Схватка со злом - Блантер Борис Михайлович (прочитать книгу .TXT) 📗
Михаила огорошил такой выразительный «монолог» доярки. Он вспыхнул, стыд тянул его бежать, а нанесенная обида приковала к месту. От неожиданности он растерял слова.
— Ты… ты… — только и смог выдавить Ремнев сквозь сжатые зубы.
«Да, влип Мишка в переплет, — подумал участковый. — А девчонка, кажись, ему и вправду приглянулась, даже язык отнялся». Борисов решил выручить Ремнева и положить конец этой, уже далеко не творческой перепалке. Он подошел к ребятам, когда прозванный «верстой» парень примирительным баском заглушил общий смешок:
— Навалились все на одного!.. Оно, конешно, хоша Мишка и того, а все же нельзя так…
Ремнев совладал с волнением и опять накинул на себя равнодушную маску.
— Да отвяжитесь вы все от меня, пристали, как…
Он не уточнил, как именно к нему пристали, махнул рукой и зашагал прочь.
Киномеханик запаздывал. После случившегося разговор не ладился, и вскоре ребята начали расходиться. Комсорг согласился проводить участкового, и они медленно направились в сторону околицы.
— Не подумай, Женя, что я вмешиваюсь в дела ваши комсомольские, — сказал Борисов как можно мягче. — Послушай-ка меня, стреляного воробья, и не обижайся. Все ты очень правильно Ремневу толковал. Про коллектив, про дисциплину, про ответственность. А чего достиг? То-то и оно… Слова, Женя, простыми, ну вроде бы, живыми должны быть. Вот тогда они, как зерна, западут в человека и дадут ростки. А ты: «предупреждаю в последний раз…» или «на бюро вызовем…» Да еще при девчатах. Паренек этот, — продолжал участковый, — меня тоже беспокоит. Давай-ка, комсорг, вместе поразмыслим, что же нам с Михаилом делать. Между прочим, о каком это Петре речь зашла давеча?
— Да мурзицкий один, забыл я фамилию… — ответил, нахмурившись, Евгений. — Не то Супков, не то Сурков… Повадился к нам в село. Из трактористов его за пьянку погнали. Кажись, Мишка у него в учениках был, ну и… В общем связался черт с младенцем.
— Может, Зуйков? — переспросил Борисов.
— Вот-вот, он!..
Картина постепенно прояснялась. Участковый сразу вспомнил хитрого, падкого на длинный рубль мужика. Еще много лет назад, по настоянию Борисова, сняли Зуйкова с должности бригадира трактористов. Тогда он, нагоняя себе заработок, уменьшил глубину вспашки на добром десятке гектаров колхозной земли. Однажды Петра задержали на спекуляции, но за недостатком улик он отделался штрафом. А теперь и вовсе не работал, жил «святым духом». История с Михаилом показалась сейчас участковому серьезнее, чем он думал вначале.
Борисов говорил с комсоргом осторожно, стараясь не задеть чем-нибудь его самолюбия. Посоветовал выпускать газету «Колючку» — пусть посмеются колхозники над задирами и гуляками; попросил отобрать в помощь ему, участковому, самых надежных комсомольцев для борьбы с пьяницами и самогонщиками.
За беседой не заметили, как вышли за село. Они повернули обратно. По-осеннему студеный ветер сорвал с придорожного тополя стайку пожелтевших листьев, погнал их кувырком по голой земле, побросал где попало у обочины, а сам улетел дальше, в поля.
Партактив колхоза, о котором просил Борисов, собрался через несколько дней. Собственно, это было не заседание. Просто Ветленский попросил коммунистов прийти в правление в определенный час. Сошлись вечером, после работы, многие толком и не знали, о чем предстоит разговор. В комнате председателя тесновато, разместились кто где: на стульях, лавках, подоконниках. Александр Галин привычно сидел за своим столом, а брат его, Тимофей, возился с затопленной печкой, подкладывая в нее пахучие, липкие от смолы полешки. Нетерпеливый Сергей Кочетов, которого колхозники помнили еще комсомольцем, поглядывал на дверь, встречая каждого опоздавшего укоризненным жестом, а когда все собрались, крикнул Ветленскому:
— Иван Семенович, начинать пора!
Парторг о чем-то вполголоса беседовал с Борисовым у окна. Он обернулся.
— Нужно серьезно потолковать нам, товарищи! Дела на селе с пьянством и самогоноварением не очень-то нарядные. Попросим доложить об этом нашего участкового, старшего лейтенанта милиции товарища Борисова.
Шумок общего говора затих, все насторожились. Иван Васильевич остановился около председательского стола, откашлялся. Выступление его было недолгим и убедительным — ненависть к самогонщикам подсказывала нужные слова. Он рассказал о том, как ломает пьянство людей, напомнил коммунистам о последних указаниях партии по борьбе с алкоголем.
— Народ у нас в Ратове хороший. Но бочку меда и ложкой дегтя испортить можно. Варят на селе это проклятое зелье пять, ну, шесть спекулянтов. Так неужели мы с ними не справимся? Они, как гвозди ржавые, торчат на ходу, зацепившись, не всяк отцепится. Да еще вот напасть: молодые, на старших глядя, пить начинают… — Хотел Борисов привести пример Михаила Ремнева, но сдержался, добавил только: — Лихостью своей по глупости похваляются, а у матерей слезы не просыхают.
Авдолин вставил густым, прокуренным баском:
— Драть их, чертей, некому. Особливо, если баба одна, разве ж ей с парнем управиться?
В печке потрескивали дрова, становилось жарковато. Иван Васильевич вытер рукавом лоб, возразил Авдолину:
— Драть не велик прок. Учить молодежь надо, воспитывать. А у нас как в поговорке получается: маленькая собачка лает — от большой слышит. — Он сделал паузу и закончил несколько громче: — Общая наша забота, не только моя, вывести на селе самогонщиков. В одиночку мне одолеть их трудно, за всеми не уследишь. Так помогите мне, товарищи коммунисты. Давайте вместе корчевать эту сволочь, ловчее будет!
Последние слова Борисова прозвучали скорее требованием, чем просьбой.
Пока участковый говорил, он ни разу не посмотрел на Александра Галина и теперь стал искоса наблюдать за поведением председателя. Тот словно дремал, склонив голову и полуприкрыв глаза, было в нем какое-то наигранное равнодушие к происходящему. Он боялся сейчас встретить чей-либо взгляд и жалел, видно, что сидит у всех на виду.
— По-моему, ясно, — сказал Ветленский, — помочь Ивану Васильевичу наш долг, тут и спору быть не может. Пьянство у нас за все границы зашло — это участковый правильно отметил. Ты первый, Александр Васильевич… — парторг запнулся, но пересилил себя, — да, первый пример подаешь. А чего с рядового колхозника спросишь, коли сам председатель сивуху хлещет. Бросай пьянки, при всех тебя предупреждаю. Эта дорожка к хорошему не приведет.
Настало напряженное молчание. Галин почувствовал, что от него ждут ответа. Он распрямился, сильно сжал пальцами черную перчатку протеза.
— Нагнали нам тут страха Борисов с Ветленский. Мужики, конечно, пьют, однако и работают неплохо. Не с нами водка родилась, не при нас она кончится, — он попытался улыбнуться, — не отказываюсь, и я выпиваю, не ангел… Только самогонщикам сроду не потакал и, вообще…
Его оборвал брат Тимофей:
— А с Андреем, конюхом, не ты вчера литровочку выдул?
Галин не привык оправдываться, тем более на людях. И по тому, как дрогнули брови, как скрипнула под здоровой рукой стиснутая кожа перчатки, было видно — он начинал злиться.
— Чего мелешь?! Самогонку эту Андрей в Мурзицах у бабки какой-то конфисковал. Не пропадать же добру… — он шуткой хотел смягчить слова брата, но по нахмуренным лицам коммунистов понял, что ее не приняли.
— Врет конюх, а ты и уши развесил, — не унимался Тимофей. — Я, как бригадмилец, ручаюсь — у нас, в Ратове, самогон сварен…
Казалось, Галин вот-вот вспылит.
— Ну, хватит!.. Раздавили после работы бутылку, дело, что называется, личное.
Тимофей знал характер брата. Понимал, что стегает Александра по самому больному его месту, по гордости. Но увещевания уже не помогали, и он, переборов поднявшуюся было жалость, не отступал:
— Личное?
Тимофей припомнил брату недавний случай. Колхозный шофер под хмельком подался в другое село свояченицу навестить, да и загулял там. Искали его, с ног сбились, так и пришлось с соседнего склада водителя «взаймы» просить.
