Обрученные с Югом - Конрой Пэт (книги бесплатно читать без .TXT, .FB2) 📗
— Джаспер Кинг был лучшим из людей, которых я встречал на земле. Джаспер Кинг будет лучшим из людей, которых я встречу на Небесах.
При огромном стечении народа отца предали земле во дворе церкви Святой Марии, рядом с его сыном Стивом. Когда мать увидела на могильной плите имя старшего сына, я испугался, что она потеряет сознание, и сообразил, что она ни разу не была на его могиле. Я бывал тут многократно, и каждый раз мое сердце готово было разорваться.
Часть V
Глава 24
Снова дома
Наш реактивный самолет марки «Лирджет» касается взлетно-посадочной полосы в Чарлстоне, и Айк замечает автомобиль «скорой помощи», который дожидается нашего прибытия. Пилот останавливает самолет футах в двадцати от автомобиля, из которого выскакивают два санитара. Найлз по трапу несет Тревора — тот спал во время всего перелета — и кладет его на носилки. Доктор Дэвид Бидерман идет навстречу, чтобы поздороваться с нашей растрепанной, измученной компанией. Вид у нас как у солдат, которые долго пробыли на поле боя, под огнем.
— Здравствуй, Дэвид. — Я пожимаю ему руку. — Не видел тебя сто лет. Ты стал знаменитостью.
— Боже мой! — восклицает тот. — Самолет битком набит кумирами моей школьной юности! Шеба По, я был по уши влюблен в тебя!
— Ну конечно, Дэвид. Разве могло быть иначе? — кивает Шеба. — Ты поможешь моему брату?
— СПИД — болезнь загадочная. Но я сделаю все, что в моих силах. Постараюсь продлить ему жизнь.
— Если Тревор останется жив, я каждый год буду дарить тебе ночь любви.
— Я женат, Шеба. У меня двое детей.
— Неужели женитьба отрицательно повлияла на твои умственные способности? Разве я предлагаю тебе провести вместе ближайшие пятьдесят лет? Речь идет о том, чтобы изредка по-дружески поваляться в стогу сена.
— Оставь Дэвида в покое, Шеба, — вступает в разговор Бетти. — Привет, доктор! Рада видеть тебя. Помнишь моего мужа Айка?
— Приветствую нового шефа полиции. — Дэвид пожимает руку Айку.
— Спасибо, что встретил самолет, — говорит Айк.
— Доктор, может, мне поехать в больницу вместе с Тревором? — спрашивает Найлз.
— Нет, это моя работа. Я начну обследование уже по дороге, до прибытия в клинику. Судя по всему, Тревор не получал никакого лечения.
— Никакого, — кивает Молли.
— И условия у него были не самые лучшие, — добавляет Фрейзер.
— Это просто чудо, что он еще жив, — качает головой доктор Бидерман.
— Такое чувство, что мы провели в Сан-Франциско лет десять, — говорит Шеба. — Господь посылает мне испытание за испытанием. Теперь надо позаботиться об этой старой сучке — я имею в виду свою мать. У кого-нибудь из вас есть при себе цианистый калий?
— Ты для себя или для матери? — спрашивает Бетти.
— Еще не решила, там видно будет.
К самолету подъезжает лимузин, и пилот начинает выгружать наш багаж.
— Сейчас всем отдыхать, — говорит Айк. — А в воскресенье — общий сбор.
— Давайте поедем в бабушкин дом на берегу, — предлагает Молли.
Все прощаются. Я отвожу Шебу к ее матери и перехожу улицу, чтобы проведать собственную мать. Как образцовый сын, я снабжал ее ежедневными отчетами о нашем пребывании в Сан-Франциско, а она держала меня в курсе дел как высшего, так и низшего чарлстонского общества. После выхода на пенсию мать вдруг почувствовала вкус к сплетням. Особенно ее занимают слухи фривольного характера. Я даже написал несколько колонок на основе толков, которые она собрала в клубе садоводов. Ей безумно нравится быть моим безымянным информатором и вдохновителем нескольких самых щекотливых статеек. Свою шпионскую деятельность мать рассматривает под особым углом. Она считает, что охотится за слухами не ради того, чтобы ее сын убил еще одну репутацию. Мать полагает, будто это роднит ее с Джойсом: она прислушивается к голосу чарлстонских улиц, как некогда Джеймс Джойс вслушивался в родной Дублин, бродя по его улицам и порту.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})В университетском издательстве Южной Каролины «Юниверсити пресс» следующей весной должна выйти ее книга — сборник эссе о Джойсе. Как только мы с ней, обнявшись на пороге, проходим в гостиную, мать показывает мне письмо из издательства — рукопись одобрена к публикации. В доме ничего не изменилось: та же мебель, что и в пору моего детства, стоит на тех же местах. Возвращение домой, как возвращение в сон, виденный тысячу раз.
— Мои поздравления, мать! Я отгрохаю прием по случаю выхода книги.
— Отгрохаешь, отгрохаешь! Я уже договорилась с Библиотечным обществом Чарлстона, чтобы презентация прошла у них.
— А нам разрешат принести в Библиотечное общество выпивон и закуску? Если честно, я никогда не устраивал вечеринок в библиотеке.
— Потребуется серьезная артподготовка. Но у нас в запасе есть время для переговоров.
— Твоя вторая книга выходит, когда тебе исполняется восемьдесят лет. Это, конечно, впечатляет.
Она не клюет на приманку, а говорит устало:
— Налей матери выпить. Мне грустно.
— Почему тебе грустно? — Я встаю, иду к бару. — Ведь скоро выйдет твоя книга.
— У монсеньора Макса плохие новости. Рак легких прогрессирует.
— Очень жаль. Я думал, ему все успешно вырезали.
— Монсеньор тоже так думал. Он принял плохую новость достойно. В конце концов, он божий человек и знает, какая награда ожидает его на Небесах.
— А тот, кто скрывает свой возраст, может попасть в рай? — поддразниваю я.
— Женщинам этот грех прощается, — отвечает мать. — А теперь расскажи, что поделывают эта сифилитичка, Вавилонская блудница, и ее братец.
— Шеба сейчас гостит у своей матери через дорогу. Тревора передали в хорошие руки, он лечится в Медицинском университете. Между прочим, Шеба не сифилитичка и не Вавилонская блудница.
— Так я тебе и поверила! Евангелина выжила из ума, Лео. Ей хуже день ото дня. Нужно поместить ее в приют.
— То же самое мои друзья говорят о тебе.
— Пригласи их на презентацию моей книги. Я порадую их лекцией об интеллектуальных коннотациях уличного дублинского сленга в «Улиссе».
— Лучше уж я сразу их пристрелю, чтоб они не умерли от скуки. Так, по крайней мере, будет гуманней. Быстрая смерть без мучений.
— Это последнее эссе из книги. Венец труда всей моей жизни.
— Да, адский труд — копаться в самом ужасном романе, когда-либо написанном под луной, — дразню ее, как всегда.
— В тесте SAT[123] у тебя по английскому языку всего четыреста девяносто девять баллов. Посредственность! — парирует мать.
— Кажется, вышло распоряжение об отмене этих треклятых тестов?
— Они будут преследовать тебя до могилы! Ты всегда плохо писал тесты. Это помешало тебе добиться успеха.
— Как же это мне помешало?
— Ты мог бы стать писателем! А не разносчиком сплетен.
В городе стоит жара, и все же я решаю идти пешком к Колониал-лейк, в сторону Брод-стрит, и поздороваться с чарлстонским солнцем, пропущенным через листья пальм. Когда сворачиваю на Трэдд-стрит, от послеполуденной влажности у меня рубашка прилипает к потному телу, напоминая шкуру рептилий. В Чарлстоне бывают дни настолько жаркие и влажные, что кажется, будто плывешь по-собачьи в бассейне с горячей водой. Со стороны гавани дует ветер, и я снова вдыхаю запах Атлантики, запах настоящего океана, который с детства помнят мои ноздри. Я не спеша лавирую по узкой, чистенькой, уютной улочке, ставшей местом моего обитания. Я вернулся в родную гавань. Тихий океан мрачнее, холоднее и больше Атлантического. Если уж выбирать, то я в любое время года предпочел бы Гольфстрим течению Гумбольдта. По дороге я полной грудью вбираю в себя чистый свежий запах, который встречает меня после странствий.
Подходя к дому, я думаю о чрезвычайных обстоятельствах, которые некогда привели меня сюда и по решению суда я начал отрабатывать трудовую повинность в сумрачных недрах антикварного магазина Харрингтона Кэнона. Узнав о завещании, разгневанные дальние родственники мистера Кэнона бросились опротестовывать его с яростью, которая удивила меня, но через два года, после того как суд официально утвердил завещание, я вступил-таки во владение домом и магазином. Магазин я немедленно сдал в аренду другому торговцу антиквариатом, который охотно принял мое условие: сохранить за магазином имя Харрингтона Кэнона.