Свет не без добрых людей - Шевцов Иван Михайлович (книги читать бесплатно без регистрации полные txt) 📗
- Это, между прочим, вы правильно делаете. Время надо беречь в юности, или, как это: береги честь смолоду. А я бы добавил: и время, - ответил Посадов, и его грузная, могучая фигура торжественно поплыла в большой, с высокой стеклянной крышей, зал мастерской. Он уселся в вертящееся кресло на высоком постаменте и проговорил: - А по сему, Петр Васильевич, за работу!
- С места в карьер, - заметил Климов, перебрасывая быстрый, острый взгляд с Веры на Посадова, с Посадова на Веру и проворно снимая целлофан с сырой глиняной статуи Емельяна Пугачева. "Какая она, однако, красивая", - подумал он о Вере, а вслух спросил: - А если не в кино, то тогда где же вы и что же вы?
Вера коротко рассказала о себе, - она это делала не столько для скульптора, сколько для Посадова. Рассказывая, продолжала изучать Климова, которого прежде знала по далеко не лестным отзывам Балашова. Климов ей нравился. Он весь - целеустремленность, энергия и сила. Его Пугачев произвел на нее сильное впечатление. Климов создал бунтаря, неистового, русского Прометея, точно извержение вулкана, вырывающегося из недр великого, многострадального, угнетенного народа.
В мастерской стояли и другие работы Петра Васильевича: эскизы памятников, портреты, отформованные в гипсе, отлитые в бронзе, вырубленные в мраморе. Особенно понравился Вере проект памятника "Курская битва". Постамент памятника представлял собой два танка - советский тяжелый танк и фашистский "Тигр". Танки столкнулись и вздыбились. Силы их еще кажутся равными. Но над ними схватились в смертельном поединке две бронзовые фигуры - зверя и человека, тигра и воина Советской Армии. Обнаженная богатырская грудь солдата вся в кровавых ранах. Но он держит левой рукой разъяренного хищника с раскрытой пастью, правой он успел вонзить исполинский меч в звериное сердце. Он победил, человек победил фашистского зверя. Образ получился ясный, глубокий и впечатляющий.
Вспомнив работы своего отчима, Вера спросила:
- Петр Васильевич, а у вас есть скульптуры, которые вы делаете не для зрителя, а для себя?
Климов сморщил лоб, удивленно и пристально посмотрел на девушку, она даже смутилась от такого откровенно недоумевающего взгляда, хотела как-то смягчить свой вопрос, но скульптор опередил ее:
- Для себя, моя дорогая, я иногда делаю селедку в сметане. Никогда не ели?
- Нет, - уже покраснев, ответила Вера. - Странный вкус.
- А мне нравится. Вы знаете, есть люди, которые вслух разговаривают сами с собой. Есть такие. Это не совсем нормальные люди. Художник своим искусством разговаривает с тысячами, миллионами людей. Когда художник начинает говорить сам с собой, это значит: либо ему нечего сказать людям, либо у него котелок не в порядке. Вы простите меня за такое элементарное объяснение.
Вера и смутилась, и обрадовалась: прямой ответ Климова ей понравился. В разговор вступил Посадов.
- Насколько я понял, Петр Васильевич, - сказал он не вставая, - Вера интересуется другим: твоей творческой кухней, какими-то набросками, поисками, первыми мыслями, выраженными в пластилине, - одним словом, твоими черновиками.
Вера хотела возразить: совсем не этим она интересовалась, и скульптор понял ее вопрос совершенно правильно, но Климов опять предупредил:
- Ну, если так, тогда я покажу вам одну штуковину, которая пока что предназначена для меня одного. - Он быстро вышел в соседнюю комнатку и возвратился с небольшой, в полметра высоты, скульптурной композицией. Поставил ее на стол, сказал: - Смотрите, а потом честно, откровенно скажите мне, во-первых, что хотел сказать автор и что получилось - хорошо или плохо?
От невысокого куполообразного голубого постамента ввысь в виде траектории-дуги взвилась прозрачная сталинитовая пластинка. На какой-то высоте от нее в разные стороны отошли серебристые, неопределенных очертаний массы. Нетрудно было догадаться, что это облака. Выше, уже за облаками, стремительно летящая вперед золотистая фигура юноши. У него могучие крылья орла. Он летит к солнцу, к звездам. Вера так и сказала:
- К солнцу, к звездам. Отлично, Петр Васильевич!
- По-моему, это, должно быть, грандиозно! - заметил Посадов. - А? Красота-то какая! И мысль… Никаких ракет, атомов, просто крылья, о которых человек мечтал со дня своего рождения. Символично! И всем понятно. Главное - красиво: человек за облаками. Хорошо вы придумали - прозрачный материал. А золото и серебро - это тоже хорошо! Не избито. Бронза, мрамор, бетон - это традиционно. А вот вам новый материал - получайте!
- Ну, предположим, золото и серебро знала еще древняя скульптура, - возразил Климов. - Меня многое тут смущает, в том числе и золото и серебро, хотя это, должно быть, не только оригинально, но и красиво. Смущают меня крылья.
- Напрасно! - воскликнул Посадов. - Крылья - это находка, такая же находка, как меч у Вучетича, Да, аллегория, символ!
- А не напоминает ли вам, дорогие мои друзья, этот космонавт традиционного ангела?
Наступило молчание. Климов не ждал ответа и не хотел дальнейшего обсуждения. Он еще сам не все продумал и взвесил, он был в пути, искал, искал. Поэтому быстро взял скульптуру и унес ее обратно в комнату, а возвратясь, предупредил:
- Только дадите мне слово: о том, что видели сейчас, - шша, молчок. Ни другу, ни жене, как говорят. А теперь продолжаем.
И снова начал лепить.
Курская битва! Какой всеобъемлющий образ! Здесь, на Курской дуге, сражался, командуя танковым полком, ее отец, Иван Акимович Титов; здесь он был ранен, за эти бои получил звание Героя Советского Союза. В памятнике Климова Вера увидела памятник своему отцу.
Сравнения возникали невольно: Климов и Балашов. Она была убеждена, что ничего подобного Константин Львович создать не мог.
Вера видела большое искусство, творение подлинного таланта. Во всех работах художника она видела поиск, острую мысль, яркую и прекрасную форму. Конкретный, реалистический образ тонко и умно сочетался с аллегорией, приобретал силу символа, не утрачивая своей ясности, доходчивости и той необыкновенной внутренней силы искусства, что волнует душу, будоражит разум. Она, не видавшая воочию сражений Отечественной войны, отлично чувствовала и понимала то, что изобразил художник в "Курской битве", где силой и мужеством советских людей в кровавом поединке были повержены главные козыри Гитлера - его знаменитые "тигры" и "пантеры". "Тигр" - фашистский танк, впервые появившийся на Курской дуге. Тигр - символ хищного зверя. Как это все просто, выразительно и символически глубоко!
Вера молча рассматривала работы Климова и слушала разговор двух художников: Петр Васильевич любил, когда "модель" говорит, она тогда живет, поэтому он старался постоянно вызвать Посадова во время сеанса на острый разговор, заставить его кипучую, неспокойную натуру волноваться.
Она не обратила внимание, с чего это началось, по какому поводу Климов произнес фразу: "Великий, или Тихий океан", так, как это пишется на всех географических картах. Посадов спросил, не ожидая подвоха:
- Так все-таки какой же он - великий или тихий? Океан-то этот?
- И великий и тихий, - ответил Климов.
- Ерунда, - выпалил Посадов. - Тихий не может быть великим, а великий тихим. История такого не знала! Назови мне хоть одного великого и чтоб он был тихий. Назови!.. Микеланджело, Цезарь, Шекспир, Петр Первый, Ломоносов, Пушкин, Лев Толстой, Шаляпин! Они клокотали, как вулкан, как твой Пугачев!..
- Так это люди. А мы говорим об океане. - Климов повел тонкой бровью и насмешливо скосил карие умные глаза.
- Океа-а-ан, - протяжно пробасил Посадов. - Да будет тебе известно, что на самом деле Великий океан самый неспокойный по сравнению с другими своими собратьями. Ты поговори с моряками, они Тебе расскажут.
- Нет, Алексей Васильевич, философ ты, скажем прямо, неважный, доморощенный. - Климов продолжал "заводить" своего друга.
- А где они, твои важные философы? Кто, назови? - Посадов поерзал в кресле и недовольно нахмурился. Его обидело, что при Вере его назвали "доморощенным". - Все одинаковы. И тот деревенский парень, который на брачном ложе мечтал, как булькнет связка подков, брошенная в колодец, ничуть не хуже какого-нибудь ультрасовременного стиляжки, ищущего смысл в абстракционизме.
