Последний сон разума - Липскеров Дмитрий Михайлович (библиотека электронных книг .txt) 📗

Дмитрий ЛИПСКЕРОВ

ПОСЛЕДНИЙ СОН РАЗУМА

1. КРЫМ

Татарин Илья Ильясов торговал свежей рыбой в магазине с названием «Продукты». Во владения продавца входил большой мраморный прилавок, весь в многочисленных порезах от огромного тесака, утяжеленного свинцовыми вставками, чтобы нож не бултыхался в руке, когда рыбина попадалась особенно большая, которой не так-то просто было вспороть крепкое брюхо.

Если быть более точным, Илье полагалось торговать не только свежей рыбой, выловленной тут же, из темной воды большого аквариума сачком с дубовой ручкой, отполированной мозолистыми руками до блеска, но и рыбой замороженной, которую татарин за рыбу как таковую и не держал, но вынужден был отпускать этот продукт гражданам по их настоятельным просьбам. Граждане объясняли, что мороженая рыба хороша в дрожжевых пирогах, сдобренных крошеными крутыми яйцами, обратно приятна запросто жареная в панировке, также она незаменима в прокорме всяческих многочисленных домашних животных — кошек, собак, а у одной миловидной особы в преклонных летах мороженой треской питался даже голосистый кенар, который в недавнем времени издох по причине глубочайшего одиночества.

В ведомство Ильи также входило небольшое подсобное помещение, где хранились всяческие приспособления для обработки рыбных пород — ножи для соскабливания особо прочной чешуи, кованые крюки, на которые подвешивались рыбьи туши особо крупных размеров, слабо засоленные татарином по особому рецепту, рецепту, придуманному им самим в дни молодости, давно прожитой в персиковом Крыму, на берегу Черного моря… Если тело такой рыбины взрезать острым лезвием, то глазам восторженного покупателя представлялась нежнейшая красная плоть, слегка зажирневшая, а оттого прозрачно-желтая по краям, до белых мягких косточек. Редкий покупатель при виде такой картины оставался равнодушным, обычно выделял слюну быстро и покупал кусок деликатеса для своих детишек, представляя тонкую нежную плоть уложенной красным флагом на разрезанную французскую булку с подтаявшим сливочным маслом. Дальше фантазия обещала чашку кофе со сливками и смешение вкусовых ощущений, сладких и слабосоленых, столь приятных перед началом солнечного воскресного дня.

Татарин Илья не был частником, хоть и трудился в магазине кооперативном, но относился к своему труду по-хозяйски, ухаживал за прилавком, словно за собственным, и вымывал его после работы чистой ветошью с особой тщательностью, чтобы рыбный дух к следующему утру не отпугнул покупателя ощущением несвежести продукта.

В аквариум, в котором дожидался своей участи сонный товар, слабо всплескивающий разномастными хвостами, Илья провел толстую резиновую трубку, подсоединенную к самодельному компрессору. Нагнетаемый в водный резервуар воздух позволял товару сохранять живой вид и не засыпать до времени.

Хозяин магазина хоть и удивлялся в душе такому радению своего продавца, но показывал всем своим видом, что так оно и надо, что поведение татарина в труде совсем обычное, и даже премии Илье давал реже, чем мясному отделу. Илья, впрочем, в премиях не нуждался, так как имел «постоянного покупателя», который приплачивал «своему» продавцу за всякого рода услуги, как то: лишить жизни мощным ударом деревянного молотка по голове какого-нибудь могучего карпа, рвущегося из сачка, выловившего его из темных недр. И с таким отчаянием тогда извивалось тело в сетке-ловушке, словно рыбина собиралась распрямиться пружиной, взмыть к небесам и светить с заоблачных высот своей золотистой чешуей вторым солнцем… Обычно Илья кончал рыбу с первого удара… Затем срезать в два движения эту драгоценную чешую, воткнуть тесак со свинцом под хвост и протащить бритвенным лезвием до самой отбитой башки, вываливая на белый мрамор еще трепыхающиеся в агонии внутренности… Через мгновение душа рыбины уже находилась далеко, а обнаженное тело можно было сей час укладывать на сковородку и наслаждаться шкворчанием подсолнечного масла с подсыпанной по бокам пшеничной мучицей. За то и приплачивал копеечки постоянный покупатель татарину Илье.

Продавщица из мясного отдела между своими мясными и колбасными делами развеивала скуку, наблюдая за проворством коллеги из рыбного и в некоторой степени даже удивлялась ему, так как сама никогда не могла отрезать на глазок кусок от колбасного батона, не ошибившись при этом меньше чем на пятьдесят грамм. Но продавщица вовсе не ревновала к такой изящной работе отдела напротив, а списывала все на национальную принадлежность рыбных дел мастера, мол, татарин, какие у него другие заботы, кроме как рыбу мучить, да и детей к тому же у него нет, хотя по возрасту и внуки должны иметься, а у нее, правда, детей тоже нет, но вполне еще могут быть, к тому же колбаса неживая, ее не нужно убивать по башке молотком… Еще продавщица думала о том, какие у Ильи широкие скулы и редкие брови. И чего у азиатов такая неспешная растительность на лице, а может, и на всем теле?.. Впрочем, нарезая колбасу кусочками для какой-нибудь старушки, продавщица вспоминала, что в ее личной жизни никогда не было азиата и какова растительность на их теле, ей ровным счетом ничего не известно. Наверное, татарин похож на хорошо ощипанную курицу, решала напоследок продавщица, — желтую и ощипанную, и забывала о нем на время , пока стояла очередь. После рабочего дня, сталкиваясь в служебных помещениях с Ильей, женщина окончательно убеждалась, что татарин личность неприятная, что от него на версту несет рыбой, что он стар и никчемен, хоть и крепок с виду, а оттого хорошо бы, чтобы он добровольно покинул магазин «Продукты», уступив место какому-нибудь молодому мужику с простыми глазами.

Нелюбовь продавщицы мясного отдела разделял и остальной персонал. И кондитерша, и бакалейщик, и даже вспомогательный состав грузчиков испытывали необъяснимую неприязнь к рыбному прилавку, и иногда коллектив вяло переговаривался между собой об этом, строя незатейливые планы по выживанию татарина из магазина. Порой их немногочисленная делегация обращалась к хозяину с просьбой решить кадровую проблему, ссылаясь на то, что Илья живет в новостройках, почти за городом, а их магазин находится в сердце города, в его исторической части, и что логичнее взять в штат кого-нибудь из коренных, чтобы иностранец-турист не пугался наголо бритого человека с желтой кожей на заостренных скулах. Но хозяин не внимал расплывчатым доводам своего персонала, хотя и в его душе, где-то в самой ее глубине, таилась неприязнь к этому молчаливому старику с азиатскими глазами и вечным, а оттого пугающим спокойствием во всем облике, от крупных костлявых пальцев до покатых плеч, в которых содержалась многолетне накопленная сила… Работник Илья был хороший, а потому директор пытался волевым усилием дорожить им, но издалека, стараясь как можно реже бывать на вверенном татарину рыбном участке.

Нельзя сказать, что Илья любил свое дело. Скорее был равнодушен, сам не сознавая того. Ему не слишком нравилось убивать рыбу или видеть, как она сама дохнет в аквариуме, невостребованная от чрезмерного изобилия. Не очень он любил и орудовать ножом по еще живому телу, соскабливая чешую, но уж такова была необходимость, таковы издержки профессии, и Ильясов исполнял ее, как надлежало послушному работнику, уже много лет. Сколько? Он сам не помнил.

Когда татарин появился в магазине, кто его нанимал, косноязычного и оттого молчаливого, — никто ровным счетом ничего не знал. Куда запропастилась трудовая книжка, должная лежать в сейфе незыблемой святыней, — тоже было покрыто неизвестностью. Магазин уже десять лет как принадлежал нынешнему хозяину, а до того им владело государство, называя предприятие торговой точкой № 49…

А любил Илья рыбу. Просто рыбу. Любил ее не осознанно, как люди любят кошек или собак, умиляясь отзывчивостью и просто возможностью любить за так; а привечал чешуйчатых какой-то частью своего темного, дремучего подсознания. Он мог часами наблюдать за шевелением серебряных тел в аквариуме, смотреть, как рыбины аккуратно сталкиваются телами, словно чешутся друг о друга или ласкаются. Ему нравилось, как дышат жабры, раскрываясь, будто раковины, открывая на обозрение алую внутренность, как всплескивают хвосты, как вздуваются пузыри сквозь губастые рты… Но надо заметить, что вся эта неосознанная любовь, или пристрастие, распространялась лишь на рыб больших, могучих, чьи тела несли в себе килограммы здорового мяса, наросшего на мощных костях, чьи лобастые головы тыкались в стекло аквариума, словно бычьи… Всякая же мелочь, как глупая плотва, речной окунь или ерш с ядовитым плавником, разваривающиеся в ухе в кашу на первой же минуте, не вызывали в Илье ровным счетом никаких чувств. Такое отношение бывает обычно у людей к привычным насекомым, в постоянстве ползающим под ногами, жизнь не портящим, но и не украшающим. Например, к муравьям…