Яблоневый дворик - Даути Луиза (читать книги регистрация .txt, .fb2) 📗

Ты улыбнулся:

— Хочешь знать, не собираюсь ли я сказать, что жена меня не понимает? — На твоем лице появилось непроницаемое выражение. — Нет, не собираюсь. Она понимает меня даже слишком хорошо.

Похоже, мы обсуждали правила игры.

— Мы с мужем, наверное, поженились слишком юными, — сказала я, — но я не жалею. Разве что чуть-чуть. Не о том, что рано вышла замуж, а о том за кого.

Разумеется, ни один из нас не намеревался совершать безрассудные поступки. При всей своей неопытности я понимала важность этих переговоров — для нас обоих.

— Как выглядит твоя жена? — спросила я и тут же поняла, что переступила черту.

Грань между легкой беседой и назойливостью порой так тонка. Твой взгляд сразу стал чуть более прохладным.

— Расскажи мне что-нибудь, о чем никогда не говорила своему мужу. Всего одну вещь. — Я колебалась, и ты добавил: — Что угодно, какой-нибудь пустяк.

— Меня бесит его стрижка, — сказала я. — Всегда бесила. Дело в том, что в нем напрочь отсутствует тщеславие, что мне вообще-то нравится. Ему не нужно, чтобы его постоянно хвалили, ему это все равно, на многие вещи он просто не обращает внимания. В некотором смысле это достойно восхищения, но иногда я мечтаю, чтобы он наконец сделал себе приличную стрижку. Волосы у него прямые, и он всегда стрижется одинаково, оставляя чересчур длинные концы, так что они у него висят. Но после тридцати лет совместной жизни как-то поздно делать ему замечание.

Твое лицо просияло, и ты провел рукой по своим жестким каштановым волосам, приоткрыв кое-где седину. Мне подумалось, что ты, по всей видимости, довольно тщеславен, а может, даже подкрашиваешь волосы. Если бы мой муж был тщеславен, мне бы это не понравилось, но, поскольку в нем эта черта отсутствует, в тебе она показалась мне милой. Именно по этой причине я и спросила тебя про жену — и от меня не укрылось, что ты ушел от ответа. Мной двигало вовсе не праздное любопытство; наоборот, я предпочла бы, чтобы мы делали вид, будто наших супругов не существует. Я интересовалась твоей женой, чтобы знать, чем вооружиться. Я хотела быть ее полной противоположностью, что бы она собой ни представляла. Если бы ты сказал, что она любит синий цвет, я больше никогда не надела бы синее.

В конце концов я узнала, как выглядит твоя жена, но при обстоятельствах, которые вряд ли назовешь счастливыми. Если в начале наших отношений я еще пыталась проявлять к ней объективность, то после всего, что случилось, ни о какой объективности уже не могло быть и речи. Собственно говоря, впервые я увидела ее, уже стоя на свидетельской трибуне в Олд-Бейли и давая показания на нашем общем процессе. Это произошло после того, как я сломалась и выложила всю правду. Я, запинаясь, отвечала на вопрос о квартире в Воксхолле, пытаясь объяснить, насколько безобидные разговоры мы вели в тот единственный раз, когда нам удалось провести там вместе несколько часов, когда меня прервали на середине фразы. Это произошло настолько неожиданно, что зал оторопел.

— Ах ты сука… Грязная гребаная сука!

Сначала показалось, что голос звучит из ниоткуда, чуть ли не с небес, но, увидев изумленные лица присяжных и негодующее лицо судьи, я обвела глазами зал. Крик раздался с высокого балкона для публики, расположенного справа чуть позади меня. Я обернулась и увидела в первом ряду, недалеко от Сюзанны, светловолосую женщину в больших очках. Ее черты исказила ненависть. Она смотрела на меня с яростной злобой.

— Ты грязная тварь! Проклятая шлюха! — Казалось, из нее против воли рвется наружу то, что она слишком долго сдерживала в себе.

Подавшись вперед, судья коротко сказал что-то секретарю суда. Тот, уже прижимая к уху телефон, кивнул. Дверь на балкон для публики открылась, вошли два охранника, хорошенькая молодая чернокожая женщина с хвостиком и коренастый белый мужчина. Мужчина остался на верхней площадке короткой лестницы, молодая женщина спустилась, перегнулась через Сюзанну и позвала: «Мэм! Мэм!» — обращаясь к блондинке, которая без возражений подчинилась, поднялась по ступенькам и дала вывести себя из зала.

Как ты знаешь, это был первый и последний раз, когда я видела твою жену.

* * *

Мы сидели в кафе на Дьюк-оф-Йорк-стрит, увлеченно обмениваясь признаниями, когда ты вдруг выпрямился и сказал: «Мне пора».

Если перед этим ты и смотрел на часы, то украдкой. Я сразу съежилась — может быть, от неожиданности, а может, уже поняла, что так будет всегда. Ты достал из кармана телефон.

— Продиктуй мне свой номер.

Ты набирал цифры по мере того, как я их произносила, потом нажал на соединение. Телефон у меня в кармане дважды вздрогнул.

— Теперь и у тебя есть мой, — удовлетворенно произнес ты.

Опустив телефон в карман, ты посмотрел на меня. Это был долгий взгляд, в котором читался и вопрос, и устраивающий тебя ответ.

Глядя на тебя, я тихо и серьезно спросила:

— На самом деле?

— О да, — немедленно отозвался ты, вставая и глядя на меня сверху вниз. — Я позвоню.

Наклонившись, ты посмотрел за окно, стремительным и властным жестом, от которого что-то внутри меня растаяло, быстро и сладко, как малиновый шербет. Сгреб в ладонь мои волосы на затылке, заставив запрокинуть голову. Уверенно и крепко поцеловав меня в губы, ты повернулся и ушел.

Едва ступив за порог кафе, ты вытащил телефон. Я все еще смотрела в окно, когда неслышно подошла официантка и положила передо мной счет. Оглядевшись, я обнаружила, что кафе заполнилось посетителями — наступил час обеда; одна пара даже стояла у дверей, ожидая, когда освободится столик. Похоже, я злоупотребила местным гостеприимством.

Пока я вставала, оставляла на столе деньги за кофе, машинально засовывала в карман счет, снимала со спинки стула пальто, застегивала пуговицы, завязывала пояс и встряхивала волосами, мысленно я уже писала тебе следующее письмо.

3

Дорогой Икс!

Ты спрашивал, изменяла ли я когда-нибудь своему мужу. В том смысле, какой ты вкладывал в вопрос, мне следовало ответить «нет», но, когда я сказала «не совсем», это не означало, что я напускаю туману. Дело в том, что эпизод, который я имею в виду, не нес сексуальной подоплеки, хотя для меня был страшно важен. Из-за тебя.

На этот раз я писала не ночью, а средь бела дня, если быть точной, в понедельник. Кофе мы пили в пятницу, но только в понедельник у меня появилась возможность записать свои мысли. Мы встречались только дважды, но, судя по всему, у нас завязался роман. В тот день я работала дома, в институт собиралась в среду и в четверг. Меня ждала тысяча дел, но вместо этого я села писать тебе письмо. Мы только что поговорили по телефону — ты спросил, что на мне надето. Я поднялась наверх, открыла файл НАЛОГ_запрос_3 и начала новое письмо. Но письма получаются длинными, пишем мы медленнее, чем говорим, а говорим медленнее, чем думаем, поэтому я почти сразу остановилась. Я сидела в кресле. За окном стремительно неслись по бледному небу тяжелые облака. Послышался шум, на подоконник уселся скворец, увидел меня и на мгновение замер, повернув голову в мою сторону. Он рассматривал меня своим круглым глазом с выражением, напоминавшим скептическое. Потом он взмахнул крыльями и улетел. У меня появилось чувство, что всем моим письмам к тебе суждено остаться незаконченными, но мне не терпится привести мысли в порядок, поэтому я стала сочинять письмо в уме, хоть и знала, что потом запутаюсь: писала я это, говорила или просто подумала? Какая разница! Все перемешалось в моей бедной голове, но что это меняет?

* * *

До встречи с тобой я не относилась к числу ветренных женщин, готовых, отбросив сомнения, пуститься во все тяжкие. Опыт показывает, с ветром шутки плохи. Лично я убедилась в этом в возрасте восьми лет, когда попыталась развеять родительский прах с вершины утеса (но это уже совсем другая история). Так вот. Нет, до встречи с тобой я не изменяла мужу, хотя месяца три назад произошел один инцидент. Почему я об этом рассказываю? Потому что хочу, чтобы ты знал: когда я ответила на твой вопрос: «Ну, не совсем…» — я не намеревалась, как ты подумал, уйти от ответа. Самолюбие не позволяло. Мне не давала покоя одна мысль: почему ты так легко смог склонить меня к сексу. Я чуть было не сказала «соблазнить», но соблазн все-таки подразумевает некоторый процесс, а ты попер напролом. И я с удовольствием тебе подчинилась. Я хочу, чтобы ты знал: случившееся не было для меня в порядке вещей. Более того, предприми ты эту попытку годом раньше или годом позже, ничего бы у тебя не вышло. Или будь у меня в тот день другое настроение. Ты подловил меня в подходящий момент. В любом другом случае я не просто ответила бы отказом — я даже не поняла бы, к чему ты клонишь.