Связчики (Рассказы) - Наконечный Борис Николаевич (читаем полную версию книг бесплатно TXT) 📗
Нам оставалось до деревни два перехода, когда мы встретили след. Было непонятно, чья это лыжня виляет по мертвому лесу. В этих местах хвойный шелкопряд в какой-то год съел хвою со многих деревьев; стволы остались голые и потом ложились крестами. Встречалось очень много мертвого леса, лошади сильно-таки попороли ноги и животы; они обнюхивали этот след и от них шел пар, когда согнутый под мешком человек вышел навстречу.
С той осени, пока мы работаем вместе, он отдыхает сколько хочет. Он из тех людей, которые сами знают, когда отдыхать нельзя.
Старая черная лайка с нами везде. Я взял ее щенком из промысловой деревни в Красноярском крае. В тех деревнях еще сохранились хорошие лайки. Немолодой охотник-эвенк, у которого было три лайки, долго не соглашался ее продавать. Потом она привыкла ездить на плоской кабине гусеничного вездехода и каждую летящую ворону сопровождала взглядом — таким внимательным и жадным, что, казалось, летит, самое малое, загримированный под ворону небольшой лось, и он должен вот-вот упасть неподалеку. Она садилась сверху, непрерывно шевелила влажным черным носом, вдыхая воздух с запахами и увертываясь от сучьев, которые летят назад, если вездеход валит сухие деревья на старых гарях. Эта лайка всегда оставалась ночевать у туши зверя, рычала даже на нас, когда мы возвращались на следующее утро. В морозы можно было не приходить сюда несколько суток. Чтобы у нас водилось свежее мясо, она бегала с утра до вечера, — собаки работают больше нас и живут недолго. На ее родине плохих лаек всегда убивали. Хорошие собаки тоже живут совсем мало. Она плясала с лаем у морды зверя до тех пор, пока нам не приходило время обедать или ужинать и кто-нибудь, перелезая через валежины, не спеша шел смотреть, кого там собака задержала. Глухари иногда улетали; случалось, она лаяла всю ночь. Вечером мы сидели у костра и неторопливо спорили, стараясь определить по голосу, на кого она лает. Утром лай был еще слышным. Старая лайка любит подремать у костра, занимает самое удобное место с той стороны, куда не идет дым, и подставляет огню мех на груди. Она садится близко, костер стреляет, и пахнет паленой шерстью. Георгий Андреевич, десятник, незло ругает ее почти каждый вечер. Они всегда любят сидеть у огня дольше всех. Если отряд работает, передвигаясь с лошадьми, Георгий Андреевич всегда гонит ее к лошадям.
— Надо бы идти коней караулить, — говорит он незло, когда костер догорает и в палатке начинают засыпать. — Давай дуй! — продолжает он спокойно.
Собака недовольно отряхивается, сидит еще немного, потом очень неохотно неслышно уходит в темноту, в ту сторону, где гремят на шеях колокольчики и ботало. Греться у костра — это, конечно, большая слабость. Когда она была щенком, хозяин не хотел продавать ее, и я приезжал два раза. Он и не спрашивал, что за нее могут дать. Но потом ему понадобился капроновый фал, и он все-таки отдал ее в обмен на девять метров капронового фала.
Что, уезжая, мы оставляем? Зарытый репер, затесы на деревьях у вьючных троп или следы вездехода. Георгий Андреевич оставил за Иртышом большой палец. Он отрубил его, когда готовил на березовом пне отбивные из лосиного мяса. Он всегда отбивает мясо только на березовых пнях и все дело, наверное, в том, что в ту ночь он готовил ужин под светом фар; свет был односторонний, резкий, а прошедший день тяжелый и топор один раз упал не туда, куда надо. Этот палец мы закопали под елью. Никто не хотел его туда нести, нес его и бросил в ямку сам Георгий Андреевич; он шутил при этом, слегка наморщив нос, и остальные тоже шутили после очень долго.
В новый сезон мы заканчивали съемку по весенним настам на левобережье Иртыша. Болота были замерзшие, дни — длинные, дело шло быстро.
Потом переправились к обжитым местам по ноздреватому тракту на юг. Навсегда оставляя те места, по дороге останавливались у всех знакомых— прощаться. Ехали через три районных центра, по деревням, и останавливались много раз. Самое унылое дело — прощаться. В одной маленькой деревне возле районного центра Викулово нам дали на дорогу целый бачок домашнего серого пива; мы прикладывались к этому бачку по очереди, не снижая скорости. Несколько раз останавливаясь среди ночи; окна зажигались сразу, потому что мотор здорово-таки ревел, особенно на разворотах, когда механику нужно тормозить одной гусеницей и посильнее жать на педаль газа. Экспедиция начинала работы на побережье Охотского моря, и маленький отряд должен был переезжать туда.
Машину и собак погрузили на железнодорожной станции Ишим. Двигатель был еще надежный, вездеход не старый, но стекла обеих фар выбиты сучьями в тайге, и он выглядел калекой с пустыми глазницами. Механик-водитель закреплял гусеницы на платформе, скручивал пряди толстой проволоки, с нее соскакивала окалина. Механик ехал с вездеходом сопровождающим. Остроухая лайка как всегда сидела на плоской крыше машины и чего-то ждала. Все должны были следовать на восток к порту Находка.
Я прилетел в город Находку позже — снять и увезти в Охотск теодолиты и собаку. Море у Находки плескалось мягкой волной. Небо было из края в край чистое, над бухтой дымка, сквозь которую видны покрытые лесом синие холмы; дымка синеватая. Город опускался по склонам к причалам. В автобусах жевали вяленую корюшку.
Уголок моря виднелся из окна гостиницы. В неуютной комнате кроме меня жил еще один человек. Он болел: у него был рак. Этот приезжий не спал ночами, и его тошнило. Он приехал к морю за плавниками акулы. После приступов больной объяснил, что рак желудка хорошо лечит экстракт из плавников акулы. Он всем говорил это. Этот человек выглядел совсем плохо, когда смотрел в одно и то же место и держался за край измятой постели желтыми, как кость из земли, пальцами. Слова звучали как бред, но он находился в полном сознании. На вид ему было лет сорок, но это только казалось. Его не оставляла старая женщина, наверное мать. В комнате и на улице было жарко, но в море еще никто не купался. Мальчишки стучали зубами и выносили на берег маленьких, меньше ладони, но очень подвижных крабов. Мать сидела на кровати, не снимая пальто, и он сидел рядом с ней над тазиком. Старуха совсем не спала: и днем, и ночью уговаривала его вернуться домой, пока еще есть сколько-нибудь времени. Она говорила ему всю правду. «Сделано все, Тиша… Все, что можно. У тебя осталась только одна-две недели, Тиша! Надо ехать, пока есть время!» — твердила она. Пару недель — это ему оставалось двигаться, и сказать так — то была необычная правда. Пожалуй, это была самая высокая правда. Я никогда не встречал более честного человека. Она просила его — и он в конце концов сдался.
Потом я оформил коносамент в управлении порта, чтобы транспортировать вездеход морем. Нужно было поставить много подписей и печатей. Весь документ был в подписях и печатях, но все формальности заняли не очень много времени. На одном штампе написано: «Следует за весом грузоотправителя, на свой собственный страх и риск».
В кузове вездехода находилась уйма экспедиционного имущества: запасные катки, бочки, штативы, теодолиты, когти для подъема на деревья, мерные ленты, палатки, спальные мешки: два из них лежали сверху расстеленные, они были чистые. До тента, что закрывал кузов сверху, там оставалось совсем мало места. Вездеход грузили на палубу «Градеково» — этот корабль следовал в бухту Нагаева: нашу машину ждали на одном из участков севернее Магадана. С механиком-водителем ехала из Западной Сибири молодая жена. Они познакомились в прошлом сезоне, когда его вездеход переплыл Иртыш на виду у деревни и мы остановились ночевать в доме ее родителей; тогда она еще училась в школе; и здесь, в порту, в выцветшем ситцевом платье она была похожа на маленькую девочку. По правилам перевозок с машиной должен следовать только один сопровождающий, и он ее прятал где-то в кузове. Этот проворный парень никогда не впадал в панику. Он был веселый. Они оба были веселые. Солнце грело, платформа проезжала меж опор ног портового крана, мы прощались; шутя я высказал предположение, что валяться на мешках в дороге им сильно надоест, и поэтому по окончании путешествия, как только спустятся на твердую землю, самым большим будет желание: навек расстаться. С шутками они отплыли к Магадану. Я улетел с собакой в тот день в Охотск.
