Далеко от Москвы - Ажаев Василий Николаевич (читать книги онлайн бесплатно полностью без .txt) 📗
Большие карманные часы — многолетний спутник жизни Кузьмы Кузьмича — показывали конец рабочего дня. Глядя на потемневший циферблат, старик соображал — идти ли ему домой или остаться здесь. Работать над записками и расчетами можно дома, там теплее, зато здесь он скорее узнает новости об Алексее. Он расхаживал по кабинету, заложив руки в карманы шубы, — высокий, седой, хмурый и усатый, похожий на Максима Горького. Неожиданно прибежала молоденькая девушка. К удивлению Тополева, ей нужен был именно он.
— Насилу вас разыскала! Я и не знала, что есть у нас такой инженер Тополев, — простодушно сказала она, не понимая, что ранит старика в самое сердце. — Тут всегда Алеша Ковшов сидел, его-то я хорошо знаю. Вы, значит, заместителем у него! Здорово, — старый у молодого в подчинении! Теперь буду вас знать. Пойдемте скорей, парторг зовет вас на совещание начальников отделов.
И она убежала. Кузьма Кузьмич не успел сказать и слова. На пороге он столкнулся с Кобзевым, по обыкновению растрепанным. Его тоже вызывал Залкинд — очевидно, им вдвоем полагалось заменить Ковшова.
Совещание уже шло. Залкинд приветливо поздоровался с Тополевым и Кобзевым, пригласил их садиться.
— Я созвал начальников отделов вместе с парторгами и комсоргами — поговорить о дисциплине и наших неполадках. Продолжайте, — кивнул он Гречкину, выжидательно стоявшему у стола.
— Проверка, которую мы провели, вытолкнула на поверхность недостатки, таившиеся в глубинах отделов. — Гречкин жестом изобразил, как всплыли снизу вверх эти недостатки. — И, к сожалению, мы не можем сегодня ни один отдел выставить в качестве образца — вот, мол, подражайте ему. Всюду есть нерадивые люди. Находятся еще любители опаздывать на работу и рановато уходить с нее. Кое-кто оправдывает свою расхлябанность буранами и всякими трудными условиями. — Гречкин махнул рукой по направлению к окнам, залепленным снегом. — Многие не дорожат государственным временем, шатаются без толку по коридорам, разговаривают в служебное время о посторонних вещах, слишком подолгу простаивают у карт, обсуждая положение на фронте. Они забывают, что фронту надо помогать не вздохами и не доморощенной стратегией. Неприятно говорить и, вместе с тем, нельзя скрывать: в некоторых наших отделах пока еще не воспитано честное, ревностное отношение к запросам трассы: не все в аппарате понимают, что мы здесь — слуги трассы и существуем для нее, отнюдь не наоборот.
Гречкин говорил горячо и резко, сопровождая слова энергичной жестикуляцией. Слушали его с пристальным вниманием. Он — по собственным его словам, экономист-практик, наделенный от природы сметкой и способностью работать по двадцать часов в сутки, — после смены руководства стройки стал играть видную роль в жизни управления. Батманов сделал его отдел контрольно-плановым, и Гречкин был постоянным докладчиком на диспетчерских совещаниях у начальника строительства. Партийную работу Гречкин вел активно, ощутимо для коллектива. Сейчас по его выступлениям тоже было видно, что он отнесся к заданию парторга добросовестно и вдумчиво, проверял отделы строго, с пристрастием.
— Мое слово пусть будет вроде вступления, — заключил Гречкин, окидывая собравшихся быстрым взглядом круглых и зорких глаз. — Товарищи, побывавшие в отделах, сами расскажут, что они там нашли.
Залкинд открыл прения коротким словом:
— Высказывайте прямо и открыто все наболевшее. Критикуйте, не оглядываясь и не боясь обидеть симпатичного начальника или доброго приятеля. Все вместе мы достаточно сильны и от критики не заболеем, она нам принесет только пользу. Каждому даю десять минут — это для того, чтобы не разводить пустых разговоров. Мы не имеем права заседать по десять часов. Старайтесь не сбиваться на дрязги, кляузы и мелочи.
И все говорили — коротко, не очень гладко и складно, по взволнованно и с явной убежденностью в своей правоте. Почему-то это задевало Тополева. Он видел, что большинство выступавших были молодыми людьми, совсем молодыми. Одной из первых получила слово Женя Козлова.
Выйдя к столу, девушка заговорила вначале неуверенно, опустив глаза и раскрасневшись. Ей не приходилось еще выступать на таких совещаниях, и она со страхом думала, что должна сказать неприятные и строгие слова о начальниках двух больших отделов. На какое-то мгновение Женя заколебалась и с немалым усилием подавила желание оборвать свою речь и убежать, как это случилось с ней однажды на концерте самодеятельности.
Гречкин от досады поморщился и даже отвернулся. Он с надеждой ждал выступления Козловой и теперь был разочарован. Внешне ворчливый и придирчивый, он относился к ней с симпатией и всегда старался увлечь интересами отдела. С гордостью он сказал однажды Алексею, что считает Козлову лучшей своей работницей. Гречкину понравилось предложение Алексея — смелее привлекать Женю к жизни комсомольской организации. Они тогда же, не откладывая, вызвали девушку и долго говорили с ней по этому поводу.
Женя заметила — Гречкин недоволен, и подумала, что он непременно расскажет Алексею о ее провале. Это помогло ей справиться с неуверенностью и смущением. Она заговорила решительней и, опять глянув на Гречкина, увидела его одобрительную улыбку.
Бригада Жени обнаружила в отделах снабжения много непорядков. У сотрудников Федосова оказались в столах заявки с трассы, оставленные без ответа, неотправленные срочные телеграммы, забытые бумаги. Федосов к проверке отдела отнесся несерьезно, с высокомерием. Он и тут репликами с места пытался отшутиться и оправдать все большим наплывом работы, в которой незаметно тонут отдельные оплошности и ошибки.
— Это же неверная и вредная точка зрения!— воскликнула Женя. — Она открывает лазейку, куда можно упрятать любое безобразие.
Потом она перешла к Либерману и обвинила его в том, что тот, стремясь все приукрасить и замаскировать, скатывается к очковтирательству.
Обвинения оказались тяжелыми — оба начальника отделов не ожидали этого, несмотря на предупреждение Залкинда.
А Женя еще не все высказала. Время ее истекло, и она, взглянув на ручные часы, оборвала себя на полуслове. Залкинд ободряюще кивнул ей головой.
— Среди нас давно ходят смехотворные истории о вражде между Либерманом и Федосовым, — торопливо продолжала Женя. — Я принимала их за шутку, не верила, что взрослые и солидные люди могут тешиться такой игрой. Теперь я убедилась: между двумя отделами идет чуть ли не настоящая война... Мой покойный отец долго жил на Адуне, он рассказывал о вражде, существовавшей между нанайскими родами. Конечно, сейчас никакой вражды нет, она проявляется в единичных случаях — отец называл их пережитками родового строя. И когда я слушала наговоры Либермана на Федосова и Федосова на Либермана, я вспомнила слова отца и подумала: дрязги наших двух начальников — тоже пережитки прошлых веков.
— Ну, хватила девушка через край! — громко сказал Федосов.
— Нет, не через край, — живо обернулась к нему Женя и развела руками. — Скажите мне, товарищи: не пережитком ли прошлого надо считать дикий случай, когда два советских человека, поставленные на соседние участки работы, начинают мешать друг другу? Может быть, у них соревнование — тогда поправьте меня.
Несколько человек захлопали в ладоши. Залкинд нагнулся к столу, пряча улыбку.
— Нельзя голословно чернить людей, — сказал Либерман, выждав, когда все затихли.
— Ах, вы хотите факты? Хорошо, приведу факты.
Факты были нелепые и смешные. Женя вдруг оборвала себя на полуслове, быстро подошла к Либерману и тихим от волнения голосом обратилась к нему одному, словно забыв об остальных:
— Почему вы не любите людей? Почему у вас нет доброты? Я знаю — вы человек честный, чужого не возьмете. Однако настоящая ли это честность, если все другие у вас нечестны? Вы часто хвастаетесь — «я достаю все, что нам надо... Кроме меня, никто не достанет». Это, наверное, так и есть. А что толку? Предположим, вы достали тысячу ватных курток, и они лежат на складе. В это время на седьмом участке курток нехватает, люди мерзнут и костят вас напропалую. Вас это не беспокоит — ведь начальство вам спасибо сказало за куртки. Я нашла в вашем отделе четыре телеграммы с третьего участка: там нет круп. Вы не обратили внимания на телеграммы потому, что главное для вас — достать крупы. Вы достали, а остальное — не так важно.
