми руками она не могла: месяца три назад Алеша болел воспалением легких, его едва выходили, всего исколов пенициллином. Нет, укладывать братишку в нетопленой комнате Марина не будет!
Перед глазами девочки плыли двери чужих сараев, равнодушные, накрепко запертые. Недобрые стальные калачики замков продеты в прочные кольца. И вдруг Марине вспомнился старенький замок с рыжей от ржавчины дужкой на соседнем сарае. Ну да, он похож… он точно такой же… Ключ должен подойти. Попробовала. Что-то мягко щелкнуло внутри.
Торопясь, оглядываясь, девочка нырнула в чужой сарай. Дров много. Если она возьмет охапку, никто и не заметит. Придерживая подбородком холодные, скользкие поленья, Марина бежала домой.
Когда Алеша, заботливо укутанный двумя одеялами, заснул, а по комнате медленно растекалось тепло от пышущей жаром печки, девочка задумалась. Мама приедет дней через шесть, а на дядю Васю надежды мало. Сегодня Марину не увидели в чужом сарае, а завтра, а послезавтра?.. И девочка решилась.
Кремлевские куранты прозвонили двенадцать. Все, наверное, спят, но Марина, выключив радио, подождала еще. Потом оделась, обошла дом вокруг, посмотрела на черные, незрячие стекла окон. Спят. Она открыла оба сарая и принялась перетаскивать дрова к себе. Работала долго, вспотела. Девочка отчетливо понимала, что ворует, что так поступать нехорошо, но ей казалось — другого выхода нет. Марина успокоилась, натаскав топлива недели на полторы. Тщательно заперла замки, замела шапкой следы на снегу и уснула сразу, привалившись к довольно посапывающему братишке, едва успев сбросить на пол промокшие чулки.
Первые дни после кражи Марина очень волновалась, но соседи, заметив пропажу, не заявили об этом в милицию и не отыскивали ее по чужим сараям. Они ограничились тем, что сменили обычный навесной замок на какое-то хитроумное приспособление, ключ от которого — длинный, с треугольными зубчиками — напоминал пилу.
Только перед самым приездом мамы дядя Вася привез дрова. Толстые сосновые чурбаки завалили краденые поленья, и мама ничего не узнала. А Марина не стала рассказывать ей, как страшно ночью, задыхаясь, тащить у соседей дрова, как обрывается и падает куда-то в живот сердце, когда скрипнет снег или звонко ударится о мерзлую землю выскользнувшее из рук полено. Для чего? У взрослых свои дела. Мама любит дядю Васю больше, чем ее, больше, чем Алешу. Ну, и пускай! Марина сама вырастит брата. Вот окончит семилетку, пойдет в детский сад воспитательницей. Она любит ребятишек, и они любят ее. А когда мама будет старенькая, она поймет, что дядя Вася плохой человек, а Марина — хорошая. И Марина ее простит…
Ревность, гордость, одиночество больнее, чем кажется, ранят ребенка. Глафира Аркадьевна, занятая своими треволнениями, не замечала, что творится в душе дочери. И не думала, как далеко может зайти Марина в заботах о любимом братишке.
…В тот вечер Алеша не выбежал, как обычно, навстречу сестре. Воспитательница детского сада — тетя Таня (ее так звали здесь и ребята и взрослые) улыбнулась встревоженной девочке: «Ваш-то забастовал. Не хочет домой». Марина торопливо зашагала по коридору. Еще издалека услышала плач малыша. Алеша угрюмо, на самых низких нотах, на которые только способен его голос, тянул какую-то бесконечную жалобу. Он сидел на полу, не сводя глаз, полных слез и безутешного горя, с большой красивой игрушки. Экскаватор работал словно настоящий: ковш подымался и опускался, он мог зачерпывать песок и вываливать его в зеленые и синие грузовички-самосвалы. Расстаться с такой машиной, пленившей мальчишеское сердце, Алеша не мог и, завидев сестру, заревел с новой силой.
Все уговоры были бесполезны. И только когда Марина пообещала завтра же подарить ему экскаватор, подарить в полное и единоличное пользование, малыш успокоился. Распухший от слез, но довольный, семенил он по улице рядом с сестрой, крепко вцепившись в ее надежную руку.
