Время собирать камни. Очерки - Солоухин Владимир Алексеевич (полные книги .TXT) 📗

– Да, вот так. Все понимал. Или вот. Что такое овраг в городе, в Калуге, например. Нелепость… портит вид. Убрать его к чертям и засыпать. А Евгений Викторович пишет об этом овраге, послушай: «С удивительным тактом сохранили овраг. Он и сейчас остается одним из самых милых мест в городе. Зеленые спуски к реке, неровности рельефа – все это кажется естественным, но за этим стоит глубокая осмысленность художественного облика города».

Или вот о Перемышле: «В 1777 году, став уездным городом, Перемышль вместе с другими городами получил новый план. Это был хороший план, по нему город привели «в регулярство», но не совершили никакого насилия над рельефом. Центр остался на прежнем месте – над обрывом, и пейзаж города уцелел».

Если бы наши архитекторы так же понимали задачи градостроительства, как понимал их этот химик! А как он пишет про усадьбы, даже про то, что от них'уцелело. Послушай о Городне, о старейшей вотчине князей Голицыных: «Дом в Городне подчеркнуто прост. Кажется, что его можно понять мгновенно, но вникаешь в него дольше – и поражаешься богатству оттенков его архитектуры. Художественное решение фасадов служит изяществу замысла…»

На этом месте я рассмеялся.

– Ты что?

– Представил себе, как вникали в оттенки архитектуры и в изящество замысла те, кому это все досталось для хозяйственных нужд: директора МТС, совхозов, даже и домов отдыха.

– Послушай дальше: «С дорожки виден дом в его взаимоотношениях с природой. Спокойный и простой дом отсюда выглядит поэтичным. Высоко взнесенный над прудом, он медленно поворачивается своим монолитным объектом – то виден в проовете между деревьями, то закрывается ими, а в воде дрожит его неверное отражение… «Лобовых» точек строители избегали – этим зрелищем невозможно налюбоваться. Прекрасно сознаешь, что все это «сделано» и рассчитано, но все кажется абсолютно естественным».

– Ну и что там сейчас на этом месте, в Городне?

– Замысел угадать можно. А в остальном… Коробка цела. Парк запущен и обесформлен… Нет, ты почитай Николаева. Как он пишет о Полотняном Заводе Гончаровых, о Грабцеве, об Авчурине. Сколько исторических сведений, тонких наблюдений, сколько любви и боли… А как выразился об этих усадьбах Николай Николаевич Воронин, замечательный ученый и борец за сохранение русской культуры… Даю… «Понимаешь, что только в этом тихом мире задушевной красоты усадеб с их парками. могли зародиться и вызревать такие великаны русского гения, как Пушкин, Толстой, Тургенев, Гончаров с их проникновенной любовью к красоте земли и человека» [32].

– Но почему испортить можно, и легко, а поправить нельзя. Или не хотим? Тот же Полотняный Завод Гончаровых. Парки, система прудов, Большой сад, Нижний сад, огромный дворец. И не важно, по моему, что бывал Пушкин, что в 1812 году помещался в усадьбе штаб русской армии.

– Важно!

– Не важно! Обязательно нужно нам, чтобы была мемориальная зацепка. Но если просто путем искусства – архитектурного, паркового, ландшафтного – дикое место превращено в своего рода произведение искусства, в прекрасное произведение искусства, почему им пренебрегать и оставлять его в обезображенном виде?.. Сколько в России было монастырей?

– Одна тысяча восемьдесят.

– Известно, что монастыри строили на самых красивых местах и что сами они потом вписывались в ландшафт, дополняли и украшали его?

– Известно. Гоголь даже хотел объехать…

– Тоже известно. Так кому теперь мешало бы, если бы в стране была тысяча восемьдесят прекрасных мест, как если бы тысяча восемьдесят произведений искусства. А сколько было таких вот усадеб, о которых пишет Евгений Викторович? Возьми знаменитую Софиевку на Украине.

– О Софиевке могу подкинуть конкретные данные.

Как у фокусника, у Володи, пошарившего в своем искусствоведческом портфеле, оказался в руках альбом.

– Даю. «Уманское чудо». А. П. Роготченко. Издано в 1977 году в Киеве. Свидетельства современников, описание красот, восторги. «Приезжайте в Софиевку и подивитесь в ней гению творческому. Там природа и искусство, соединяя все силы свои, произвели превосходное творение… Сад сей есть одно из счастливых и непременных последствий искусства человеческого…»

– Вот так. Сохранился – и возим туристов.

– Да, здесь даже указано… даю… «Множество посетителей приезжает сюда за тысячи километров – из Москвы, Ленинграда, Минска, Владивостока, с Камчатки… Софиевка принимает туристов из Польши, Болгарии, Югославии, Монголии, Италии, Канады, США… И никто не бывал обманут в своих ожиданиях: такими богатыми впечатлениями одаривает Софиевка всех приезжающих» [33].

– То же самое можно сказать и о других уцелевших усадьбах: Архангельское, Кусково, Останкино… Ну, не такого масштаба, поменьше. Но если настоящая красота, то важны ли размеры? Важно, что было красиво.

– Да. И повсюду – дом, сад, пруды, беседки, каменные лестницы. Представляешь ли, как выглядела бы земля, если бы все это привести в первоначальный порядок.

– Все невозможно, не надо и замахиваться. Хотя бы десятую часть, хотя бы главное. Софиевка не была исключением. Допустим, что Потоцкие могли позволить себе чуточку больше, нежели какой нибудь орловский помещик, но тоже ведь были не лыком шиты. Мне недавно прислала письмо из Орла одна ученая по части садовой архитектуры, Наталья Олеговна Левитская. В качестве диссертации она разработала проект восстановления усадьбы Киреевского.

– Как Киреевского? Какого Киреевского?

– Нет, Иван и Петр к нему отношения не имеют. Этого звали Николай Васильевич, и был он просто барин, помещик. Большой хлебосол и страстный охотник, Толстой и Тургенев любили бывать у него. С этого Киреевского, между прочим, Толстой написал в «Войне и мире» яркий образ дядюшки «Чистое дело марш».

Работа Натальи Олеговны Левитской называется: «Парковый ансамбль в селе Шаблыкино. Первая треть XIX века». Все это в восьмидесяти километрах от Орла. Крупнейший в области парк, сохранивший следы былой планировщики со старыми деревьями и прудами. Архитектурных элементов не сохранилось. Как курьез уцелела только одна большая чугунная лягушка. Был раньше фонтан. Археологи по одной найденной косточке воссоздают весь облик вымершего животного, так и по этой чугунной лягушке можно вообразить, как там было.

Левитская называет парк шедевром садового искусства. Есть подробное описание именья в журнале прошлого века, есть альбом литографий с видами парка, есть, наконец, проект восстановления этого комплекса с подробными чертежами. За чем же дело? Почему бы не сделать, не восстановить? И тогда, – такой же альбом, как и о Софиевке, и те же слова: «Ежегодно через Шаблыкино проходят сотни тысяч людей из Москвы, Ленинграда, Польши, Италии, США…»

Разве не украшают нашу землю приведенные в порядок или поддерживаемые в порядке Владимир и Суздаль, Ростов Великий и Переславль Залесский, Троице Сергиева лавра и Александрова Слобода, Ферапонтов монастырь и Коломенское, Павловск и Петергоф… Почему бы точно так же не привести в порядок Соловки и Валаам, Торжок и Солотчу, Тихонову и Саровскую пу стыни, Новый Иерусалим, десятки других монастырей, сотни усадеб и тысячи сельских церквей и колоколен, которые тоже ведь украшали землю.

– Новый Иерусалим восстанавливается. Ведутся большие работы.

– Знаю. Знаю, что вокруг Москвы, особенно вблизи дорог, приведены в порядок церковки, которые десятилетиями наводили уныние своим запущенным видом, а теперь сияют и светятся, как драгоценности. Знаю, что многие памятники одеты в леса и кажется, что там идут реставрационные работы. Ах эти леса! Они стоят потом десять, пятнадцать лет… Но и то ладно.

Хорошо, очень хорошо, что многое уже делается, но плохо то, что делается это в каждом отдельном случае, как если бы исключение, по отдельному, исключительному постановлению. Суздаль отреставрирован, а какая нибудь Флорищева пустынь в той же Владимирской области или Спас Купалище остаются в прежнем виде. Нет вокруг памятников старины общей благоприятной и доброй атмосферы, общего благоприятного климата.