Последняя ступень (Исповедь вашего современника) - Солоухин Владимир Алексеевич

Вот обыкновенный трактир, столовая, что ли, по-нашему. Приехав из Заволжья, из лесов, пришли два мужичка в нижегородский трактир.

«Дивуется небывалый новичок низким поклонам, что ему, человеку заезжему, незнакомому, отвешивают стоящие за буфетом дородные приказчики и сам сановитый хозяин… Дивятся пестрой разбитной толпе половых, что в белых миткалевых рубахах кучкой стоят у большого стола средь комнаты и, зорко оглядывая гостей, расправляют свои бороды или помахивают концами перекинутых через плеча полотенец. При входе Алексея с дядей Елистратом они засуетились, и один, ровно оторвавшись от кучки товарищей, повел «новых гостей» к порожнему столику. Разостлал перед ними чистую салфетку и, подперевшись о бок локотком, шепеляво спросил, наклонив русую голову:

— Чем потчевать прикажете?

— Перво-наперво собери ты нам, молодец, четыре пары чаю, да смотри у меня, чтобы чай был самолучший, цветочный, графинчик поставь.

— Какой в угодность вашей милости будет? Рябиновой? Листовки? Померанцевой? Аль, может быть, всероссийского произведения желаете?

Дядя Елистрат пожелал всероссийского произведения.

…Вот окидывает он (Алексей) глазами — сидят все люди почтенные, ведут речи степенные, гнилого слова не сходит с их языка: о торговых делах говорят, о ценах на перевозки кладей, о волжских мелях и перекатах. Неподалеку двое сидят за селянкой, ладят дело о поставке пшена из Сызрани до Рыбной: один собеседник богатый судохозяин, другой кладчик десяти тысяч четвертей зернового хлеба. С другого бока за чаем старик с двумя помоложе. Разговор идет у них об отправке к Калужской пристани только что купленной ими на пермских ладьях соли… Разговоры все деловые…

Покончили лесовики с чаем, графинчик всероссийского целиком остался за дядей Елистратом.

— А что, земляк, не перекусить ли нам чего по малости? Дядя Елистрат постучал ложечкой о полоскательную чашечку и, оторвавшись от середины стола, лётом подбежал половой.

— Собери-ка, молодец, в сторонку посуду-то, да вели обрядить нам московскую селянку, да чтоб было поперчистее да покислей, капусты не жалели бы.

— С какой рыбкой селяночку вашей милости потребуется? — с умильной улыбкой, шепелявым тоненьким голосом спросил любимовец.

— Известно, с какой! — с важностью ответил дядя Елистрат, — со стерлядью да со свежей осетриной. Да чтоб стерлядь-то живая была, не снулая — слышишь? А для верности подь-ка сюда, земляк, — сказал он, обращаясь к Алексею, — выберем сами стерлядку да пометим ее, чтоб они, собачьи дети, надуть нас не вздумали.

— Напрасно, ваше степенство, обижать изволите, — ловко помахивая салфеткой и лукаво усмехаясь, вступился любимовец. — Мы не из таковских. Опять же хозяин оченно этого не любит, требует, чтобы все было с настоящей, значит, верностью. За всякое время готовы во всем гостю уважить, со всем нашим почтением. Ни том стоим-с!

— Ах ты, бабий сын, речистый какой пострел, — весело молвил дядя Елистрат, хлопнув по плечу любимовца. — Щей подай, друг ты мой сердечный, да смотри в оба, чтобы щи-то были из самой лучшей говядины. Подовые пироги ко щам, с лучком, с мачком, с перчиком. Понимаешь, чтобы сами в рог лезли. Слышишь?.. Еще-то чего пожуем, земляк?.. Разве гуся с капустой? А коль охота, так и жареного поросенка вмиг спроворят. Здесь, брат, окромя птичьего молока, все есть, что душе твоей ни хочется… Так аль нег говорю, молодец?

— Все будет в самой скорой готовности, что вашей милости ни потребуется.

— Разве еще селянку заказать? Из почек? — Значит: щей, да селяночку московскую, да селяночку из почек, да пирогов подовых, да гуся с капустой, да поросенка жареного, — скороговоркой перебирал половой, считая по пальцам. — Из сладкого чего вашей милости потребуется?»

Итак, вот вам простой трактир в Нижнем Новгороде. И его возможности, и его атмосфера. А ведь ели еще и в ресторанах. А ведь такие трактиры были во множестве и повсеместно, включая уездные города. [55] А сельские чайные и трактиры по пять-семь штук на торговое село? Вспомним теперь наши, районные и сельские, столовые. Вспомним, положа руку на сердце, что там едят, как едят и как пьют. И чем закусывают. Вспомним пусть хоть и областные столовые и так называемые «кафе». Да пусть хоть и московские столовые. Сопоставим их мысленно с трактирами и чайными дореволюционной России (если даже считать, что Россия никуда не ушла бы за пятьдесят лет вместе со всем цивилизованным миром) и скажем, положа руку на сердце, можно ли назвать благом и раем нашу нарпитовскую сеть? Знаете ли вы, что снабжается более или менее прилично Москва да еще некоторые крупные города. Приехав в Москву за чем-нибудь из Орла, Курска, Тамбова, Воронежа, Владимира, Казани, Вологды, везут туда авоськами колбасу, мясо, кур, яйца, творог, гречневую крупу, а подчас и белый хлеб. Знаете ли вы, что, отъехав от Москвы пятьдесят километров, уже не купишь ни колбасы, ни мяса. Нет речи о разнообразном ассортименте колбас, до тридцати-сорока сортов, как полагайтесь бы в цивилизованной стране, нет хотя бы одного сорта колбасы. А деликатесных сортов, сырокопченых, разных там бруншвейгских, разных там сервелатов не найдешь и в Москве, кроме как в закрытых распределителях для номенклатурных работников, потому что, как говорит наш общий знакомый, — «народ и партия едины».

Знаете ли вы, что без мяса сидят целые города целыми месяцами, а часто и без масла, а часто и без молока. Рассказывали мне, что в Красноярске молоко распределяет обком по специальным талонам больным и детям. Это в Сибири-то, которая плавала в топленом масле. [56]

В Воронеж, в Орел везут из Москвы колбасы, кур, яйца! А купите мне говяжий язык, а купите мне телятину, кроме как по шесть [57] рублей за килограмм. Вдумайтесь в эту цену, сопоставьте ее с теперешними зарплатами. А зайдите вы в сельский магазин, сельмаг, и посмотрите, чем там торгуют. И это благо народа? Это благо, ради которого принимались смертные муки?

Знаете ли вы, что весь наш народ уже много десятилетий живет на своеобразном пайке, распространенном на все без исключения стороны жизни? Заходя в магазин, человек покупает не то, что он хотел бы купить, а то, что есть в наличии в магазине. Недаром же в народе распространилось выражение «дают» вместо «продают».

— Что дают?

— Босоножки.

— Что дают?

— Польских кур.

— Что дают?

— Болгарские помидоры.

— Что дают?

— Женские зонтики.

В этом «дают» таится глубокий смысл. Всякий понимает, что не просто дают, а за деньги, но все же именно дают, как можно давать только при повседневном и жестоком ограничении, как можно давать только паек.

— Вы хотели бы купить что-нибудь к обеду по своему выбору: парную говяжью вырезку, печенку, язык, рубец, свиные ножки, куриные потроха, мясную свинину, молодого поросенка, телятину, индейку, рябчика, коровье вымя, кролика. Вы заходите в двадцать магазинов подряд и всюду встречаете только говядину первой категории и говядину второй категории, притом мороженую, баранину тех же двух категорий и, всего вероятней, говяжьи почки. Это все, из чего вы можете выбирать. Это в Москве. В других городах не найдете и этого.

Вы хотите купить грибы (в нашей лесной стране грибы не роскошь) и про себя начинаете думать, какие грибы вам лучше купить: грузди, волнушки, чернушки, маслята, сыроежки, лисички, белые, подберезовики, шампиньоны или, может быть, трюфели, или, может быть, маринованный кесарев гриб? Вы входите в сто магазинов и или вообще не встречаете никаких грибов, или повсюду встречаете только один сорт, который сегодня завезли и «дают». Скорее всего, это будут маринованные маслята.

Недавно в Кисловодске для больной дочери я должен был купить чернослив. Кисловодск — не дыра какая-нибудь, а курорт всесоюзного значения. Обхожу все фруктовые магазины, везде лежат одни финики.