Белые цветы - Абсалямов Абдурахман Сафиевич (книги онлайн бесплатно .txt) 📗
Янгура взялся за руль, вежливо осведомился, куда везти. Гульшагида поторопилась назвать адрес Веры Павловны.
Ехали молча. Почти без слов, сдержанно попрощались.
Когда женщины остались одни, Вера Павловна принялась горячо убеждать Гульшагиду заглянуть на минутку к ней.
— Нет, нет, спасибо! — отказывалась Гульшагида, ссылаясь на усталость и позднее время. Примирились на том, что Вера Павловна проводила ее до трамвайной остановки.
— Он тебя любит, Гулечка. Безумно любит! — принялась убеждать Вера Павловна. — Я женщина и умею отличать подлинное чувство от пустого ухаживания. Он не сводил глаз с тебя.
Гульшагида шла молча, спрятав лицо в воротник. Улица была освещена лишь белизной снега да ущербным месяцем. Фонари почему-то не горели. Люди, подгоняемые морозом, торопливо проходили мимо. Снег скрипел под их ногами. Деревья были окутаны инеем.
— Как ты вела бы себя на моем месте? — наконец спросила Гульшагида.
— Я-то? Я взвесила бы все… — бойко ответила Вера Павловна. На кокетливом и немного озорном женском языке это означало: «Я не лишала бы себя удовольствия».
Гульшагида ничего не ответила. Говоря по правде, на лекцию Фазылджана Янгуры она пришла с тайной надеждой увидеть Мансура. А он, должно быть, умышленно избегает бывать там, где можно встретить Гульшагиду.
6
На следующий день у подъезда больницы остановился чей-то «газик». Мужчина средних лет, в поношенном кожухе, натянутом поверх пальто, быстрым шагом направился в вестибюль, попросил вызвать врача Гульшагиду Сафину.
— Скажите, что Гарифулла-абы хотел бы повидать ее, — объяснил он медсестре.
Гульшагида не заставила ждать себя — примчалась сияющая от радости.
— Я даже не поверила, что это вы! — радостно говорила она, едва успев поздороваться. — Какими судьбами, Гарифулла-абы? Как поживают мои земляки?
— Все живы-здоровы, шлют тебе массу приветов, — говорил секретарь райкома. — Ну, как устроилась па новом месте? Не очень трудно приходится?
— Спасибо! Без труда ничего не дается. Все же я нашла комнату. Пожалуйста, приходите вечером — сами увидите.
— Ладно, загляну в следующий раз. А нынче некогда, тороплюсь вернуться в район: сегодня собрание актива. До свидания, Гульшагида!
Он уехал так же внезапно, как появился. Но все же счел своим долгом навестить ее. Это вселило в Гульшагиду спокойствие и уверенность в своей судьбе. Нет, она не одинока, земляки не забыли ее.
После работы Гульшагида решила наведаться в деканат. Вера Павловна обещала ей раздобыть через знакомых программы для сдачи кандидатского минимума. Гульшагида шла торопливо, — бодрое настроение после встречи с Гарифуллой не покидало ее. Да и погода изменилась к лучшему: еще вчера стоял мороз трескучий, а сегодня оттепель, даже снег чуть повлажнел. Хочется сжать в комок да и запустить в кого-нибудь. Смотри-ка, смотри, — в каком-то тумане словно бы маячит силуэт человека, — именно в него-то и хочется сейчас запустить снежок. Гульшагида опомнилась. Сердись на себя, отбросила снежный комок. Ведь она только что невольно подумала о Янгуре.
Вера Павловна уже поджидала ее в деканате. Передала необходимый материал. О вчерашнем разговоре не напоминала. И только в последнюю минуту, когда Гульшагида уже собралась уходить, как бы между прочим, сообщила, что звонил Янгура, просил передать привет.
— Верочка, зачем ты мне говоришь это? — Голос Гульшагиды задрожал от обиды. — Ты что, ходатаем выступаешь за Янгуру-абы? Пойми, это ни к чему не приведет…
На том и кончился их разговор и уж никогда не возобновлялся.
Личная жизнь, в общем-то, неудачно сложилась у Гульшагиды. Но дело не должно страдать из-за этого. Дело требует постоянного внимания.
— Алексей Лукич, у меня просьба к вам. Я уже советовалась с Абузаром Гиреевичем. Он одобряет. Нашему отделению необходимо обзавестись «пламенным фотометром», — обратилась она к главному врачу.
— «Пламенным… фотометром»? — растягивая слова, переспросил Алексей Лукич, даже изменившись в лице. — Вы что, любительский кружок фотографии собираетесь открыть?
После предупреждения профессора Тагирова Гульшагида и не надеялась быстро получить согласие Алексея Лукича, но его ответ озадачил сверх меры. Как это понять?.. Шутка?.. Нет, Алексей Лукич вроде бы не из шутников. Скорее всего — недоразумение какое-то.
— Алексей Лукич, вы должны понять, — все же продолжала Гульшагида, — невозможно полагаться на прежние методы диагностики, когда появились новые, замечательные аппараты.
— А вдруг подожжем всю больницу? — совершенно серьезно произнес Алексей Лукич.
Впервые в мыслях Гульшагиды мелькнуло тревожное подозрение: неужели главный врач больницы так погружен в административные заботы, что лишен возможности хотя бы просматривать новинки медицинской литературы? Нельзя поверить, что он не слышал о «пламенном фотометре», и теперь, задавая абсурдные вопросы, даже не старается скрыть свое невежество перед молодым врачом.
— Я видела этот фотометр в московских клиниках! — горячилась Гульшагида. — Право же, нет никакой опасности пожара. При помощи аппарата можно в течение нескольких минут определить химический состав крови.
— Сколько стоит этот аппарат? — вяло спросил Алексей Лукич. И когда Гульшагида назвала сумму, покачал головой. — Такой расход у нас не предусмотрен в смете.
— Так давайте внесем в смету на будущий год!
— Не знаю, утвердят ли такую сумму, — сомневался Алексей Лукич. — Нам ведь, Гульшагида Бадриевна, и на самые необходимые инструменты с трудом отпускают деньги. Вон в вашем отделении испортили аппарат Рива-Роччи, и я ломаю голову, где бы достать денег на покупку нового. Лев — могучий зверь, но и он не может перепрыгнуть через себя.
— Это не доводы, Алексей Лукич. Извините меня, но я не могу примириться с такими рассуждениями.
Алексей Лукич посмотрел долгим, испытующим взглядом на взволнованную молодую женщину и опять покачал головой. Потом захлопнул какую-то папку, лежащую на столе. Это означало: «Вы свободны, можете идти».
И Гульшагида вышла. А в вестибюле она чуть не столкнулась с Мансуром. Оба остановились от неожиданности. Гульшагида в упор смотрела на него, широко раскрыв глаза. А он, сразу потупясь, торопливо поклонился и повернул в хирургическое отделение, — должно быть, его пригласили туда на консультацию. Они не сказали друг другу и двух слов.
Домой Гульшагида вернулась сильно расстроенная. Некоторое душевное спокойствие, с трудом обретенное в последние дни, опять резко нарушено. Сердце заметалось в тоске и тревоге.
— Тебе письмо от Асии, — сказала Хатира, не замечая ее настроения.
— Спасибо, — ответила Гульшагида, стараясь показать радость, чтобы не обидеть добрую тетушку Хатиру.
«…Мы поднимаемся в горы, — писала Асия, — и чем выше забираемся, тем больше растет моя благодарность вам, Абузару Гиреевичу, Магире-апа и всем другим врачам. Сердце ничуть не болит, ни капли не устаю, дыхание нисколько не сдавливает. Правильно сказал Абузар Гиреевич: я теперь горная козочка! Могу быстро ходить на лыжах, даже хочется прыгать с трамплина. Бывало, я — хилая девчонка — не могла подняться без отдыха даже на второй этаж. А теперь забираюсь высоко в горы. Я никогда не испытывала такого счастья, как ощущение молодости и здоровья. Спасибо, тысячу раз спасибо врачам!»
Дальше она сообщала, что перед самым отправлением в поход получила письмо от Ильдара, только не успела сказать об этом Гульшагиде. «Так обрадовалась, даже плясала с письмом в руках». А в конце спрашивала: «Вы помните, Гульшагида-апа, наш разговор о выпавшей нам трудной любви? Ну что ж, наверно, есть такая любовь…»
Гульшагида отложила письмо, задумалась. Вспомнила сегодняшнюю встречу с Мансуром в вестибюле. Закрыла ладонями лицо, уронила голову на стол. «Нет, нет, даже трудная любовь — и та не выпала на мою долю!»
И вот Гульшагида сидит одна в полутемной комнате, опершись на руку, и смотрит в черное окно. Ни мыслей, ни чувств — все застыло, обледенело. Даже слез нет. Такое состояние она испытывала и раньше. Но на этот раз приступ тоски был особенно острым. Теперь ей стало понятно, почему безвольные люди, впав от неудач или горя в отчаяние, теряют всякий интерес к жизни.
