Голубая мечта (Юмористическая повесть в эпизодах) - Наумов Анатолий Иванович (е книги TXT) 📗
Стоя Дробанюк набирает по телефону номер справочного бюро автовокзала. Вызов срабатывает сразу же, и женский голос в трубке деловито сообщает, что автовокзал слушает.
— Уважаемая, — спрашивает Дробанюк, замирая в предчувствии, что и сейчас ему так же здорово повезет, как повезло с вызовом, — скажите, пожалуйста, когда ближайший рейс на Доброволье?
— Ближайший через пять минут, — без запинки отвечает справочное.
— Жаль, — вздыхает Дробанюк. — А следующий?
— Следующий только завтра.
— Как — завтра?!
— На Доброволье, товарищ, всего два рейса. Один — утром, в десять часов пятнадцать минут, второй сейчас вот… — отвечает женский голос, и вслед за тем в трубке раздаются короткие гудки.
Дробанюк в растерянности — вот неудача! За пять минут никакими судьбами на автовокзал не успеть. Это значит, что прощай сегодняшнее свидание с Кармен. А если?.. Он снова лихорадочно набирает номер справочного бюро автовокзала, но он, как назло, теперь занят. Дробанюк с остервенением крутит еще и еще, пока в трубке опять не раздается женский голос.
— Алло, девушка! — глотая от спешки слова, умоляюще обращается Дробанюк. — Я только что — насчет Доброволья — опаздываю — надо срочно — мама там при смерти — телеграмма есть — понимаете?
— Минуточку, товарищ, я ничего не поняла, — отзывается справочное. — У кого мама при смерти?
— У меня при смерти, — объясняет Дробанюк, довольный тем, как неотразимо срабатывает ловкий ход конем. — В Доброволье она… Я телеграмму получил только что… Нельзя ли задержать немного автобус, я сейчас примчусь на такси?
— Минуточку, я сейчас попытаюсь, — отвечает справочное, и Дробанюк слышит, как по селектору выясняют, ушел ли автобус на Доброволье. И затем — как холодный душ: — К сожалению, ничем не можем помочь, автобус только что отбыл.
— Вот именно, что не можете! — зло бросает в трубку Дробанюк. — Это если бы у вас лично умирала мамаша, вы бы разбились в доску, на перехват побежали бы, а если человек с улицы — так вы не в состоянии помочь ему! — И швыряет трубку со звоном на рычаг.
Какое-то время он стоит, будто в оцепенении, затем снова снимает трубку и набирает аэропорт. В ответ раздаются короткие гудки — занято, авиаторы в своем репертуаре, стало быть. Значит, погода нелетная, в аэропорту ни сесть, ни присесть, в справочное не дозвониться. Но Дробанюка это не останавливает, он методически крутит и крутит диском, противопоставляя судьбе упорство. И вознаграждается за это. Телефон через полчаса отвечает.
— Справочное? Скажите, пожалуйста, самолеты летают?
— Смотря куда, — следует лаконичный ответ.
— В Доброволье, девушка.
— В Доброволье рейс откладывается по метеоусловиям.
— А надол… — пытается узнать Дробанюк, но в трубке уже короткие гудки. Черт, свирепеет он, в чем-чем, а в лаконичности работникам справочных служб не откажешь. И вообще ему фатально не везет с этим проклятым телефоном, вечно одни пакости от него. Не средство общения, а средство огорчения!
Дробанюк со злой решимостью подхватывает чемоданчик. Хватит трезвонить, коль рейс на Доброволье откладывается — значит, он теоретически может состояться, поэтому не стоит терять времени, надо двигать в аэропорт, а там видно будет.
Перед тем, как поймать такси, Дробанюк забегает в гастроном: надо запастись коньяком да шоколадом. Эх, заиметь бы хоть один пузыречек «Наполеона»! Ну, почему кто-то должен захлебываться в этом престижном напитке, а он, Дробанюк, вынужден покупать банальный трехзвездочный отечественного разлива?! Почему?!
Купив коньяк, Дробанюк направляется в кондитерский отдел. Там, к огорчению, довольно большая очередь: дают какие-то дефицитные конфеты в коробках и женщины обступили прилавок неприступной живой стеной.
— Прошу вас!.. — ввинчивается он в очередь с крайне огорчительным выражением лица и в то же время достаточно настойчиво. — В порядке исключения… Всего пару коробочек…
— Ишь, и тут эти мужчины не могут постоять в очереди! — раздается в ответ.
— Обстоятельства!.. — жалостливо оправдывается Дробанюк. Глаза его наполняются невыразимой печалью. — Мама при смерти… В больнице… Хотелось угостить напоследок…
Очередь тут же расступается, пропуская его к прилавку.
— Все бы мужчины так! — слышит он сочувствующие голоса.
— Любит, видно, маму!..
— Спасибо, дорогие женщины, — скорбно кивает Дробанюк, с конфетами выбираясь из очереди. — Мама будет очень рада… Очень…
Из гастронома он выходит довольный: есть подарок Кармен! Итальянское солнышко весьма уважает хорошие конфеты, особенно «Стрелу», две коробки у него в портфеле. Теперь можно ехать в аэропорт. Но Дробанюк не торопится, мысль его работает на перспективу. Трюк с мамой при смерти срабатывает весьма неплохо — так почему же не применить его в аэропорту? Одно неудобство — там ведь этот номер просто так не пройдет, авиаторы не отличаются в этом плане доверчивостью, они требуют телеграммы или еще какие доказательства! Ну что ж, будут им телеграммы, будут доказательства! Да еще и какие!..
Дробанюк направляется к телефону-автомату и, немного поколебавшись, — опять это средство огорчения! — набирает номер. Телефон, будто устыдившись за все те неприятности, которые через него доставлялись, срабатывает на этот раз прекрасно и сразу доносит голос механика горузла связи Козолупа.
— Сенек, выручай, — обращается к нему Дробанюк. — Нужна слезная телеграммочка… Ну, такая, как ты делал мне прошлым летом. А уж за мной не станет…
— Тебе с доставкой на дом? — с иронией спрашивает Козолуп.
— Ой, да что ты?! — поняв намек, спешит заверить того в своем большом уважении Дробанюк. — Я сейчас заскочу к тебе. Мне срочненько надо, Семен.
— Откуда, куда, что?
— Из Доброволья. Для авиации.
— Фьюи-и! — разочарованно отзывается тот. — Даже слушать оскорбительно. Телеграфный бланк тратить жалко на эту деревню…
— Надо, Сенек. Очень. Для подстраховки.
Минут через пятнадцать Дробанюк во весь рост вытягивается на заднем сиденье такси — в джинсах нормально сидеть невозможно — с готовой телеграммой в кармане. А еще через пятнадцать входит в аэропорт, который встречает его тяжелым, спертым воздухом — здесь действительно ни стать, ни сесть, пассажирами облеплены все кассы, до предела заполнен зал ожидания, забиты кафетерий и переговорные телефонные будки. К справочному бюро, естественно, не пробиться, тут стоят в несколько рядов с нахмуренными, измученными долгим ожиданием летной погоды лицами.
Дробанюк достает телеграмму и, потрясая ею над головой, словно пропуском, пробивается к заветной бойнице.
— Товарищи, по телеграмме… Мама умерла… Мама скончалась… По телеграмме… Только спросить…
Ряды нехотя расступаются, и он, цепляясь раздутым портфелем за чужие колени и бедра, пробирается к окошку, за которым восседает утомленная девушка с привыкшими ко всему глазами.
— Я по телеграмме… — заняв своей физиономией всю бойницу, заискивающе обращается к ней Дробанюк. — Мама умерла… Срочно надо в Доброволье, автобусы уже ушли…
— Рейс откладывается по метеусловиям, — не глядя на него, заученно отвечает девушка.
— Я понимаю — погода, — вроде бы соглашается Дробанюк. — Но ведь уже на Москву посадку объявили. Может, и на Доброволье полетит скоро?
Девушка с привыкшими ко всему глазами начинает неохотно выяснять насчет Доброволья. И, наконец, глядя в своей служебной тоске куда-то вверх и в сторону одновременно, бесстрастным голосом повергает его в шок.
— На Доброволье рейса не будет — нет пассажиров. — И дает понять, что ответила исчерпывающе — Следующий?
— Как? — не уступая место у окошка, удивленно спрашивает Дробанюк. — А я?.. Разве я не пассажир? Мне надо срочно в Доброволье. У меня мама умерла, понимаете?
— Товарищ, я же вам ответила — нет пассажиров. Обратитесь к диспетчеру местных авиалиний.
Разозленный Дробанюк выбирается из толпы, не особенно церемонясь с теми, кто попадается ему на пути, и не обращая внимания на нелестные реплики. Затем, уточнив, где находится- диспетчер местных авиалиний, решительно врывается в его кабинет. Здесь тоже многолюдно, но уже от служивого люда, и диспетчер, седовласый усталый мужчина, буквально разрывается на части, отвечая сразу нескольким обступившим его летчикам. Дробанюк с ходу вытесняет одного из них и, перекрывая разноголосицу, с напором набрасывается:
