Узники вдохновения - Петрова Светлана (книги читать бесплатно без регистрации .TXT, .FB2) 📗
Дочь снова оказалась вне круга интересов матери, однако, когда Ирина перешла в десятый класс, Лариса спохватилась — пора выбирать вуз. В среде интеллигенции, к которой она себя относила, дети обязательно получали высшее образование. Так, неожиданно ее энергия переключилась на бедную девушку, которая не чувствовала призвания ни к одной профессии. Правда, нынешним летом в Тарусе, на даче, которую Леонид Григорьевич удачно приобрел у родственников великой поэтессы Цветаевой, Ирина вдруг пристрастилась к рисованию. Вначале просто искала предлог, чтобы надолго уйти с папкой ватмана из дома, подальше от нелюбимого, хоть и прощенного отчима, потом увлеклась — ее завораживали краски. Пробовала то акварель, то гуашь. Писала натюрморты, пейзажи, но все какие-то незаконченные, недодуманные, больше похожие на смазанные беглые наброски. Пыталась что-то понять в себе. Сидела на песчаном берегу Оки и наблюдала за изменчивой водой, лежала в высокой траве, разглядывая тающие в небе облака, а потом, не сверяясь с природой, переносила на бумагу то, что запечатлелось в душе, искала цветовое выражение своих ощущений. Так увлекалась, что забывала возвращаться к обеду, и сердилась, когда к ней приставали.
— Отвяжись от меня со своей курицей, — говорила она матери. — Пусть Леня ест, он любит.
Вечером делала себе бутерброд и аппетитно уплетала его, лежа с книгой в летней тишине своей светелки. Застав дочь за чтением «Бесов», Лариса спросила с сомнением:
— Не рано ли?
Дочь ответила:
— Мне интересно, значит, не рано. А ты сама читала?
Лариса мудро решила, что быть уличенной во лжи хуже, чем в незнании литературы, а потому честно призналась:
— Нет. Но я слышала — «Бесы» сложный и неоднозначный роман, по его поводу до сих пор идут споры.
— Вот и прекрасно, теперь я буду иметь собственное мнение.
— Ладно, — сказала побежденная воспитательница, — только не читай по ночам.
— Хорошо, мамулечка, — успокоила дочь и не выключала свет до утра.
Достоевский с восьмого класса был любимым писателем Ирины. Ее увлекали переживания, похожие на собственные, сложные характеры, бешеные страсти, поиск истины. Из его романов она впервые узнала о Боге и вере, о существовании Библии. Это оказалось намного интереснее, чем умереть, наглотавшись ртути. Бог дал каждому жизнь и место в этом прекрасном мире. Один раз! Этот дар надо ценить и спрашивать себя: для чего ты рожден и что хорошего сделал? Надо верить в себя и в Бога, любить людей и делать добро, особенно когда трудно. Разделить с каждым, что отпущено свыше. Тогда проживешь жизнь не зря.
Осенью состоялся семейный совет: куда будем поступать после школы? Уже теперь надо определиться, найти репетиторов и начать готовиться. Лариса носила акварели дочери к себе в редакцию, и один молодой художник сказал, что в Училище 1905 года, тем более в Суриковском институте Ире ничего не светит, но можно позаниматься пару-тройку лет по специальности и попробовать попасть в Полиграфический на факультет оформления печатных изданий.
С менталитетом удачницы и природной напористостью Ларису ни «несколько лет», ни «пробы» не устраивали. Она привыкла все делать наверняка — поехала в институт и показала там акварели Ирины, как оказалось, типичному представителю школы социалистического реализма. Он посмеялся: «Детский лепет на лужайке».
Не на ту напал: Лариса не поверила и рук не опустила. Перетряхнув знакомых, она достала адрес известного педагога и признанного мастера Леонова. Не откладывая решение проблемы в долгий ящик, поехала к нему домой с букетом цветов и огромной коробкой шоколадных конфет. Была неотразимо очаровательна и просила только об одном — за вознаграждение позаниматься с дочерью, чтобы та могла в следующем году поступить к нему на курс в Полиграф.
— Уважаемая Лариса Марковна, — вежливо сказал Леонов, принимая подарки как нечто само собой разумеющееся. — От меня многое зависит, но не все. Главное — есть ли у вашей дочери талант. Если есть, тогда будем разговаривать, и то, я ничего не обещаю скоро. Мои ученики, в зависимости от способностей, готовятся кто три года, кто пять, прежде чем поступить. При этом они все вышли из художественных школ или училищ, а у вашей девочки вообще нет навыка. Ее акварели достаточно беспомощны, по ним нельзя сделать ответственное заключение. У меня сегодня ученики будут живописать обнаженную натуру. Пусть ваша дочь придет, поработает с нами, тогда я смогу сказать что-то определенное.
Леонов — светило. Лариса расстроилась. Надо бы поискать для Иры другую профессию, но какую, когда у нее ни к чему нет способностей? Ладно, пускай сходит, нарисует голую бабу — все равно терять нечего.
Девушку снабдили холстом, палитрой, масляными красками, кистями и отправили на экзамен. Все это она держала в руках впервые, однако чувствовала себя уверенно. Это была авантюра — вроде взрослой шалости, но так даже интереснее. Она загорелась.
Во время экзамена Леонов ходил по большой зале с огромными окнами и наблюдал за работой абитуриентов. На одни полотна глядел мельком, другие рассматривал более внимательно, за спиной Ирины задержался дольше других, но ничего не сказал, да она и не знала, кто это такой. Когда дома мама, две мамины приятельницы и отчим увидели результат ее четырехчасового труда, то чуть не упали в обморок. На полотне была изображена не конкретная женщина-натурщица, а какой-то обобщенный образ без лица, с большими сиськами и толстыми ляжками, невообразимые сочетания красок резали глаза. Как ни странно, Ирина осталась своей работой довольна:
— Мам, я впервые писала маслом, и мне так понравилось!
Лариса не знала — плакать или смеяться, ясно одно — полный провал. Раздался телефонный звонок — это Леонов. Конфеты дорогие, потому счел нужным уведомить ее непосредственно. Воспитанный человек. Ужасно неловко.
— Извините за беспокойство, — произнесла Лариса убитым голосом. — Я уже все поняла. Мы не подходим.
— Нет, — сказал Леонов. — Вы ничего не поняли. У вашей дочери талант, и я ее беру, буду заниматься отдельно. Таким даром надо правильно распорядиться. Времени мало, и работать придется много: наймите педагогов по другим дисциплинам, по композиции, по шрифтам, они, знаете, не каждому даются. И еще учтите — аттестат должен быть очень хороший, при поступлении засчитывается средний школьный балл, а конкурс двадцать пять человек на место.
Лариса поблагодарила, повесила трубку и задумалась: главное сделано, неужели она не осилит остального? Первое — заявить в школе, что Ирина больше не будет ходить на занятия. Второе — заполучить в институте самых лучших педагогов по всем специальным предметам, причем желательно тех, кто принимает экзамены, пусть Ира обучается до следующей осени. Третье, и последнее: подключив Раушан, через год отправить дочь к родственникам в Алма-Ату — там можно устроить, чтобы девочка закончила десятилетку с отличными оценками.
Теперь многое зависело от самой Ирины, ей это нравилось, и она старалась, как могла, забыв о друзьях и отдыхе. Даже преподаватель-шрифтовик, въедливая и требовательная старая дева, удивилась: сделать такие успехи за короткий срок — большая редкость. После года напряженных занятий по специальности в Алма-Ате внучка Исагалиева не очень себя утруждала, однако связи на высшем уровне сделали свое дело: она привезла не только прекрасный аттестат, но даже направление от Казахстана, и в Полиграфический институт поступила. Лариса Марковна вздохнула с облегчением — путь дочери в большую жизнь она подготовила собственноручно. Вряд ли ее родной отец, с его международными контактами, мог бы сделать больше!
Ирина до последнего момента не верила, что пройдет отбор, и бурно переживала свой первый успех, не слишком вдаваясь в его технологию. На следующий день она восторженно написала отцу в Вену:
Любимый мой папка!
Представляешь — твоя дочь студентка! Мне самой не верится. Поступление стоило маме много денег и здоровья, теперь трудиться предстоит мне — дополнительно брать уроки у двух художников, чтобы догнать свой курс. Надеюсь, удастся — все говорят, что я очень способная. В нашей группе сорок человек, и все рисуют здорово, так как уже учились в среднем лет шесть, а я — нисколько, вот так! Девочки Леонова, с которыми я знакома, тоже поступили, и мы будем продолжать у него заниматься. Для работы мне срочно нужна голландская гуашь — полный набор в шестьдесят цветов, кисти колонковые круглые с № 1 по № 6, кисти китайские и голландские плоские №№ 11 и 12, немецкая и японская тушь, два французских угольника со скосом. У всех студентов это есть, но не представляю, где они достают.
