Тот, кто убил лань - Лакербай Михаил Александрович (читать книги полностью без сокращений .txt) 📗
— Много мы прожили, но разве это была жизнь? — сказал Азамат Кове.
— Так... — поддакнул ему Керим Цвижба из горного села Амзара.
— Жалко и обидно, что нет конторы, где бы меняли прожитые годы на новые...
— Я бы обменял десять лет своей прошлой жизни за одни год теперешней, — заключил Ханашв Шоуа.
Я вышел на веранду. Был тихий летний вечер. Здесь вокруг столетнего старца Уахайда Смыра сгруппировалась любознательная молодежь.
Смыр говорил о дружбе и братстве. Были в старину среди абхазов названые братья — ауа. Стать ауа означало не просто породниться, а сделаться настоящим другом, готовым в любую минуту прийти на помощь.
Об ауа повел Уахайд Смыр свой рассказ.
...Жили мы до революции трудно. Царские чиновники да наши князья и дворяне притесняли простых людей. В те тяжелые времена хороший друг — ауа мог украсить жизнь, облегчить бремя невзгод. Один бедняк помогал другому, и оба кое-как тянули безрадостные дни.
Вот почему абхазский народ принял революцию как огромное счастье. Все народы Кавказа начали строить новую, счастливую жизнь.
Помню, в Сухум на съезд крестьян, где решался вопрос объединения, словно женихи на сватовство к красавице невесте, приехали люди из-за перевалов, из республик Северного Кавказа — Чечни, Адыгеи, Карачая. Прибыли и наши добрые соседи из Грузии. Все они предлагали нам свою дружбу и братство. Было у нас много споров — с кем жить вместе в одной союзной республике.
Первым выступил мудрый старец Кягуа Киут и сказал:
— Мой личный пример с ауа, возможно, поможет нам лучше разобраться в этом вопросе. Я расскажу его вам, и вы сами сделаете вывод...
Жил рядом со мной сосед Мамсыр Гурджуа. Вокруг нас были лес и болото. Трудно нам жилось. В надежде улучшить свою жизнь я решил выбрать себе в ауа знатного дальнего родича Сида Чачба, жившего за Гагрой. Поехал к нему, повез в подарок своего единственного коня и попросил стать мне ауа. Князь принял меня радушно, объявил меня при всем собравшемся народе своим новым ауа и подарил мне бурку. Я был рад, что у меня отныне сильный и богатый ауа. Кто посмеет теперь меня обидеть? Люди поздравляли меня.
Но, оказывается, не всегда сопутствует человеку удача. В глухую темную ночь украли у меня единственную корову. Дети остались без молока. Подумал было я о моем ауа, да куда там! Он ведь далеко, за Гагрой. А сосед мой поделился со мной молоком, хотя у него тоже была одна-единственная корова. Спасибо Мамсыру: выручил!
Беда, как известно, никогда не приходит одна. Стряслось новое несчастье: серьезно заболела жена, и нужно было немедленно везти ее к врачу. Но на чем везти? Был у меня вол, да не было арбы и другого вола. Мой ауа, возможно, помог бы мне, слов нет, дал бы и арбу, и вола, а возможно, и фаэтон, да куда там! Он же далеко жил, за Гагрой. Когда я к нему попаду? А жену везти надо немедленно. И сосед мой, Мамсыр, дал мне другого вола и достал арбу, и я повез больную. Успел вовремя, жена была спасена. Еще бы немного промедлил, и уже было бы поздно... Спасибо соседу: опять выручил!
А когда моя жена еще лежала в больнице, ко мне ночью вдруг приехали дорогие гости во главе с самим Сидом Чачба. Надо было их достойно принять, чтобы не опозориться: зарезать бычка или хотя бы барашка. Но у меня не было ни того, ни другого. И тогда мой сосед, Мамсыр, отдал мне своего единственного барана. Пригнал, зарезал и сварил сам. Накрыть стол помогли его жена и дочь. Моего вина было мало — Мамсыр добавил свое. Я уложил гостей спать у себя и у Мамсыра. Так достойно принял их, что мой ауа остался очень доволен. Не пришлось краснеть ни мне, ни ему, пригласившему гостей ко мне. Спасибо соседу: снова выручил.
Однажды власти зачем-то вызвали меня в Сухуми. В это же время жена моя отправилась с детьми к своей сестре в Тамыш. Уходя, она по забывчивости оставила шерсть у еще тлевшего очага. Шерсть загорелась, пожар охватил пацху. Это заметили соседи — семья Мамсыра. А мой ауа, конечно, не мог заметить пожара из-за Гагры. Снова помог мне мой сосед, Мамсыр. Всей семьей они потушили пожар, спасли вещи, скот. Спасибо Мамсыру: выручил!
Я так скажу: близкий друг — настоящий ауа. Далекий друг — утешение души. Для объединения нам нужно выбрать ауа не за горами, а близких соседей — грузин. Сегодня мы им поможем по-братски, по-соседски, а завтра — они нам.
И народ понял мудрого Кягуа, принял решение объединиться с грузинским народом, вместе строить новую жизнь в большой и дружной семье народов Советской страны.
Так закончил свой рассказ Уахайд Смыр.
— Мы теперь ауа со многими, даже дальними народами, — заметил юноша Джарназ Танба. — И с ними наша дружба и братство крепки, как гранит. — Верно говоришь, дад, — подтвердил Смыр.
Чанагв.
Перевод С. Трегуба
В годы гражданской войны линия фронта на Кавказе часто проходила так: с одной стороны скалы — белые, а с другой — красные. У входа в ущелье — белые, у выхода — красные. Война осложнялась еще и тем, что не существовало формы, определяющей принадлежность бойца к той или другой стороне.
...Сергей Миронович Киров направил с очень важным поручением к Орджоникидзе бесстрашного и стойкого коммуниста-абхазца Чанагва. Путь его был крайне опасен, дорога лежала через гору, а единственная горная тропа занята белыми.
В Абхазии тогда правили меньшевики. Киров просил о помощи. И Чанагв решился.
Он шел козьей тропой, взбираясь по уступам скал. Слабо светила сквозь тучи луна. Каждую минуту он мог сорваться в пропасть. Не успел Чанагв спуститься с уступа скалы, как вдруг услышал:
— Стой, руки вверх!
В упор на него глядели дула винтовок.
Чанагв остановился. Он готов был к встрече с врагом, но не знал, кто его остановил: свои или чужие? На ломаном русском языке он сказал:
— Осетин я... крестьян...
— Что тут делаешь?
— Коза пропал. Искал ее...
— Знаю, знаю, какую козу ты ищешь! Шпион ты, вот кто!
— Говори: не коза пропала, а твоя башка пропала, — съязвил кто-то.
Все засмеялись.
Чанагв внимательно рассматривал людей, стараясь определить — свои они или чужие. Но так и не мог ответить на этот вопрос.
— Ну, становись на край! — скомандовал старший. Чанагв не двинулся с места.
— Что ж не идешь? Иди, говорю! — крикнул конвоир и вскинул винтовку.
Чанагв не имел права ошибиться. Нужно было точно узнать, кто его задержал. Он снова начал бормотать:
— Я осетин... я — крестьян... коза искал.
— Стреляй его на месте, — равнодушно сказал старший.
Вдруг кто-то из конвоя сказал:
— Мить, а может, он и в самом деле крестьянин, осетин?
— Да что ты! — возразил Митя. — Разве тут ищут пропавшую козу? Ясно — шпион, кончай с ним без разговоров.
Чанагв не чувствовал страха перед лицом неминуемой смерти. Нет! Ему было больно от мысли, что не удастся выполнить поручение Кирова и участвовать в освобождении родного абхазского народа от меньшевистского ига. Сердце его заныло.
— А что скажет Федя? — услышал он голос одного из конвоиров. — Ведь приказано никого не расстреливать без него. Рассердится, когда узнает...
— Ну хорошо, поведем его к Феде. Десять дней не спал, жаль будить. Да что делать! Сам велел без его приказа никого не расстреливать.
Чанагва повели к начальнику. Ночь темная-темная... В пустой сакле на лавке лежал командир. Грудь его крест-накрест была обвязана патронташами, за поясом — гранаты. Он крепко спал.
Тщетно искал пленник глазами красную звездочку. Ее не было ни на шапке, ни на груди. И Чанагв решил, что он находится в плену врага. Понял, что минуты его сочтены.
Митя — старший, должно быть, — начал будить того, кого они называли Федей. Но тот спал так крепко, что его не могли добудиться. Тогда Митя выстрелил над его головой. Человек на лавке шевельнулся, сел и начал протирать глаза.
— Что случилось?
— Шпиона поймали. Притворяется, лиса, что крестьянин, осетин. Вот привели к тебе.
