Неизвестные солдаты кн.3, 4 - Успенский Владимир Дмитриевич (читать книги онлайн без TXT) 📗
Через ручей переправлялась колонна пленных. Вел ее хромой старик с красной лентой на фуражке, а по бокам и сзади шли бабы с платочках, вооруженные трофейными винтовками. У офицера на груди был приколот лист картона с надписью: «Немцы, 312 шт. Укажите им сборный пункт. Взяты в плен ротой мл. л-та Кузюрина».
В центре деревни, на небольшой площади, где стояли подбитые немецкие пушки, Порошина встретил командир дивизии, степенный и невозмутимый полковник. Прохор Севастьянович ценил его опыт, его простоту и добросовестность. Перспективный командир, и единственное, чего не хватало ему, по мнению Порошина, – это самостоятельности, своего взгляда на вещи. Как-то уж очень покладисто принимал он установки и указания свыше, даже если они противоречили одна другой.
Полковник доложил, что его батальоны следуют за передовым отрядом Бесстужева, но разрыв постепенно увеличивается, так как Бесстужев идет на колесах, а пехота – ногами. Порошин ответил, что отряд-то все-таки встречает сопротивление противника и это тормозит движение. А полковнику надо использовать трофейные грузовики, мотоциклы, лошадей – все возможные средства. Сейчас успех зависит от темпов наступления. Не позволить немцам подготовить оборонительный рубеж в тылу – вот задача.
Командир дивизии тут же отдал несколько распоряжений и пригласил Порошина пообедать. Прохор Севастьянович не отказался, тем более что к столу, как выяснилось, была уха и жареные караси: бойцы комендантского взвода наглушили где-то в лесном озере несколько пудов рыбы.
За обедом разговор пошел неофициальный. Полковник расстегнул ворот гимнастерки, сидел раскрасневшийся, тяжело отдувался после горячей и жирной ухи. Когда остались вдвоем, сказал Порошину:
– Посоветоваться хочу. Тут такая история: один сержант у меня вроде бы посмертно звание Героя заслуживает.
– Почему «вроде бы»?
– В бою он получил приказ дзот обезвредить. Добрался, влез на него и гранату бросил. Но пулемет продолжал работать. Тогда сержант сполз сверху на амбразуру. Политрук доложил, что сержант закрыл амбразуру своим телом. А те, кто возле сержанта были, говорят, что его еще на дзоте убило, а потом он свалился. Я не спешу давать этому делу ход, а начальник политотдела и редактор дивизионки наседают: надо, мол, на щит сержанта поднять.
– А дзот? Что стало с дзотом? – спросил Порошин.
– Другой боец подобрался и гранату швырнул.
– Вот и поднимите на щит бойца, его заслуга бесспорна.
– Он жив, – сказал полковник.
– Тем более: и для него важно, и другим пример. Ну, в общем-то дело ваше, сами разберетесь в своем хозяйстве. Я, Иван Иванович, думаю так: если бойцы пытаются закрыть грудью амбразуры, то это свидетельствует прежде всего о том, что командир плохо организовал бой или у него мало средств для подавления огневых точек. Раньше, в сорок втором году, так и было, согласен. А теперь средств хватает… Вы сами-то как смотрите на такие подвиги?
– Как смотрю? – пожал плечами полковник. – Смысла не вижу. Все равно, если ладонью ствол винтовки прикрыть. Одной очередью пулемет отбросит труп, а не отбросит, так разрежет пулями. Понапрасну человек погибнет, а мог бы попытаться тот же самый дзот с тыла взять… Но тут ведь вот какая история, – вздохнул полковник. – Мнение утвердилось: если бросился на амбразуру, значит, слава тебе. В газетах так пишут и на семинарах об этом толкуют…
– Правильно, – кивнул Порошин. – Я с вами согласен почти во всем. С практической точки зрения кидаться на амбразуру бессмысленно. Однако в этом деле есть еще моральная сторона. Рота лежит под огнем. Осталось сто метров, но их не пройти. И вот один храбрец бросается на амбразуру: «Товарищи, за мной!» Его порыв поднимает других. Это конкретный случай. А если брать шире, то такие факты служат примером для воспитания.
– Значит, вы сторонник?
– Отнюдь, – не согласился Порошин. – Героизм каждого отдельного бойца заслуживает высокой оценки. Но распространять такой опыт, на мой взгляд, не следует. Подвиг ради подвига нам не нужен. Нам надо победить врага и, по возможности, меньшей кровью.
Офицеры германского Генерального штаба говорили о своем новом начальнике, что он повернулся лицом к востоку, а спиной к западу. И это так – другого выбора у Гудериана не было. Американо-английские войска закрепились на обширном плацдарме в Нормандии, развивали наступление на территории Франции. Но там, по крайней мере, немцы имели сплошной фронт и отходили организованно. А на востоке зияли огромные бреши, разрозненные немецкие войска отступали, почти не сдерживая противника.
Если в ближайшие полтора-два месяца не удастся остановить русских, то зимой они дойдут до Берлина. А этого допустить невозможно. Раз уж Германии суждено быть побежденной, то пусть лавровый венок наденут на себя американцы и англичане. С ними можно будет договориться, как договорились четверть века назад после поражения кайзеровской армии. Американцы не видели войны на своей территории, они не озлоблены, они могут прощать. А русские не простят!
Главную цель своей новой работы Гудериан видел в том, чтобы остановить советские войска или, в крайнем случае, хотя бы затормозить их движение, создав сплошной фронт по реке Висле. Он выискивал резервы в оккупированных странах, снимал войска с других участков за счет сокращения оборонительной полосы: навстречу русским были брошены тыловые эсэсовские дивизии и учебные роты, охранные полки и команды выздоравливающих. В общей сложности тридцать три дивизии и десять бригад были выдвинуты к новому рубежу.
На западе американо-английские войска продвигались без особых трудностей, быстро растекаясь по территории Франции. Зато русские встретили в Польше сильное сопротивление новых дивизий, и их наступление начало затухать.
Варшава горела. Вот уже неделя, как Бесстужев пробился наконец к берегу Вислы, а пожары за рекой не прекращались, над городом висела черная дымовая хмарь, по ночам виднелись сквозь дым и тьму багровые языки пламени.
Красавец город горел с августа, с того самого дня, когда польская столица восстала. Поднялись десятки тысяч варшавян, объединенных в боевые группы. Они заняли вокзалы и основные магистрали, но им не удалось сделать главное – захватить мосты через Вислу.
Немцы послали на подавление восстания крупные силы эсэсовцев. Улицы города были завалены трупами. А советские дивизии и полки Войска Польского не могли оказать помощь. Они были ослаблены долгим наступлением, коммуникации их растянулись. Фашисты бросили навстречу им свежие части, отборные соединения «Герман Геринг» и «Викинг», штрафные офицерские батальоны.
За месяц наступления советские войска прошли пятьсот километров. И столько же времени потребовалось им, чтобы в ожесточенных боях преодолеть еще сорок, которые отделяли от Вислы. Лишь 14 сентября удалось освободить Прагу – правобережный пригород Варшавы. Мосты через реку были взорваны. За рекой – сильная, заранее подготовленная оборона гитлеровцев. Переправиться не удалось.
С утра и до вечера над городом, над дымной хмарью патрулировали советские самолеты, разгоняя «фокке-вульфы» и «мессершмитты». Взрывы и треск стрельбы особенно громко доносились через Вислу, когда ветер дул с запада. На улицах Праги делалось сумрачно от дыма, закрывавшего солнце.
На восточном берегу в эти теплые сентябрьские дни стояла тишина. Пестрели яркой листвой нарядные березовые перелески, проплывали в прозрачном небе стаи улетающих птиц. Только по ночам оживали дороги: двигались к реке колонны войск и машин, прибывали новые советские и польские дивизии. В лесах и рощах земля повсюду была изрыта, строились убежища для танков и автомашин, склады, землянки для пехоты. Сюда подтягивались тылы, подвозились запасы – готовилось новое наступление.
Подполковник Бесстужев принимал пополнение, налаживал боевую учебу молодежи, заботился о том, чтобы отдохнули ветераны. Впереди была еще трудная дорога.
