Вам сообщение - Дубини Мириам (книги онлайн полностью .txt) 📗

— Ты прекрасно понимаешь, о чем я.

Да, он прекрасно понимал. Он понимал, что эти ключи были ценнее всех ключей на свете, что он был их хранителем и что его прямым долгом было заботиться о том, чтобы они не попали в чужие руки, что он не должен их терять, должен всегда держать при себе и ни в коем случае не оставлять в замочной скважине. Но в тот день его голова была занята чем-то более важным. Чем-то, из-за чего он забыл свой долг быть лучшим, свой приговор быть особенным. Чем-то, что навело его на мысль, что он просто мог бы быть тем, что он есть, без тайн, которые надо свято хранить, без посланий, которые надо доставлять адресатам.

Точнее, это было не что-то, а кто-то. И в то утро какое-то мгновение у него было только одно желание: оказаться рядом с ней, увидеть ее глаза и остаться в этой зеленой тени бескрайнего леса. Это было прекрасное мгновение… Мгновение, в которое он допустил первый промах.

— Это не должно повториться, — сказал отец.

В его голосе не было ни упрека, ни разочарования. Только уверенность человека, который знает, что по-другому быть не может.

— Я понял.

Гвидо вернул сыну ключи от склада: положил их в его ладонь и сжал пальцы в кулак.

— А теперь пойдем домой.

Ансельмо кивнул.

Потом сунул ключи в карман и помог отцу разложить инструменты перед закрытием мастерской, готовясь совершить свою вторую прекрасную ошибку.

— Алло? Лючия? Нам надо поговорить.

— Привет, Эмма! Подожди… я сейчас.

Лючия встала с дивана, на котором сидели мама и папа, глядя в телевизор, как две совы на луну. Те же круглые глаза, то же отстраненное выражение на застывших лицах, та же неподвижность.

— Слушаю. Что ты хотела сказать?

— Я звонила Грете. Она не хочет возвращаться в мастерскую. Не знаю уж почему. Она говорит, что сама может покрасить раму. Теперь она знает, как это делается.

— Видишь, она снова стала врединой.

— Не знаю, не знаю. Но я смогла убедить ее участвовать в третьем этапе нашей операции.

— Молодец! Как тебе это удалось?! И какой третий этап?

Эмма помолчала, собираясь с мыслями.

— То, что мы видели сегодня в той комнате… Я думаю, Ансельмо и Гвидо что-то скрывают. Что-то, связанное со всеми этими письмами, конвертами и свертками. У нас есть только один способ узнать, что именно: вернуться в веломастерскую и продолжить расследование.

— Я согласна. Так я смогу сказать ему, что теперь мы с ним помолвлены.

— С кем?

— С Ансельмо. Мы помолвлены. По именам.

— Ничего не понимаю.

— Я посчитала все по именам! И у меня получилось двести! Двести — это очень-очень много! Двести — это помолвка.

— Яснее не стало.

— Короче: каждая буква — это число. «А» — это единица, «Б» — это «два», «В» — «три» и так далее весь алфавит. Если сумма совпадающих букв в ваших именах и фамилиях больше ста пятидесяти, значит, вы симпатичны друг другу, если больше ста восьмидесяти — значит, нравитесь, больше ста девяноста — это любовь. А у нас двести. Мы можем обручиться! Ты представляешь! Потрясающе!

— Так ты, выходит, знаешь фамилию Ансельмо?

— Вообще-то нет. Я ее придумала. Там почти одни «Я»! — ликовала Лючия. — В любви ведь нужно иметь воображение!

Эмма некоторое время молчала, раздумывая, стоит ли что-то прибавить к словам ее милой наивной подружки. Решив, что не стоит, она сменила тему:

— Я придумала новый план, как вернуться в мастерскую.

— Валяй!

— Нам нужен самый раздолбанный велосипед в мире. Он станет лучшим предлогом, чтобы часами сидеть в мастерской, счищать ржавчину и вести расследование.

— Гениальный план! Можем завтра утром пойти на Порта Портезе, блошиный рынок. Там все такое раздолбанное!

— Прекрасно.

— А как мы купим велосипед?

— На деньги.

— У меня… двенадцать евро. У тебя?

— Не волнуйся. Покупку велосипеда я беру на себя.

— Спасибо. Но это несправедливо. Мне надо будет как-то вернуть тебе долг… Хочешь, я тебе посчитаю по именам на мальчика, который тебе нравится? Ну пожалуйста!

Эмма рассмеялась:

— Мне сейчас никто не нравится…

— Тогда скажешь, если тебе кто-нибудь понравится, хорошо?

— Хорошо.

— Обещаешь?

— Обещаю.

— Эмма…

— Да?

— Ты понимаешь, что тебе придется немного задержаться в Риме?

— Зачем?

— Как зачем? Теперь, дав обещание, ты не можешь сразу уехать. Ты должна сказать об этом своему папе. Вы не можете уехать.

Лючия произнесла эти слова так, будто говорила нечто само собой разумеющееся. Будто Эмма и в самом деле могла убедить своего отца не таскать ее за собой по всему свету, просто сказав ему, что она обещала одной своей подруге остаться, чтобы погадать на имена. Было бы здорово. Остаться где-нибудь навсегда, вместе с подругой. Но Эмма знала, что для ее родителей это немыслимо. И она закрыла тему:

— Не завтра, во всяком случае. Завтра утром мы увидимся.

— Да, поскорей бы!

Лючия нажала на красную кнопку мобильника и, вернувшись на диван, уселась между папой-совой и мамой-совой.

Эмма положила трубку и пошла по длинному, выложенному мрамором коридору. Колонны коробок высились с обеих сторон, как стражи необитаемого дома. В столовой ее родители говорили с гостями-англичанами о том, как трудно переезжать с места на место. Сколько раз она слышала эти разговоры! Девочка нырнула в свою комнату, надеясь, что ее никто не заметит.

— Эмма, золотце, пойди поздоровайся с гостями, — сказала ее мать голосом светской дамы, который Эмма-золотце особенно ненавидела.

Понятно, выхода нет. Надо играть роль очаровательной и любезной дочки-полиглота, которая улыбается друзьям папы и мамы и рассказывает, как она счастлива ездить по миру со своими блестящими родителями. Жаль только, что ездить по миру она ненавидела, а блестящими в родителях были только бриллианты ее матери. И потом после разговора с Лючией ей вдруг ужасно захотелось сделать что-то невообразимое!

Она взяла разгон в коридоре и влетела в гостиную, скользя на длинных ногах с распростертыми руками и визжа как сумасшедшая:

— Good evening, ladies and gentlemen!

Сделав пируэт вокруг матери, она снова исчезла в темном коридоре, не произнеся больше ни слова.

Папа Килдэр невозмутимо взял бокал вина и сделал глоток, глядя на жену стеклянными глазами. Она почувствовала, что должна что-то сказать. Что угодно. Все лучше, чем эта невыносимая тишина.

— Наша дочь… такая живая! — весело произнесла наконец синьора Килдэр. — Давайте есть рыбный суп!

Эмма услышала, как у нее за спиной эти слова улетают куда-то далеко-далеко вместе с отвратительным запахом супа ее матери. И ей стало очень хорошо.

Ответы

На рынке Порта Портезе солнце светит даже в дождь. Пестрая путаница прилавков спасает от банальности самое хмурое небо. Толпа, давящая со всех сторон, защищает от холода в день, когда все должно было идти по-другому. Голоса продавцов перекрикивают шум грозы, суля удачную покупку. Тот, кто приходит на Порта Портезе, всегда находит не то, что ищет, а то, чего даже не думал искать. На входе глаза посетителей блуждают поверх столов, на которых самый разнообразный товар навален штабелями, как будто все это добро только что упало с неба. Дальше, в глубине рынка, столы и прилавки превращаются в скатерти и покрывала, расстеленные прямо на земле, и глаза опускаются вниз. Здесь можно найти что угодно. Копилку, как была у тебя в детстве, комоды, знававшие лучшие времена, кофейные чашки с видами Колизея, сам Колизей в миниатюре, сделанный из кофейных зерен. Здесь нет пределов ни воображению, ни хорошему вкусу, единственная граница — Тибр, который лениво течет несколькими метрами ниже. Вход на рынок окружен стеной, поросшей мхом. Гряду красных кирпичей проламывают ворота из белоснежного мрамора, ослепительного, как небо, зажатое меж двух подземных туннелей.