Большая книга перемен - Слаповский Алексей Иванович (книги txt) 📗
Дубков, закончив под утро поэму, вышел на улицу охладить разгоряченную голову, промяться, встряхнуться, чтобы потом, вернувшись, все прочесть свежими глазами.
У газетного киоска он увидел очередь и очень удивился: в последние годы газеты не являются предметом массового спроса. Те, кто еще интересуется информацией, смотрят телевизор, продвинутые копаются в Интернете, а остальных давно уже не волнует ничего, что выходит за рамки их делишек, работенки, квартирешки – ну, может, еще машинки и дачки.
Еще больше удивило Дубкова, что многие, купив газету, тут же ее разворачивали и, отойдя от киоска, начинали читать. А самое странное, что газета была – «Свободное время», одна из самых беззубых и серых в Сарынске.
Он увидел заголовок «Кто на верхней палубе?» – и тут же как-то гадко стало во рту, будто по оплошности откусил гнилой бок от яблока. Встал в очередь, дождался, купил газету, раскрыл и увидел статьищу аж на целую полосу. Подписано: И. Немчинов. Средний журналистишко, перебивающийся травоядными темами культуры и краеведения. Но кто ж ему позволил втиснуть в номер такой объем? Дубков посмотрел в подвал последней страницы, выпускающим редактором значился сам Немчинов. Все ясно, начальство в отпусках, вот он сам себе и позволил, за что обязательно получит по шапке, независимо от содержания.
С первых строк Дубков понял, что предчувствие не подвело: его обокрали. Понятно, что некоторые метафоры и темы носятся в воздухе, но все дело в том, кто первый застолбит. Дубков был уверен, что он первый, а Немчинов все испоганил, использовал его образ корабля – причем бездарно.
Статья начиналась с того, что, дескать, есть мнение, что в России издавна два народа, которые вечно в контрах. Упрощенно говоря, одни угнетатели, другие угнетаемые, одни правят бал, заказывают музыку, другие играют или разносят шампанское.
Дубков поморщился: избитые, провинциальные, ходульные выражения. Не говоря уж о том, что нельзя начинать статью, пусть даже с потугами на аналитичность, с теоретических рассуждений. Начало должно хватить читателя за горло. Дескать, на улице такой-то обнаружен труп. И дальше можешь уже впадать в лирику, как выглядит улица, какой там фонарь и какая аптека.
«Я тоже так думал, – писал дальше Немчинов, – пока не огляделся пристально вокруг. И понял, что все это выдумки, народ один, хоть и крайне раздроблен. Дело не в народе, а в нашей истории и государственном устройстве, которое веками сохраняется неизменным, какой бы строй на дворе ни властвовал».
Ишь ты, как широко забирает, усмехнулся Дубков. Да еще так, будто новость открыл! А вот за «устройство» и «строй» в одном предложении – двойка тебе. И корректору заодно.
«Государство – корабль».
Дубков даже передернул плечами, настолько ему стало кисло от этого сравнения.
«Есть корабли, построенные довольно рационально, они, условно говоря, трехпалубные. Нижняя заплеванная и грязная палуба – для маргиналов, асоциальных элементов, бездельников, людей пассивных, принципиально нищих. Верхняя – с бассейнами, дорогими ресторанами и номерами-люкс – власть, политики, богачи-бизнесмены, но в плюс к ним и крупные ученые, деятели искусства. Элита. А между ними – вторая, просторная средняя палуба, в которой вольготно обитает средний класс. Пусть стандартно, без излишеств, но у людей есть возможность и погулять, и номера у них тоже отдельные, и бассейн имеется, хоть и лягушатник, но освежиться можно. Само собой, палубы соединены социальным лифтом, и время от времени кто-то поднимается наверх. Не забудем, что имеется и трюм, где бесхитростно вкалывают те, кто своими руками производит материальные ценности. Но из трюма, однако, они, почистившись и умывшись, тоже могут свободно попасть на среднюю палубу и пользоваться теми же благами, что и все».
Длинно и тупо, отметил Дубков.
«Так вот, у корабля, называющегося “Россия”, только две палубы. А если и есть средняя, то она настолько низкая, что рисковые люди пробираются в ней на карачках, как дореволюционные шахтеры в забое. Основные – две палубы. На верхней те, кто имеет права и деньги, на нижней те, у кого нет ни денег (или очень маленькие), ни прав.
При этом, напоминаю, корабль один, следовательно, и курс один. Но куда – никто не знает. Может, к чистым песчаным пляжам, а может, капитану вздумалось причалить к собственной дачке и посмотреть, как там растут огурцы. Или старпом делает крюк, чтобы продать прихваченный им в виде балласта груз личных товаров».
Не смешно, подумал Дубков.
«Но не будем углубляться в нюансы», – писал Немчинов.
И на том спасибо.
«Точно так же и любая губерния, любой район у нас в стране напоминают устройством корабль. И возникает вопрос, кто у руля на конкретно нашем губернском корабле, кто там, на верхней палубе? Чем они славны и знамениты, чем добились такого высокого положения в обществе?»
И дальше шел поток разоблачительных пассажей, причем с серьезными фактическими деталями. Правда, часто встречались оговорки: «говорят», «будто бы», «по слухам» и т. п. Наезд был тотальный, досталось всем – губернатору, членам областного правительства, депутатам, мэру и мэрии. Перечислялось, кто и как сжульничал, кто кого загнобил, кто откровенно врет (с цитатами), кто замешан в криминале (с примерами).
«Виданное ли дело, – писал дальше Немчинов, – чтобы чиновник высокого ранга, господин Максим Витальевич Костяков, заместитель председателя правительства, совершенно открыто занимался коммерцией, имел предприятия, которые записаны на разных лиц, но многие – прямо на него. Без фокусов! И кто он, этот многоуважаемый деятель? Откуда вырос?»
Тут Немчинов перечислил факты, половину которых Дубков знал (да и все знали), а половина была до этого неизвестна и удивительно конкретна – где, когда, как и сколько. Правда, многое относилось к времени давнему, но Максим именно оттуда вырос, прав Немчинов.
«Или брат его, П.В. Костяков».
Дубков даже оглянулся. Вот уж кого не надо бы трогать. Неужели и о нем напишет так подробно?
Да. Подробно. Когда, сколько, у кого. И кто при этом исчез, кто погиб, кто был морально подавлен, кто куплен, кто продан. Складывался облик крупного, хоть и провинциального, мафиози, начинавшего бандитом обыкновенным, а ставшего бандитом в законе: депутат, хоть и не является на заседания, член множества комиссий, где за него работают другие, и при этом владелец такого количества движимого и недвижимого имущества, а также различных производственных мощностей и торговых предприятий, что, похоже, именно он хозяин Сарынска и есть.
Опять-таки, много сведений было почему-то из девяностых годов, но, Дубков отдал должное, вопрос был поставлен Немчиновым в итоге правильно:
«Есть ли срок давности за преступления против города, области, страны, общества? И ладно бы, как бывало когда-то, Меншиков Александр Данилович тоже воровал, но Петербург построил! А эти и воруют, и не строят ничего, а если и строят, то только в случае, если имеется большая личная выгода».
Запутался, подумал Дубков. Вынужден признать, что все-таки что-то делают.
«Но Меншикову хоть Петр Первый по уху давал, а наших никто не трогает. Почему, например, не вызывает прокурор того же П.В. Костякова и не задает ему 333 вопроса на скользкие темы? Нет, он сам едет к Павлу Витальевичу, едет в гости, попить чаю или коньяку, побеседовать о жизни. А прощаясь, жалуется дружески Павлу Витальевичу, что машина у него не по чину маломощна, а на достойную нет средств. И выезжает из имения Павла Витальевича, расположенного, кстати, в природоохранной зоне, где категорически запрещено любое строительство, на новой машине, мощной и красивой. Подарок от чистого сердца! А предыдущий прокурор, который имел наглость погрозить пальчиком братьям Костяковым, что с ним стало? Застрелен, как досконально установило следствие, неизвестным лицом у подъезда дома, два выстрела в грудь, контрольный в голову. Естественно, это неизвестное лицо не нашли – и никогда не найдут».
Это точно, подумал Дубков.
