Вербы пробуждаются зимой (Роман) - Бораненков Николай Егорович (книги без сокращений txt) 📗
На какую-то долю минуты гул в небе затих. Но сейчас же воздух резанул пронзительный и знакомый по военным бомбежкам свист. Самолеты один за другим пошли в пике. Низко над землей что-то ухнуло, рвануло воздух, и тотчас министр был сбит с ног и кем-то сильным придавлен на дно щели. Все это произошло так быстро и неожиданно, что министр не успел и сообразить, в чем дело, кто его сшиб. Только когда над ухом раздался горячий шепот: «Лежите. Бомбят», понял, что случилось, и, представив на минуту в таком же нелепом, но абсолютно правильном положении себя и Коростелева, от души рассмеялся.
К траншее подбежал перепуганный порученец, зло схватил за шиворот солдата и, вытащив его из щели, тряхнул перед собой.
— Ты очумел! Да я тебя… Самого министра-а…
Сидевшие под обрывом солдаты при виде этой сцены попрятались кто куда, а один, худенький, остролицый, схватился за голову, будто над ним разорвалась бомба.
— Ой, лишенько мое! Увяз Апанас на ровной дорози. Всыплят на полну спидницу. Министерску частину получе.
— За что?
— Та хиба ты не бачив? Министра в траншею свалив.
— Да война же!
— Война, — вздохнул солдат и умолк.
Отряхнув фуражку, китель, брюки, министр подошел к одиноко стоявшему солдату, который все еще недоуменно смотрел на полковника и как бы говорил: «За что же вы меня? За что?»
— Как ваша фамилия, товарищ рядовой? — спросил, всматриваясь в лицо солдата, министр.
— Ян Вичаус! — четко доложил солдат. — Из Латвии.
— Из Латвии? — переспросил министр. — Не потомок ли тех латышских стрелков, которые Ленина без пропуска в Кремль не пустили?
— Не знаю, товарищ Маршал Советского Союза. Но из мест я тех.
Министр протянул руку.
— Ну, здравствуйте, товарищ Вичаус. Так или иначе, а будем считать вас потомком… наследником тех кремлевских солдат.
Он снял со своей руки золотые, с чешуйчатой цепочкой часы и протянул их солдату.
— А вот это на память. Спасибо за храбрость, находчивость, товарищ рядовой! А нам с командующим наука. Не будем ротозейничать, условности допускать. Так, Алексей Петрович?
— Точно, — кивнул Коростелев. — Об этом надо помнить всем.
Вичаус стал еще плечистей и гаркнул взволнованным басом:
— Служу Советскому Союзу!
Министр откозырял и теперь уже занялся тем делом, ради которого и пришел сюда, к переправе.
Гул самолетов вовсе растаял. Ракеты, опустившись почти до воды, тихо гасли. Все осталось, как и должно, нетронутым. Это было условное бомбометание. Но людей на нем надлежало учить. Они, вот эти безусые, наивно-улыбчивые пареньки, должны почувствовать хотя бы часть того, что вынесли на войне их старшие братья — саперы. Всего, конечно, не воссоздашь, но все же…
Министр подозвал командира соединения полковника Гургадзе, приметного своим удивительно длинным ростом и горбато-острым носом, немножко схожим с пеликаньим.
— Во время налета разбито три амфибии. Прикажите командиру их снять.
— Слушаюсь! — вскинул руку Гургадзе.
— И два взвода солдат. Впрочем… всю роту. Какую — на ваше усмотрение.
— Ясно, товарищ маршал. Разрешите выполнять?
— Да, — кивнул министр. — Когда все сделают, доложите.
— Слушаюсь!
Гургадзе широким шагом поспешил к саперам. Министр обернулся к Коростелеву:
— А теперь можно и чайку попить. Минут двадцать в нашем распоряжении.
— Да, пожалуй, раньше не изготовятся, — согласился Коростелев.
Они прошли в крытую штабную машину, стоявшую тут же, под какими-то размашистыми деревьями. Здесь ярко горел электрический свет, пахло лимоном и свежезаваренным чаем. Повар подал на стол тарелку с сыром, сливочное масло и две чашки отливающего бронзой чая. Аккуратно расставил все и вышел.
Министр и командующий принялись за чай. Вначале пили молча, каждый думая о своем, потом, отодвинув чашку и откинувшись на спинку камышового кресла, министр заговорил:
— На Западе у нас неспокойно, Алексей Петрович. Мутит воду Западная Германия. Гляди за ней да гляди.
— Это верно, — кивнул Коростелев. — Реваншистов там набралось, как сельдей в бочке. Спят и видят атомную бомбу в руках.
— До атомной им далеко, — возразил министр. — А вот провокаций жди. — Он о чем-то подумал и, обернувшись, вдруг спросил: — А как вы смотрите, Алексей Петрович, если мы вас назначим в Германию главкомом Группы войск?
Министр с хитроватым прищуром посмотрел на Коростелева и не отвел взгляда, пока тот не допил чай и тоже не уставился на него.
— Воля ваша, товарищ министр, — ответил Коростелев. — Как прикажете. Я солдат.
— Ну, а все же? Желание как?
— Если назначите, сочту за честь.
— Вот это другое дело, — улыбнулся министр. — Главное, чтоб с душой…
В машину вошел комдив Гургадзе и доложил:
— К переправе готовы, товарищ маршал!
— Готовы? — удивился министр. — Да не прошло и пятнадцати минут.
— Так точно, — подтвердил комдив. — Не больше пятнадцати.
Министр встал.
— Идемте смотреть, Алексей Петрович. Что-то не верится. Не случилось ли, как с карасями.
Намек о карасях был не случайным. Коростелев в тот же час, как стало известно о подвохе, рассказал обо всем министру. Тот вначале посмеялся, а затем, недовольно нахмурившись, сказал: «Это распущенность. Обман старших. За это надо строго наказывать, чтоб не повадно было».
Министр уже знал, что та саперная рота отстранена от учений и переправу ведут другие саперы. Но, видимо, сомнение у него все же закралось. Коростелев же был до холодного спокойствия уверен в людях другого подразделения, в честности офицеров, которые командуют им сейчас. И хотя он не знал командира саперного батальона, он твердо надеялся на Гургадзе и Бугрова. Они не могли его подвести. Он верил им, как самому себе. Теперь его лишь подмывало узнать: каким чудом так быстро восстановлен переправочный парк?
Воздух посвежел. Развиднелось. Район переправы был как на ладони. Ровной шеренгой стояли у берега легкие и тяжелые амфибии. На них застыли в ожидании команды солдаты и офицеры.
Министр обернулся к комдиву:
— Пригласите ко мне комбата.
— Слушаюсь!
Поддерживая рукой полевую сумку, подбежал подполковник в шляпе, яловых сапогах и мокрой гимнастерке. Пока он, вскинув руку, докладывал, министр внимательно разглядел его. Он был еще молод — лет тридцати пяти. Но в висках уже пробивалась седина. Три складки на лбу прорезались глубоко и как бы говорили, что этот человек уже многое перенес и повидал. Об этом же напоминали три ряда орденских планок на груди и академический значок. Голубые, чуть выцветшие глаза, видно от усталости, покраснели, но горели удалью.
— Так, — проговорил министр, еще раз окинув взглядом офицера. — Значит, командира заменяете, товарищ Ярцев?
— Так точно, товарищ Маршал Советского Союза! Как говорится, в двух ролях.
Комдив поспешил разъяснить:
— Некого было поставить, товарищ маршал… По нужде пришлось.
— А что ж тут худого, товарищ Гургадзе. Наоборот, это очень хорошо, что политработники в нужный момент заменяют командиров. И, как вижу, выходит неплохо. Вы на фронте тоже сапером служили?
— Никак нет. В пехоте был, — ответил Ярцев.
— Тогда тем более молодец. Смотри, как быстро подготовились. Срок-то какой!
Командующий назвал время. Министр еще больше оживился, тронул Ярцева за рукав.
— Вы вот что… Расскажите-ка, как это было? Какую хитрость применили?
Ярцев пожал плечами.
— Все просто, товарищ министр. Резервный взвод заранее развернули. И как только получили вводную, сюда его.
— Так, так, — о чем-то думая, кивал министр. — Ну, а если снова бомбежка? Опять потери…
— И на этот случай есть резерв.
— Какой же?
— Три машины с досками, бревнами и готовыми плотами.
— Слыхал, — кивнул командующему министр. — Его, брат, не застанешь врасплох. Все продумал.
Министр отпустил офицера, подошел к обрыву и, глядя на переправочные машины, задумался. «Все это неплохо. Хорошая техника. По сравнению с прошлой бесспорный шаг вперед. Ну, а в будущей войне? Надежны ли эти средства? Вряд ли. Одна ракета с ядерным зарядом, — и машин как не бывало. И потом вся эта погрузка, выгрузка все же продолжительна. Как ни старайся, а на это уходят часы. Где же выход? Надо искать».
