Т. 4. Сибирь. Роман - Марков Георгий Мокеевич (читать книги онлайн бесплатно полностью .TXT, .FB2) 📗

В девичестве с Анфисой случилась беда. Двадцати годов от роду она сильно захворала. Ей бы в пору под венец идти, а болезнь приковала девушку к постели. Ревматизм корежил ее ладную стать. Опухали руки, ноги. Пальцы выкручивало на сторону, на позвоночнике в двух местах появились шишки величиной с кулак. Чего-то только не делали с ней родители: вытаскивали голую на утренние росы, поили отварами трав, кутали в горячие полотенца, сажали в бочку с овсяным отваром. Возили и в Томск, показывали знаменитым профессорам первого в Сибири императорского университета. Маялись лет пять. Ничего не помогало. Горько плакала мать, тяжко вздыхал отец. Легко ведь сказать: дочь остается калекой на всю жизнь, а каково это для родительского сердца?!

А вылечил Анфису за одно лето Федот Федотович Безматерных. Не то что вылечил, а дал добрый совет в тот самый момент, когда родители пережили крайнюю степень отчаяния и уже смирились с судьбой.

Федот Федотович нанялся сопровождать обоз с рыбой, шедший из Парабели в Томск. В Ильинском на постоялом дворе заночевали. В ужин за большой скобленый стол, на котором стоял двухведерный самовар, подсел хозяин, только что втащивший кричавшую от боли дочь на печку. От прогрева на печи боль все-таки затихала.

Разговорились о беде, нежданно-негаданно пришедшей в дом хозяина постоялого двора. Федот Федотович возьми да и скажи:

— А что, мужик, не пробовал ты дочку лечить грязью?

— Какой грязью?

— Озерной.

— А ну, расскажи, отец.

Федот Федотович рассказал. А дело было так: годов десять спустя, как вышел Безматерных на поселение в Нарымский край, его самого начал ломать ревматизм. Мужик он был силы отменной, но хворь оказалась сильнее. Согнуло его в пояснице, стал он ходить внаклон, широко расставляя ноги.

Будучи как-то на охоте в Дальней тайге, Федот Федотович приметил озерко. Ничем оно не выделялось средь других, лежало в ложбине, кругом был густой лес, по берегам росли осока, камыш. Временами прибрежный песок покрывался какой-то жирной синеватой пленкой, но, когда ветер буравил воду, волна бесследно смывала этот жирок. В летнюю пору приноровился Федот Федотович купаться в этом озерке. Да и бельишко свое ходил стирать сюда же. Мало-помалу стал чуять он облегчение, прежде всего ногам. Разбухшие, растопырившиеся пальцы помягчели, стали послушнее. Начал с той поры Федот Федотович купаться здесь каждодневно, да не просто купаться, а ляжет, зароется в ил и лежит себе.

Наступают холода, а Федот Федотович все ходит на озеро. Зароется в грязь, чует, как от земли идет тепло. Пришла пора возвращаться в Парабель — наступила зима, выпал снег, озеро заковал лед. Встал Федот Федотович на лыжи и от радости закричал: в пояснице ни тяжести, ни боли, ноги послушные, легкие, ходу просят.

Как ни тяжело было пробираться в Дальнюю тайгу увез отец Анфису на озеро. В конце лета встала Анфиса на ноги веселая, радостная, как будто не было пятилетних мук. Упала перед стариком Безматерных на колени, вскинув руки на грудь, сказала:

— Всю жизнь, Федот Федотович, богу за тебя буду молиться. А придет к тебе на двор беда, знай, первой прибегу помочь. В твоем образе снизошел ко мне сам господь бог со своей благодатью.

Вернулась Анфиса домой. Отец с матерью решили: теперь пора девку и замуж выдавать. Начали подкапливать приданое, присматривать женихов.

И хоть была Анфиса девкой видной, ладной, скособочилась ее судьба. Пока она лежала в хворости, подруги ее вышли замуж, обзавелись детьми. Сверстники парни переженились. Затосковала Анфиса. Жила без подруг, без друзей-приятелей. Особенно было лихо ей, когда одну за другой выдавали замуж ее младших сестер: Евдокию, Глафиру, Неонилу, Марфу.

— Вековуха! — все чаще и чаще слышала о себе Анфиса.

Но именно в эту пору, когда Анфисе перевалило за тридцать и она уже собралась коротать свою жизнь в одиночестве, на постоялый двор зачастил Епифан. По обязанности приказчика купца Гребенщикова колесил он по деревням и селам, по рыбопромыслам и охотничьим станам. Парень он был лихой, любил петушиться возле женского сословия, молодые вдовы, девки-перестарки, бабы, охочие до мужского пола, знали его, как могли привечали. А он одной дарил платок, другой — фунт пряников, третьей — банку леденцов.

Нашел свой подходец Епифан и к Анфисе. Та поначалу строжилась, отбивалась от его приставаний, а потом сдалась. Вскоре родители распознали, что Анфиса беременная.

Когда Епифан снова появился на постоялом дворе, отец Анфисы зазвал его в горницу, закрыл плотно дверь и кинулся на него с кулаками:

— Обесчестил, подлец, мой дом! Женись! А не женишься, подкараулю на Оби и спущу в прорубь на пропитание налимам!

Застращать Епифана было трудно. Ездил он всегда с деньгами, а потому имел при себе заграничный пистолет с пулями в барабане.

— Тыщу рублей дашь — женюсь! — поблескивая ослепительно-белыми зубами, сказал Епифан. Тогда уже зародилась у него мысль — покончить с холуйской приказчицкой долей, выйти на самостоятельную дорогу.

Трофим, Анфисин отец, взмолился. Начал ныть, что парень хочет сбить его с копылков, короче сказать, разорить под корень. Но Епифан знал лучше других, что владельцы постоялых дворов хорошую деньгу забивали. Деньги шли по многим каналам: за постой, за чай, за харч, за сено, за фураж. Из-под полы приторговывали хозяева постоялых дворов и спиртным. Тут брали, не боясь бога! Знали, уж коли захотел проезжий человек глотнуть горяченького, за ценой не постоит!

Как ни отбивался Трофим, пришлось ему согласиться с требованием Епифана. Свадьбу сыграли, не откладывая в долгий ящик. Епифан забрал нареченную, увез в Парабель. Слушок о сделке Епифана с отцом Анфисы проник, конечно. Люди от удивления только руками разводили:

— Вот ловкач так ловкач Епифан! Тыщу рублей с тестя снял! За что, про что — господь бог не разберется!

Вообще же по поводу этого брака немало судачили людишки. Некоторые строили самые худшие предположения: «Бросит Епифан Анфису через пять годов! У него в каждой деревне по молодке!»

Вскоре, однако, прикусили языки деревенские говоруны и сплетницы. Епифана как подменили. Остепенился мужик. Весь ушел в хлопоты и дела. Тут-то и смекнули люди, что Анфиса не зря возле отца до тридцати годов отиралась. Переняла от него и умишко, и ловкость житейскую. Года через три их совместной жизни Епифан купил в Голещихиной двухэтажный дом, обзавелся обозом и начал рыскать по Нарымскому краю, как еще никогда не рыскал. Внимательные люди приметили это и оценили:

— Епифан что? Дым! Огонь у него — Анфиса.

Приглядываясь к жизни в доме мужа, Поля была склонна согласиться с этими словами. Не Епифан — Анфиса была главной пружиной в криворуковском мире. Она была всем: и повелителем, и судьей, и наставником. По легкости ума Епифан бы и десятой доли не сделал для преуспеяния своего дома, если б Анфиса вовремя не уберегала его от ошибок и опасностей, не указывала, куда и когда кинуться за барышом, с кем свести дружбу, а кому и ножку подставить.

Несмотря на свой высокий рост и крупный вес, Анфиса двигалась довольно легко, говорила вполголоса, была скупа на жесты, но что-то было в ее облике неотразимо повелительное, твердое и даже жестокое. Поведет черными глазами, махнет рукой, скажет приглушенным голосом слово — и поник человек. Даже цепные псы, оберегавшие добро в криворуковских амбарах, злые и неподступные, рослые, как телята, завидев Анфису, садились на свои обрубленные хвосты и начинали поскуливать, виноватыми, жалкими глазами поглядывая на хозяйку.

С первого же дня Поля поняла, что Анфиса как бы отнимает у каждого из живущих под одной крышей с ней часть самостоятельности, подавляет то своим умом, то подчеркнутым спокойствием, то тихой, расчетливой властью. Поняла Поля и другое: Анфиса не оставит ее в покое, постарается привить покорство, полное послушание, не даст сломить принятых у Криворуковых устоев. Пока Поля жила как хотела. Она была нрава веселого, хохотушка, мастерица на выдумки. Поля росла привольно, не зная в семье ничего, что могло бы стеснять, ограничивать ее свободу. Отец и дед, да и мать до последних дней своих любили ее той разумной и истинно высокой любовью, которая пробуждает в человеке порывы к полезному делу, воспитывает сознание собственного достоинства.