Шахматистка - Хенрикс Бертина (читаемые книги читать txt) 📗
Сделав несколько глотков, Катерина спросила:
— Но зачем тебе это нужно?
Элени сразу не нашлась, что ответить. Немного подумав, она сказала:
— Мне нравится.
Элени прекрасно понимала, что это далеко не все, что надо было бы сказать. Она могла бы описать странное ощущение, возникающее у нее всякий раз, когда она садится за шахматную доску, — ощущение, что она переходит в совсем другой мир. Она могла бы рассказать о том, как в самый разгар партии наступает момент, когда она начинает отчаянно биться с противником, которого ценит за силу и опыт, о сообщничестве двух игроков, примеривающихся друг к другу, о странной близости между ними, которая изолирует их от остального мира. Она бы с удовольствием рассказала об удивительных возможностях королевы и слабости короля… Но ничего этого она не сделала.
Даже если бы она умела складно говорить, ей бы все равно не удалось убедить Катерину, которая видела лишь внешнюю сторону игры: шахматная доска, поделенная на клетки, белые и черные фигуры и два человека, которые часами о чем-то думают, а потом молча, с очень серьезным видом эти фигуры передвигают.
Элени хотелось бы рассказать об элегантных парижанках, которые играют в шахматы со своими мужьями, но она была почти уверена, что этот рассказ ни в чем не убедит Катерину.
Глядя на подругу, Элени догадывалась, что Катерина воспринимает все, что с ней, Элени, происходит, как отказ от того мира, в котором они жили всегда и который в глазах Катерины незыблем, точно скала в Эгейском море. Ни в коем случае нельзя менять своих привычек, нарушать обыденный ход вещей, ведь на этом только и стоит вся твоя жизнь.
Заговори Элени о парижанках, она совершила бы и вовсе непростительную ошибку — выдала бы свои сокровенные мысли, которые иногда, в совсем уж безрадостные дни, навязчиво вертелись у нее в голове.
А потому Элени молчала и только улыбалась. Желание говорить о своей большой победе уже не было таким острым. Она ни словом не обмолвилась об учителе — значит, не могла рассказать и о выигранной партии.
Катерина попробовала было разузнать поподробнее, но, видя, что подруга не склонна вдаваться в детали, переменила тему. Она заговорила, по своему обыкновению, о последних сплетнях, благо Элени была совершенно не в курсе событий.
Поговаривают, у Никоса дела идут не очень хорошо. Его молодая жена слишком много тратит. А для чего она каждый месяц отправляется в Афины, как не за покупками? Разумеется, она уверяет, что ездит по делам, для ресторана, но люди-то не дураки… Кроме, может, самого Никоса, насмешливо добавила Катерина.
По городу ходят слухи, что дочка Йоргоса беременна. Пока еще ничего не видно, но скоро уже не скроешь. Кто отец — узнать трудно, она ведь путалась с кем попало.
Катерина наблюдала за реакцией Элени — ее, похоже, не очень-то впечатлило это известие. Элени слушала с отсутствующим видом, потом ответила, что, конечно, лучше дождаться, когда беременность станет очевидной, а потом уж строить гипотезы. Непривычное слово “гипотезы” вырвалось у нее само собой. Может, она слышала его от учителя, а может, оно всегда сидело у нее в голове, в дальних уголках памяти, и только ждало случая, чтоб вырваться наружу. Элени и сама не понимала. Реакция Катерины не заставила себя ждать — хозяйка удивленно взглянула на подругу и рассмеялась:
— Как-то ты говоришь чудно, дорогуша моя.
Элени смутилась, но виду не подала. Она тоже рассмеялась и ответила:
— Ты права, странное слово. Я, наверное, по телевизору его слышала.
Разговор продолжался, Элени оживилась и рассказала три анекдота, слышанные в гостинице. Подруги болтали почти так же задушевно, как прежде. Катерина даже налила себе и Элени по стаканчику анисовой водки, и они выпили за встречу.
Примерно через час Элени засобиралась домой: ее ждал Панис. В дверях подруги поцеловались, пообещав друг другу в ближайшее время опять встретиться.
Выйдя от Катерины, Элени с грустью подумала: “Напрасно я разоткровенничалась. Как глупо вышло! Понятное дело, победа в шахматной партии интересует только того, кто сам играет”. Надо смириться с одиночеством. Она начинала в одиночестве — так же придется и продолжать. Единственный ее собеседник — учитель, которого послало Небо, сжалившись над ней.
Когда Элени ушла, Катерина вымыла посуду и принялась готовить себе ужин. “Играть в шахматы! — недоумевала она. — Это ж как надо помирать со скуки, чтобы придумать такое!” Она вдруг представила себе Элени, с ее высветленными прядями и натруженными руками, склонившуюся над шахматной доской, — и прыснула со смеху. “В конце концов, хоть посмеяться можно ”, — подумала она, чистя картошку.
— Эле-е-е-ни! — завопил на следующий день Панис, вернувшись домой посреди дня, чего с ним прежде не случалось.
Едва узнав новость, он бросил все дела в автосервисе и помчался домой.
— Эле-е-е-ни!
Она выбежала на крик.
— Ты хочешь моей смерти?! — визгливым голосом выпалил Панис, увидев жену.
Элени с тряпкой в руке смотрела на него, ничего не понимая. Она быстро перебирала в уме все, что в последнее время сделала такого, отчего мог так взбеситься муж.
Но ничего не находила.
— Как же ты могла?! — прокричал он, тряся ее за плечи.
Наверное, именно от этих толчков у нее в голове молнией мелькнула догадка: “Катерина”.
— Я не знаю, о чем ты говоришь, — спокойно сказала она Панису, который перестал ее трясти и с почти умоляющим видом смотрел ей прямо в глаза.
— Вся Хора в курсе, что ты проводишь время за игрой в шахматы.
— Ну и что с того?
— Да я стал посмешищем всего города, — простонал Панис.
— Не понимаю почему, — с достоинством ответила Элени. — К тебе это не имеет отношения.
— Если ты выглядишь смешно, то и я тоже выгляжу смешно. Меня считают мужем сумасшедшей. Обо мне где только не болтают. Вот так, моя милая. И ты это прекрасно знаешь. Надо уважать правила.
Элени не ответила. Что она могла сказать? Обстоятельства против нее. Она знала, что для Паниса стать предметом насмешек — настоящая мука. Но она знала и то, что это ненадолго: люди поговорят-поговорят да и привыкнут. Случится что-нибудь другое, более интересное, и старое забудется.
Панис, который вообще-то не любил ссориться с женой, первым нарушил паузу:
— Ладно. Но надо же найти какой-то выход! В сущности, эти разговоры — чепуха, да и только. И если ты немедленно прекратишь играть и скажешь, что все это сплетни, выдумки разных там кумушек, я тебя прощу.
И услышал в ответ:
— Ни за что.
Реакция последовала немедленно. Панис залился краской и с такой силой хватил кулаком по столу, что стоящий на нем подсвечник подпрыгнул. Элени повернулась и пошла в гостиную — заниматься домашней работой. Панис, вбежав в комнату, принялся с шумом распахивать дверцы и выдвигать ящики с целью найти ту вещь, которая толкнула его жену на преступление. Дверцы хлопали, предметы летали по комнате и падали на пол. Ваза, подарок на свадьбу, — ее берегли двадцать пять лет — упала и разбилась. Стоя посреди комнаты, Элени смотрела, как Панис, багровый от злости, все больше распалялся. Разумеется, он ничего не нашел. Шахматы лежали в морозильнике.
После часа напрасных поисков Панис ушел из дому, громко хлопнув дверью. Элени принялась не спеша убирать разбросанные вещи.
В течение следующих трех недель Панис и Элени не обмолвились ни словом, стараясь лишний раз не встречаться. Существовать так оказалось непросто, но вполне возможно.
Парадоксально, но для этого требовалось подробно знать распорядок дня другого и, как следствие, обращать на другого больше внимания. Супруги, живущие в обстановке раздора, вынуждены шпионить друг за другом, чтобы знать, когда муж или жена уйдет из дому или вернется. Теперь Элени и Панис общались друг с другом только в случае крайней необходимости, и то через посредство детей. Яннис находил эту новую ситуацию скорее забавной, однако старался реже быть дома. Пересуды приятелей, прослышавших об увлечении его матери и о скандале в семье, задевали его очень глубоко. Он сердился на мать, которая все эти годы вела себя безупречно, а потом вдруг взяла да и выкинула номер. Он привык видеть, как она тихо-спокойно, в хорошем настроении занимается повседневными делами. Она никогда особенно не стремилась ни к какой умственной деятельности, даже газет не читала. Яннис вообще не видел в доме книг, за исключением школьных учебников и книги кулинарных рецептов, которую матери подарил на свадьбу какой-то дальний родственник. Она восприняла этот подарок как личное оскорбление, засунула книгу подальше в шкаф и никогда не вынимала. Для отца и матери образование закончилось в тот день, когда они покинули школу, — иными словами, очень и очень давно.
