Москва слезам не верит - Черных Валентин Константинович (читаем книги онлайн txt) 📗
Рачков увидел ее сразу. Он курил и о чем-то сосредоточенно думал. Был он в модном плаще. Красив, подумала Катерина. В таких влюбляются и двадцатилетние. На коленях Рачкова лежал букет роз. Удар нанесу сразу, решила она и, не здороваясь, спросила:
– Ты сегодня один? Без мамы?
– Мама умерла восемь лет назад, – ответил Рачков.
– Извини. И давай закончим этот разговор. Собственно, мы его закончили двадцать лет назад.
– Я хочу видеть свою дочь. – В сказанном было столько решимости, что Катерина растерялась.
– Поздно спохватился. Какая она тебе дочь? Ты ее не воспитывал. Встретив, даже не узнаешь.
– Да, я виноват, – согласился Рачков. – Да, я был глупый, молодой. Если бы ты мне сообщила, что родилась дочь, может быть, все было бы по-другому.
– Ничего по-другому не было бы!
– Девочке нужен отец, – заявил Рачков.
– Девочке? – Катерина рассмеялась. – Девочка скоро выходит замуж.
– Откуда у тебя такая ожесточенность?
– От жизни.
– Ты ведь всего добилась.
– Да, – согласилась Катерина. – Кое-чего добилась благодаря тебе.
– Здесь-то я ни при чем, – возразил Рачков.
– Именно благодаря тебе, – подтвердила Катерина. – Я тебя и любила, и ненавидела. Мне хотелось доказать в первую очередь тебе, что не важны никакие богатые родственники, что я могу добиться всего сама. Я мечтала закончить институт, получить квартиру. Я этого добилась. Не сразу, конечно. Когда я получила квартиру, у меня был соблазн позвонить и пригласить в гости тебя и твою маму. Чтобы вы увидели, как вы ошиблись. А потом я про тебя забыла. Был когда-то Рудольф Рачков, красивый парень с телевидения, мало ли что было и прошло. И хорошо, что я тогда не вышла за тебя замуж. Бог ли, судьба ли уберегли меня, но я прожила замечательную жизнь.
Она хотела сказать, что благодаря тому, что не вышла замуж, наконец-то встретила мужчину своей жизни. Но не сказала – а вдруг это его ожесточит, тогда уж наверняка он захочет встретиться с Александрой отдельно или придет к ним домой, когда там будет Гога. Она попробовала представить себя на месте Гоги, который узнает, что когда-то, двадцать лет назад, она уже обманула одного парня, представилась дочерью академика, а теперь обманула и его, разыграв роль работницы с химкомбината. Я бы на его месте решила, что эта женщина патологическая лгунья. Но я всегда хотела, чтобы как лучше, я не очень решительная. Насчет нерешительности не пройдет. Рачков наверняка уже узнал, как я расправилась с директором комбината и села на его место. Да и не только с директором.
Что же делать, что делать, думала Катерина. Мне нужно совсем немного времени, чтобы все рассказать Гоге. Рассказать все, ничего не утаивая. А сейчас пусть Рачков думает, что все может устроиться по-хорошему, почти по-семейному. Гога приезжает завтра, он наверняка сегодня вечером позвонит, завтра я его встречу и сразу все расскажу.
– Хорошо, – согласилась Катерина. – У меня до конца недели много дел. Позвони в воскресенье. Но не думаю, что Александра обрадуется твоему появлению через двадцать лет. – Катерина, не прощаясь, встала и пошла по бульвару, шоферу она сказала, чтобы он ее ждал у кинотеатра «Повторный». Она не хотела, чтобы хоть кто-нибудь знал о ее встрече с Рачковым.
Вечером Гога не позвонил. Утром Катерина уехала на комбинат. После пяти она была уже дома. Она поставила телефон рядом с собою. Гога позвонил ровно в семь вечера.
– Где ты? – спросила Катерина. – Я к тебе приеду.
– Я звоню из автомата рядом с твоим домом.
– Поднимайся быстрее!
Катерине казалось, что время остановилось. Наконец она услышала шум поднимающегося лифта. Лифт остановился на ее этаже. Но в дверь не звонили. Наверное, соседи, подумала она, и тут раздался звонок. Катерина распахнула дверь. Гога вошел с поднятыми руками. В одной сверток, перевязанный шелковой лентой, в другой большой букет астр.
Катерина обняла его и целовала, целовала, целовала, а он так и стоял с поднятыми руками. Катерина отпрянула, увидела его нелепую позу, рассмеялась, взяла цветы, сверток.
– Это вам с Александрой, – сказал Гога.
– Есть хочешь? У меня все готово.
– Хочу. – Гога снял свою кожаную куртку, повесил ее.
Катерина отметила белизну рубашки, она даже почувствовала запах крахмала. Ботинки сверкали, на брюках безукоризненная складка, ремень из хорошей кожи.
– Сполосну руки, – сказал Гога.
Катерина бросилась за свежим полотенцем, и, когда он закончил мытье рук, она с поклоном подала полотенце.
Гога покосился на нераскрытый сверток, и Катерина поняла, что ему очень хочется, чтобы она развернула его.
– Я сейчас, – заспешила Катерина. – Очень хочется посмотреть, – и начала развязывать ленту. В свертке было два футляра: один побольше, другой поменьше.
– Это тебе, – Гога показал на футляр побольше.
Катерина открыла футляр. На черном бархате лежало янтарное ожерелье.
– Изумительно! – произнесла она. – Я никогда такого не видела.
– Авторская работа, – сообщил Гога.
– Потрясающая работа! Такое могла подобрать только женщина.
– Извини, художник – мужчина. К сожалению, лучшие творцы, портные и ювелиры – всегда мужчины.
Катерина открыла второй футляр. Это тоже было янтарное ожерелье, но из шлифованного янтаря.
– Я сволочь, – призналась Катерина. – Мне нравятся оба.
– Ты можешь выбирать. Но когда я был в мастерской художника, то попросил его подобрать для молодой женщины и для юной.
– Я, конечно, юная?
– Ты юная, молодая, красивая, умная.
Катерина обняла его, поцеловала, но он не отпускал ее:
– Когда придет Александра?
– После восьми обещала.
Гога посмотрел на часы.
– У нас есть время, – прошептала ему на ухо Катерина.
Он поднял ее на руки и внес в комнату.
Уходя на работу, Катерина застелила чистое белье и не стала складывать тахту, в последние дни тахта то с трудом раскладывалась, то с трудом складывалась. Гога, увидев тахту, процитировал:
– Нисколько. Это про других. – Катерина сбросила платье.
Он смотрел, как она раздевается, и она не стеснялась его. Катерина легла, закрыла глаза и забыла про все.
Они уже лежали рядом, приходя в себя, когда Катерина услышала шум и стук двери лифта.
– Это может быть Александра! – Катерина вскочила, набросила платье, свернула белье, попыталась сложить тахту.
Она не складывалась. Гога успел одеться и стал ей помогать. Тахта не складывалась.
Тогда он с силой рванул ее, что-то хрустнуло, и тахта сложилась.
– Сломал, – прошептала Катерина.
– Сам сломал, сам и починю, – так же шепотом ответил Гога.
Они сели на тахту. Катерина слышала, как открылась дверь квартиры.
– Мать? Ты дома? – спросила Александра.
– Я дома. Георгий Иванович приехал.
Они сидели на тахте, Катерина бросилась к телевизору, включила его.
– Заходи, – позвала Катерина. – Мы с Георгием Ивановичем телевизор смотрим. – Но, к ее ужасу, на экране возникла сетка настройки.
– Со мной Никита. Я его провожу и скоро вернусь.
Они прислушались – в передней явно шла перебранка.
– Меня не надо провожать, – возражал юношеский, еще ломкий голос.
– Нет, надо! Я поеду с тобой.
– Никуда ты не поедешь! Пропусти меня, – требовал юноша. – Не пропустишь, я применю силу.
– Пожалуй, требуется мое вмешательство, – сказал Гога и вышел в переднюю, где стоял невысокий, худой парнишка, недавний школьник.
– Это Никита, – представила его Александра.
– Георгий Иванович, – представился Гога и спросил: – Куда едем?
– Никуда, – отрезала Александра.
– Правильно, – ответил Гога. – Уже поздно. Поедешь завтра.
– До свидания, Георгий Иванович.
Никита направился к двери, но Гога его перехватил:
– Подожди пять минут в кухне, пока я ее изолирую, – подтолкнул Никиту на кухню и закрыл за ним дверь.
