За Москвою-рекой - Тевекелян Варткес Арутюнович (читать книги полностью без сокращений .TXT) 📗
Хорошо в такую ночь рука об руку с любимой девушкой бродить по безлюдным аллеям зимнего парка. Или идти с другом, изливая ему душу... А на душе Сергея за последние месяцы накопилось так много! И поделиться ему было не с кем. Вот будь с ним сейчас Милочка... Он ощутил непреодолимое желание увидеть ее и зашел в аптеку, где висел телефон-автомат. Он позвонит Милочке, попросит ее выйти на полчаса, поговорить. Если она откажет, не беда! Все же приятно услышать ее голос...
Но увы! К телефону подошла Лариса Михайловна и грозно спросила:
— Кого вам нужно?
Сергей вынужден был попросить Леонида.
— Леня, приезжай ко мне в Сокольники! Буду ждать возле метро, — сказал он. — Чудесная погода, погуляем, поговорим... Что? Нет, ничего особенного. Сегодня обсуждали проект Николая Николаевича... Долго рассказывать... Почему не можешь?.. Ах, занят?.. Ладно, буду ждать в воскресенье! — Он повесил трубку, вытер вспотевший лоб и медленно поплелся домой.
Дома было холодно, печка давно остыла, мороз нарисовал на стеклах окон затейливые узоры.
Сергей принес из сарая охапку наколотых еще осенью дров и затопил печь. Тяга была сильная, сухие дрова быстро загорелись, затрещали. Он открыл чугунные дверцы, потушил свет, уселся в кресло и протянул к огню озябшие ноги.
Сергей с детства любил ровный, таинственный гул в печи, веселое потрескивание дров и отблески яркого пламени. Он мысленно переносился в далекие края —в суровую Аляску, к отважным золотоискателям Джека Лондона, к бесстрашным исследователям Севера, первооткрывателям новых земель. Перед его закрытыми глазами, словно живые, возникали герои прочитанных книг. Вот, смертельно уставшие от длинного перехода на собаках, великаны в длиннополых шубах сделали привал, разложили на снегу душистые еловые ветви, развели костер — варят на ужин бобы со свининой. Медленно тают сосульки на усах, дымятся мокасины. Безмолвие северной ночи нарушает отдаленный вой голодных волков. Собаки вскакивают и, ощетинившись, дрожа всем телом, неистово лают...
Хорошо было в детстве! Ни забот, ни хлопот, читай до одури приключенческие романы, мечтай, сколько душе угодно, о подвигах, о дальних путешествиях, — а теперь?.. По утомленному, осунувшемуся лицу Сергея скользнула грустная улыбка. В ушах звучали голоса Баранова и Никонова, слова, сказанные ими, он запомнил! И он вновь переживал все, что было сегодня на техническом совещании.
...После сообщения Николая Николаевича, очень волновавшегося и потому говорившего довольно нескладно, поднялся Александр Васильевич Баранов. Поправив пенсне, он долго разглядывал свои записи на клочке помятой бумаги, сделанные тут же, на совещании, и, тщательно подбирая каждое слово, медленно заговорил. На лице его ироническая усмешка, голос звучит глухо, — кажется, будто главный инженер выступает нехотя, по печальной необходимости.
— Николай Николаевич Никитин, без сомнения, способный инженер, и мы все его уважаем,— начал Баранов, — но, к сожалению, он не в меру горяч, часто увлекается, а это противопоказано серьезному инженеру. Посудите сами: Николай Николаевич предлагает переставить все оборудование в красильно-отделочном цехе по новой схеме, называя это выпрямлением технологической линии. Что ж, на макете, на чертежах это выглядит очень красиво! Я скажу больше: на первый взгляд кажется вполне разумным и приемлемым. Но осуществимо ли это в наших условиях — вот в чем вопрос. Троньте с. места наши старенькие машины — и вы их больше не соберете. Такая затея может привести нас к катастрофе, не говоря уж о том, что план на многие месяцы будет сорван... Я лично ничего не имею против идеи закрытой барки системы Полетова, нашего молодого пытливого рабочего, как тут его называли. Пожалуй, стоит изготовить один экземпляр и испытать в работе. Правда, барки из нержавеющей стали не новинка — их впервые стали применять немцы еще до войны. Позже, кажется, они отказались от них... Точно утверждать не могу, но когда я был в Германии, в тысяча девятьсот сорок шестом году, то видел на текстильных фабриках всего несколько таких красильных барок...
Вспомнив эти слова Баранова, Сергей невольно покраснел, как покраснел на совещании. Главный инженер обвинял его в обмане, сделав это очень тонко, с издевкой. Прочел, мол, парень об этом где-то либо увидел рисунок барки в немецком техническом журнале и выдает за свое изобретение! «Иди доказывай, что ты ничего подобного и в глаза не видел, — разве поверят?» — думал на совещании Сергей. Ему стыдно было посмотреть в глаза товарищам. Баранов, делая вид, что не замечает его смущения, продолжал:
— Что же касается установки терморегулятора новой конструкции, которого в природе пока не существует, то это уже из области чистейшей фантастики. Крашение шерстяных тканей — дело весьма тонкое и требует большого мастерства. Подчинять его механическим процессам немыслимо, — неспроста во всем мире до сих пор никто не пытался сделать этого. В заключение хочу выразить надежду, что вы все согласитесь со мной: предлагаемая большая перестройка, даже если бы и была приемлемой, на ходу не делается! Для таких работ требуется время, и немалое, — следовательно, необходима остановка всего комбината. Решать такой вопрос не в нашей компетенции!
Баранов поверх стекол пенсне обвел взглядом присутствующих и сел. Все молчали, — его речь, казалось, произвела впечатление...
Сбитые с толку производственники, выступая в защиту проекта, говорили осторожно и нерешительно. Сергей видел, как злится и кусает губы Николай Николаевич. Он искоса взглянул на Власова. Директор сидел за столом неподвижно и безучастно смотрел куда-то в сторону, словно все, что происходило вокруг, его не касалось...
С места поднялся Ненашев. Кажется, только он один осмелился высказать все, что думал.
— Проект хороший и нужный, — сказал он. — Может быть, его и следует кое-чем дополнить, но это уже дело десятое. Главное — проект нужно утвердить и как можно быстрее приступить к его осуществлению! Наш главный инженер, Александр Васильевич, наговорил тут кучу умных вещей, но если вы меня спросите, что я вынес из его речи, то отвечу вам прямо: он постарался навести тень на ясный день...
Ненашеву не дали продолжать. Сидевший рядом с директором Никонов сбивал ремонтника ироническими репликами, смеялся над его словами и в конце концов самовольно взял себе слово.
Он открыто издевался над Николаем Николаевичем.
— Видите ли, пример Московского метрополитена не дает покоя некоторым любителям красоты! — говорил он. — Им везде подавай стены, облицованные глазурными плитками, дневной свет, автокары, сверхмощные вентиляторы и чуть ли не конденсированный воздух! Не хватает только мрамора, бронзы и позолоченных люстр... Позвольте спросить: с каких пор наши советские инженеры разучились считать народные деньги? Ведь неспроста уважаемый Николай Николаевич даже не удосужился подсчитать, во что обойдется государству его затея. Вам хочется иметь легкие тележки — пожалуйста, изготовляйте их у себя в механической мастерской. Хотите установить ленточные транспортеры — милости просим, никто вам мешать не будет!.. Но не занимайтесь фантазиями вроде механизации процесса крашения, не сводите на нет опыт и знания наших мастеров, не демобилизуйте молодежь — пусть молодые учатся и овладевают мастерством...
Николай Николаевич не вытерпел и крикнул с места:
— Это демагогия, а не деловое обсуждение! Наши мастера в вашей защите не нуждаются!
Никонов оглядел его с ног до головы.
— Не торопитесь с выводами, Николай Николаевич, научитесь уважать критику!— строго сказал он.— Выслушайте меня до конца, и тогда, быть может, вы поймете, кто из нас демагог. Товарищи! — Никонов повысил голос и продолжал: — Партия и правительство требуют от пас не распылять ресурсы по мелочам, ассигновывать их на капитальное строительство и пусковые объекты. Правильное, разумное требование! Выбрасывать на ветер сотни тысяч рублей ради прихоти отдельных людей, как бы они уважаемы ни были, мы не можем! Во всяком случае, я от имени главного управления твердо заявляю, что деньги на такого рода необдуманные затеи отпускаться не будут. Следовательно, дальнейшее обсуждение этого вопроса не имеет никакого смысла!
