А зори здесь тихие… (сборник) - Васильев Борис Львович (читать книги онлайн полностью без сокращений .txt) 📗
– Сейчас холодно.
– Нет, я вообще.
– Там купальни были. – Вика остановилась, подождала, пока подойдут остальные, и сказала, обращаясь преимущественно к Искре: – Вот наша дача.
Они стояли возле маленького аккуратненького домика, недавно выкрашенного в веселую голубую краску.
– Красивая, – протянула Зина.
– Папа сам красил. Он любил веселые цвета.
– А сейчас… – начала было Искра и замолчала.
– Сейчас все опечатано, – спокойно договорила Вика. – Я хотела кое-что взять из своих вещей, но мне не позволили.
– Пошли, – буркнул Артем. – Чего глядеть-то?
Шли по заросшему лесу, шуршали листвой и молчали то ли от осеннего безмолвия, то ли еще неся в себе дачу, в которой оставалось навсегда прошлое их подруги. И рядом с этим опечатанным прошлым не хотелось разговаривать.
Вика вывела к речке – пустой и грустной, с затонувшими кувшинками. Ребята развели костер, и, когда затрещал он, разбрасывая искры, все облегченно заговорили и заулыбались, точно огонь высветил этот задумчивый осенний день из сумрака недавнего прошлого. Девочки принялись возиться с едой, а Вика, присев у корзины, надолго задумалась. Потом вдруг поднялась, оглянулась на Ландыса:
– Ты очень занят?
– Я? Нет, что ты! У нас Артем главный по кострам.
– Хочешь, я покажу тебе одно место?
Пошла вдоль берега, а Жорка шел сзади, не решаясь заговорить. Остановились над крутым песчаным обрывом; куст шиповника навис над ним, уронив унизанные красными ягодами плети.
– Я любила читать здесь.
Села, спустив ноги в обрыв. Жорка постоял, отошел к шиповнику, стал обрывать ягоды.
– Не надо. Пусть висят, красиво. Их потом птицы склюют.
– Склюют, – согласился Ландыс. Посмотрел на сорванные ягоды, хотел выбросить, но, подумав, спрятал в карман.
– Сядь. Рядом сядь, что ты за спиной бродишь?
Жорка поспешно сел, и они опять надолго замолчали. Он изредка поглядывал на нее, хотел пересесть поближе, но так и не решился.
– Ландыш, – вдруг тихо сказала Вика. – Ты любишь меня, Ландыш?
Так и спросила: «Любишь?» Не «Я нравлюсь тебе?», как было принято спрашивать, а – «Ты любишь меня?». Как взрослая.
Жорка глубоко вздохнул, шевельнул губами и кивнул, глядя строго перед собой: теперь он боялся смотреть в ее сторону.
– Ты долго будешь любить меня?
Ландыс хотел сказать, что всю жизнь, но опять не смог и опять кивнул. А потом добавил:
– Очень.
Голос у него был хриплый, да и губы что-то плохо слушались.
– Спасибо тебе. Поцелуй меня, Ландыш.
Он торопливо перебрался поближе, склонился, прижался губами к ее щеке и замер.
– И обними. Пожалуйста, обними меня покрепче.
Но Жорка не умел ни целоваться, ни обниматься: юность – всегда борьба желания со страхом, и страх был пока непреодолим ни для него, ни для Вики. Он сграбастал ее двумя руками – неуклюже, за плечи, – прижал, осторожно целуя что подвертывалось: то щеку, то случайную прядку, то маленькое ухо. Вика приникла к нему, по-прежнему глядя вдаль, за речку, и так они сидели, пока издали не закричал Валька:
– Вика, Жорка, где вы там? Кушать подано!
Ели докторский хлеб с колбасой, пекли картошку, что принес предусмотрительный Артем, пили ситро: на каждого досталось по бутылке. Потом пели песни, беспричинно смеялись, Пашка ходил на руках, а Артем и Валька прыгали через костер. И Вика пела и смеялась, а Жорка все время ловил ее взгляд. Она улыбалась ему, но больше к обрыву не позвала.
Вернулись в темноте и поэтому прощались торопливо, уже на вокзале.
– Завтра понедельник, – со значением сказала Искра.
– Я знаю, – кивнула Вика.
Они держали друг друга за руки и, как всегда, не решались поцеловаться.
– Может быть, я не приду на уроки, – помолчав, произнесла Вика. – Но ты не волнуйся, все будет как надо.
– Значит, на собрании ты будешь?
Искре очень не хотелось уточнять, хотелось избежать самого упоминания о завтрашнем собрании, но Вика, как ей показалось, чего-то недоговаривала. Пришлось проявить характер и спросить в лоб.
– Да, да, конечно.
– Вика, ждем! – крикнула Лена. Они с Пашкой стояли поодаль.
Вика еще раз крепко сжала руку Искры и ушла, не оглянувшись. А Искре вдруг очень захотелось, чтобы Вика оглянулась, и она долго смотрела ей вслед.
У дома ее опять ждал Сашка Стамескин.
– Значит, не взяли меня, – с обидой констатировал он. – Лишний я в вашей компании.
– Да, лишний, – сухо подтвердила Искра. – Нас приглашала Вика.
– Ну и что? Лес не Вике принадлежит.
Что-то разладилось у них после того разговора у подъезда. Искре было не по себе от этого разлада, она много думала о нем, но, думая, не могла забыть Сашкиных слов, что устраивал его на завод сам Люберецкий. И в этих словах ей чудилась какая-то трусливая интонация.
– Тебе хотелось поехать с Викой?
– Мне хотелось поехать с тобой! – резко отрубил Сашка.
От этой резкости Искра сразу потеплела: уж очень искренне звучали слова. Тронула за руку:
– Не сердись, пожалуйста, просто я не подумала вовремя.
Сашка сопел уже по инерции. Он добрел на глазах. Искра чувствовала это.
– Завтра увидимся?
– Завтра, Саша, никак. Завтра комсомольское собрание.
– Ну не до вечера же!
– А что с Викой после него будет, представляешь?
– Опять Вика?
– Саша, ну нельзя же так, – вздохнула Искра. – Ты же добрый, а сейчас говоришь плохо.
– Ну, ладно, – недовольно сказал Сашка, помолчав. – Ну я вроде не прав. Но послезавтра-то увидимся?
Чем меньше времени оставалось до понедельника, тем все чаще Искра думала, что будет на собрании. Она пыталась найти наиболее приемлемую форму выступления Вики, перебирала варианты, лежа в постели, и, почти засыпая, нашла: «Я осуждаю его…»
Да, именно так и надо будет подсказать Вике: «Осуждаю». Нет, она не откажется от отца, она, как честный человек, лишь осудит его нечестные дела, и все будет хорошо. Все тогда будет просто замечательно! Искра так обрадовалась, отыскав эту спасительную формулировку, что на радостях тотчас же уснула.
Вика в школе не появилась. Валентина Андроновна нашла Искру, предложила срочно сходить к Люберецкой и выяснить…
– Не надо, Валентина Андроновна, – сказала Искра. – Вика придет на собрание, она дала слово. А то, что ее нет на уроках, это же понятно: ей надо подготовиться к выступлению.
– Опять капризы, – с неудовольствием покачала головой учительница. – Прямо беда с вами. Скажи Александрову, чтобы написал объявление о собрании.
– Зачем объявление? И так все знают.
– Из райкома придет представитель, поскольку это не простое персональное дело. Не простое, ты понимаешь?
– Я знаю, что оно не простое.
– Вот и скажи Александрову, чтобы написал. И повесил у входа.
Писать объявление Валька отказался наотрез. Впрочем, Искра не настаивала, потому что эта идея ей решительно не нравилась.
– Где объявление? – спросила учительница перед последним уроком.
– Объявления не будет.
– Как не будет? Это что за разговор, Полякова?
– Объявление никто писать не станет, – упрямо повторила Искра. – Мы считаем…
– Они считают! – язвительно перебила Валентина Андроновна. – Нет, слышите, они уже считают! Немедленно пришли Александрова. Слышишь?
– Валентина Андроновна, не надо никакого объявления, – как можно спокойнее сказала Искра. – Не надо, мы просим вас. Не надо.
Учительница молча смотрела на Искру. То ли на нее повлиял спокойный тон, то ли упрямство 9-го «Б», то ли она сама кое-что сообразила, но крика не последовало. Предупредила только:
– Пеняй на себя, Полякова.
Кончился последний урок, класс пошумел, попрятал учебники и остался, поскольку был целиком комсомольским. А чуть позже вошли Валентина Андроновна с молодым представителем райкома.
– Где Люберецкая?
– Еще не пришла, – сказала Зина: ее поднесло не вовремя, как всегда.
– Так я и знала! – чуть ли не с торжеством отметила учительница. – Коваленко, беги сейчас же за ней и тащи силой! Может, начнем пока?
