Человек должен жить - Лучосин Владимир Иванович (читать книги онлайн TXT) 📗
— Эй, артист! — услышал я за своей спиной голос Захарова. — Чего там ищешь?
— Так, ничего. Забавная история. Глупая, как жизнь.
Я затоптал тапочкой спутавшиеся следы и дал парнишке двадцать пять рублей. Подхватив удочку, он помчался к озеру.
— Ни черта не понимаю! Что у тебя за ночные приключения? — спросил Захаров. Он протянул мне сверток.
— Николай, — спросил я его, натягивая брюки. Они были немного не в тон пиджаку, но ничего, здесь это сойдет. — Николай, почему у людей все в конце концов выходит наружу? Они не хотели бы кое-когда оставлять следов. А следы-то остаются.
— Иди-ка спать, парень, — ответил Захаров.
Спать не пришлось. Пришлось выдержать пренеприятное объяснение с Золотовым.
— Объясните свое поведение, — сказал он сухо, когда после завтрака я пришел в ординаторскую.
— Мое поведение? — спросил я.
— Вам надо разжевать и положить в рот? — спросил он. — Извольте! Что за мальчишество лазать через окно? Напустили тучу мух. Окно — настежь.
— Извините меня, Борис Наумович… Я вылез позагорать.
— Всех мух выловить! О выполнении доложите. Приступайте! — Он, подымая халатом ветер, вышел из ординаторской.
Я крикнул санитарку и сказал, что Золотов велел немедленно уничтожить мух. Мы раскрыли все окна и начали махать полотенцами. В десять у меня назначена встреча с Верой, и нужно было спешить. Наконец в ординаторской осталось четыре мухи. Они сидели на потолке и никак не хотели покидать теплый золотовский кабинет. Им было наплевать на то, что мы старались вовсю. Пришлось забраться на шкаф, чтобы дотянуться до этих тварей.
Времени оставалось в обрез, а Золотова я не мог найти нигде. Нина сказала, что, кажется, он в родилке. Я снял телефонную трубку.
— Родильное отделение слушает. Кто говорит?
— Гринин! — ответил я и услышал, как сестра сказала: «Девочки, узнайте, родила Гринина или нет?»
Фу! Я бросил трубку на рычаг и побежал в родилку. Придирчивая акушерка не пропускала меня до тех пор, пока я не надел на мой очень чистый халат еще один, роддомовский.
— Все сделано, — доложил я Золотову.
— Как прикажете понимать? — спросил он, нахмурившись.
— В прямом смысле, — ответил я.
— Вам что-нибудь понятно? — спросил он у врача акушера-гинеколога.
Та пожала плечами. У нее были красиво завитые каштановые волосы.
— Вот видите, и доктор не понимает, — сказал Золотов.
Я ни за что не сказал бы ему тех слов, которых он от меня добивался, если бы не спешил.
— Все мухи выловлены!
— Ну вот! Теперь и доктору понятно.
Врачиха рассмеялась.
— Так вот, — более дружелюбно сказал Золотов, — мух наловились, теперь готовьтесь к ассистированию.
— Не могу, — перебил я. — У меня заказан телефонный разговор с Москвой.
— В это время Москву не дают, — сказал Золотов.
— А вот у меня заказ приняли.
— Как вам угодно, — сказал Золотов и повернулся ко мне спиной.
Я опоздал на десять минут и проклинал все на свете, расхаживая возле почты по тротуару. Веры не было. Стрелка на почтовых часах перепрыгивала с минуты на минуту. Постоит и прыгнет. Потом снова постоит и прыгнет на следующее деление.
Может быть, даже хорошо, что встреча с Верой не состоится? Принесет ли она счастье? Красивая статуэтка в квартире… С другой стороны, когда парень встречается с девушкой, разве всегда нужно думать о браке? В аспирантуру без Аллы не попадешь. Профессор сделает все возможное — и даже невозможное! — чтобы провалить меня. Он выполнит любую прихоть своей единственной дочери.
— Здравствуй, доктор!
Я обернулся и уже не мог больше думать ни о чем. Передо мною стояла Вера.
— Я решил, что ты не придешь, — сказал я, смущенный и взволнованный.
— И ошибся в диагнозе, доктор?
— Зови меня Юрой.
— Мне нравится это имя, — ответила она.
— Пойдем куда-нибудь, — сказал я, — подальше от людей.
Она посмотрела мне в глаза. У нее были умные глаза. Немножко кокетства и ни грамма наивности.
— Зачем уходить от людей?
— Хочу видеть только тебя!
— И в толпе, если захочешь, можно видеть лишь одну.
Я не нашелся что возразить. В ларьке я купил две большие плитки шоколада, сунул их в карман пиджака.
Скоро мы были за городом. Справа возвышалась насыпь железнодорожного полотна, слева раскинулся залитый солнцем нескошенный луг. Белые, желтые, фиолетовые и красные цветы. Благоухающая зелень, а за ней ярко-синее озеро.
Вера шла так красиво, как никто до нее не ходил.
Я смотрел на нее сзади, смотрел на чуть распушившиеся волосы, на ее талию, перетянутую белым шелковым пояском, на ее загорелые ноги в легких коричневых тапках. Тысячелетняя история. Идет женщина, как будто летит над землей, а ты жадно смотришь ей вслед, и хочется идти рядом. Два следа рядом — от широких туфель и маленький, с ямочкой от каблучка. Они тянутся рядом. До поры до времени.
Я взял Веру за руку. Она посмотрела мне в глаза, вырвала руку, побежала по тропинке, которая все еще вилась вдоль железнодорожной насыпи. Я побежал, догнал и по-прежнему шел сзади и глядел, как она идет, как слегка морщинится на ней белый шелк. И как выступают на спине пуговицы лифа.
Тропка вильнула влево на луг. Я не знал, куда она выведет, но готов был идти по ней куда угодно. Мы прыгали через кочки, перескакивали через неширокие канавы с черной и ржавой водой. Когда я обернулся, железнодорожной насыпи уже не было. Она исчезла, словно вдруг опустилась, продавив своей тяжестью землю. Лишь кончики телеграфных столбов чуть виднелись на фоне безоблачного неба.
— Посидим, Юра, — сказала Вера и опустилась на траву, натянув на колени платье.
Я расстелил пиджак и сел. Вера была совсем рядом, волосы ее пахли солнцем, медом, весной и еще чем-то удивительным. Я хотел обнять ее, но Вера перехватила мою руку и, улыбаясь, сказала:
— Доктор Юра! — И покачала указательным пальчиком.
Она сидела, вытянув ноги и покусывала травинку. Откусит, подержит в губах и сдунет. Чертовски захотелось ее поцеловать. Но что-то удерживало от этого.
И вдруг я начал говорить, что женюсь на ней, что увезу в Москву, где у меня милая старушка мать и просторная, с окнами на юг, квартира.
— Мама будет очень довольна тобой, я знаю. Она очень скучает сейчас одна.
— В Москву? К матери? Я матери нужна или тебе?
— Конечно, мне!
— А отец у тебя есть?
— Погиб на фронте. У меня только мама. Она на все готова ради меня. Поедем, Верочка. Зимой мы будем жить в Москве, а летом на Кавказе, на берегу моря. Там живет мамин брат, генерал в отставке.
— Ты интересный человек, Юра, — сказала Вера, премило растянув второе слово, — я таких еще не встречала.
Что ж, многие девушки считают меня интересным, и было бы глупо доказывать им обратное.
— Я рад, что я тебе интересен, Вера. Но мне этого мало.
— Ого, Юрочка, ты решительный.
— Через два года я буду врачом. Может быть, знаменитым врачом.
— А я через два года окончу десять классов.
— Поедем в Москву!
Она срывала с ромашки лепесток за лепестком.
— Не любит!
— Не веришь? — спросил я.
— У тебя есть другая. По глазам вижу. Я по глазам любое могу узнать.
— Я не люблю ее, она мне противна.
— Кто она?
— Студентка.
— Тоже будет врачом?
— Да, — ответил я. И спросил: — А ты кем будешь?
— Инженером.
По озеру плыла лодка, в ней сидели парень и девушка. Когда я пригляделся, то увидел голубое платье с белым воротничком. Валя. И, конечно, Каша!
Вера посмотрела мне в глаза.
— Ты на студентке женишься. Она будет врачихой. В одной семье два врача. Много общего.
— Я женюсь только на тебе. Так?
— Не знаю. — Лицо Веры было очень грустное. Она смотрела на солнце, которое неярко светило из-за белой тучки. Тучка напоминала кружевной девичий воротничок.
