Я убиваю - Фалетти Джорджо (хороший книги онлайн бесплатно .txt) 📗
– Нет, Купер. Нет кажется. Я не собираюсь возвращаться. Пока слишком рано.
– Фрэнк, Фрэнк, Фрэнк! Прошел уже почти год. Сколько, по-твоему, нужно, чтобы…
Слова друга не достигли сознания Фрэнка, затерявшись в огромном пространстве между ним, Америкой и космическим вакуумом. Он услышал только собственные мысли.
И действительно, сколько времени, Купер? Год, столетие, миллион лет? Сколько нужно человеку, чтобы забыть, что он разбил две жизни?
– К тому же, Гомер ясно сказал: можешь вернуться на службу, когда захочешь, если тебе нужно. Ты здесь был бы нужен, в любом случае. Только небу известно, как необходимы здесь такие, как ты. Не находишь ли, что быть тут и почувствовать себя частью чего-то, когда все закончится…
Голос Фрэнка был подобен удару острейшего клинка. Он отсекал любую попытку достучаться к нему.
– Купер, когда все это кончится, останется только одно…
Купер молчал, как человек, у которого рвется наружу вопрос, но он не решается задать его даже шепотом. Потом его голос долетел до Фрэнка, и все пространство между Монте-Карло и Америкой не сравнить было с расстоянием, разделявшем их.
– В чем дело, Фрэнк, ради бога?
– Бог тут не при чем. Это касается только меня. Меня и только меня. И ты знаешь, что на этой войне в плен не берут.
Он отодвинул трубку от уха и посмотрел в полутьме на свой палец, прерывающий связь.
Перевел взгляд на отражение своего обнаженного тела в зеркале ванной: босые ступни на холодном мраморном полу, мускулистые ноги, потухшие глаза, иссеченный красноватыми шрамами торс.
Рука медленно, словно сама собой, поднялась и коснулась шрамов, а услужливая память воспроизвела то, что он постоянно носил в себе.
Очнувшись, Фрэнк прежде всего увидел лицо Гарриет. Потом из тумана медленно выплыло лицо Купера. А когда удалось рассмотреть комнату, он обнаружил невозмутимого Гомера Вудса, сидевшего в кресле у стены напротив кровати: волосы зачесаны назад, очки в золотой оправе, голубые глаза смотрят на него без всякого выражения.
Он повернул голову к жене и понял, как во сне, что это больничная палата. Зеленоватый свет, проникавший сквозь жалюзи, букет цветов на столике, трубки, прикрепленные к руке, монотонное тиканье аппарата наблюдения за больным – все вокруг поплыло… Он хотел заговорить, но не смог вымолвить ни слова.
Гарриет приблизилась и, близко наклонившись к его лицу, положила руку ему на лоб. Он почувствовал прикосновение, но не услышал ее слов, потому что опять провалился туда, откуда только что вернулся.
Когда же он снова пришел в сознание и смог заговорить, Гомер Вудс стоял тут же, рядом с Гарриет.
Купера не было.
Освещение в комнате изменилось, свет был дневной – того же дня или другого, он не знал. Сколько времени, стал соображать он, могло пройти с его последнего пробуждения и оставался ли Гомер все это время здесь? Одет он был так же, и выражение лица – то же. Фрэнк вспомнил, что никогда не видел на нем другой одежды и иного выражения на лице. Наверное, у Гомера дома был шкаф, полный совершенно одинаковых костюмов. В офисе его звали «Мистер Эскимос» – за голубые глаза, такие же стекловидные, как у собак в эскимосских санных упряжках.
Гарриет все так же держала руку у него на его голове, и по щеке ее текла слеза. По глазам можно было понять, что слеза тут с незапамятных времен.
– Привет, любимый, с возвращением!
Она поднялась со стула рядом с кроватью и легко поцеловала его в губы. Фрэнк ощутил ее дыхание, как моряк вдыхает воздух, несущий запах берега, воздух дома.
Гомер скромно отступил на шаг.
– Что случилось? Где я? – спросил Фрэнк еле слышно, почти не узнавая собственного голоса.
Как-то странно болело горло, и он ничего не помнил. Последнее, что оставалось в памяти, – дверь, которую он выбивал ногой, и собственные руки, державшие пистолет, когда переступал порог. Потом молния, гром и ощущение, будто какая-то огромная рука швыряет его куда-то вверх, во мрак без боли.
– Ты в больнице. Целую неделю был в коме. Так перепугал нас.
Слеза, казалось, приклеилась к лицу его жены, словно превратившись в складку на коже. И сверкала, как его боль.
Гарриет посторонилась и взглянула на Гомера, молча приглашая объяснить остальное. Он подошел и посмотрел на Фрэнка поверх очков.
– Ларкины пустили слух, будто у них со связными состоится крупный обмен товарами и деньгами на том складе. Много товара и много денег. Они очень искусно сделали все, чтобы Харвей Льюп и его приспешники решили завладеть ими. Мало того, навели их на мысль захватить склад и забрать все – и товар, и деньги. Здание было начинено взрывчаткой. Одним фейерверком Ларкины избавились бы от любой конкуренции на рынке. Но вместо Льюпа явились вы с Купером. Он оставался снаружи, с южной стороны склада, когда ты вошел со стороны офиса. Взрыв пришелся в основном на опорные конструкции, внутри склада, поэтому Купер отделался легко – лицо в известке и несколько синяков. А на тебя обрушился главный взрывной удар, но на твое счастье, Ларкины, хоть и крупные наркоторговцы, зато плохие пиротехники. Ты остался жив просто чудом. И я не могу упрекнуть тебя, что ты не дождался остальных. Если бы вы вошли туда все вместе, была бы настоящая мясорубка.
Теперь он знал все, но еще ничего не вспомнил. Он подумал только, что вот уже два года, как они с Купером старались взять Ларкиных, а получилось наоборот – те одолели их.
Точнее говоря – его.
– Что со мной? – спросил Фрэнк, чувствуя странное онемение во всем теле и с недоумением, словно на чужую, глядя на собственною ногу в гипсе.
Ему ответил вошедший в палату врач: голова убелена ранней сединой, но по лицу и манере держаться – молодой человек. Он улыбнулся Фрэнку и церемонно склонил голову набок.
– Добрый день, дорогой мистер Оттобре. Я – доктор Фостер, один из тех, кто несет ответственность за ваше присутствие на этом свете. Надеюсь, вы не в обиде на меня за это? Если угодно, расскажу, что с вами случилось. У вас сломано несколько ребер, разорвана плевра, сломана нога в двух местах, повсюду немало отверстий различной величины, серьезные ранения туловища, черепно-мозговая травма. И красочные синяки по всему телу, отчего вас вполне можно считать цветным. Был еще железный осколок, который остановился в миллиметре от сердца и который заставил нас немало попотеть, дабы извлечь его прежде, чем он извлек бы вас из этого мира.
Говоря так, врач взял медицинскую карту, висевшую на спинке в ногах кровати, прошел к монитору у изголовья и нажал какую-то кнопку. На Фрэнка повеяло свежим запахом его рубашки.
– А теперь, с позволения присутствующих, думаю, пора посмотреть, что же нам удалось сделать во избежание беды.
Гарриет и Гомер Вудс направились к двери, им навстречу вошла темнокожая медсестра, вкатив тележку с лекарствами и инструментами. На фоне белого халата кожа девушки казалась еще темнее. Гарриет, выходя, как-то странно посмотрела на монитор, отражавший ритм сердца ее мужа, словно считала, что для его работы необходимо ее присутствие.
Врач и медсестра занялись его телом, обмотанным бинтами и трубками, и Фрэнк попросил зеркало. Медсестра только улыбнулась и, сняв со стены, подала ему.
Он увидел – как ни странно, без всякого волнения – бледное лицо и страдальческие глаза Фрэнка Оттобре, специального агента ФБР, еще живого.
Зеркало в зеркало, глаза в глаза.
Воспоминание сменилось настоящим: в зеркале ванной комнаты Фрэнк смотрел в свои глаза, спрашивая себя, а стоило ли на самом деле всем этим медикам так стараться, чтобы сохранить ему жизнь.
Он вернулся в спальню, зажег свет и, нажав кнопку, открыл жалюзи. С тихим гудением штора начала подниматься, и дневной свет смешался с электрическим. Фрэнк распахнул стеклянную дверь и вышел на террасу.
У его ног раскинулся Монте-Карло, весь вымощенный золотом и равнодушием. А дальше, до самого края земли простиралось голубое море, озаренное восходящим солнцем. Он мысленно вернулся к разговору с Купером. На его родине, далеко по другую сторону этого моря, шла война. Война, которая имела прямое отношение к нему и к другим таким же людям, как он. Война, которая касалась всех, кто хотел жить при солнечном свете, без теней и без страха. И он должен был бы находиться там, должен защищать этот мир и этих людей.
