Время любить - Козлов Вильям Федорович (книги читать бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
В спорах о литературе они и не заметили, как пришли на улицу Чайковского, – наверное, километров пять прошагали пешком. От морозного дыхания воротник меховой шубы Хлебниковой побелел, а круглые щеки зарумянились. Глаза были такие черные, что зрачков не разглядишь. Обычно Казаков не терпел разговоров на литературные темы, все это казалось ему переливанием из пустого в порожнее, но Лариса Васильевна сумела задеть его за живое, вызвать на спор. Читала она много, да и память, по-видимому, у нее хорошая, потому что свободно приводила цитаты, называла даты выхода тех или иных нашумевших книг, безошибочно помнила фамилии авторов. Но самое главное – она не была равнодушной. Казаков часто встречался с равнодушными библиотекарями, для которых руководством к действию и пропаганде литературы было не свое собственное мнение, а статьи в «Литературной газете» и рецензии в журналах. Хвалят критики книгу – значит, ее нужно пропагандировать, обругали – убрать на полку подальше.
Понравилось ему и то, что Хлебникова после встречи с читателями не стала рассыпаться перед ним в комплиментах, а честно призналась, что не читала его книг. Всех же писателей, часто упоминаемых критикой, она знала, хотя, как она заявила, и не всех приглашала на творческие встречи.
– Мне в бюро пропаганды сказали, что вы не согласитесь выступить у нас, – улыбнулась Лариса Васильевна, останавливаясь у станции метро «Чернышевская», куда проводил ее Казаков. – Говорят, что выступать вы не любите. А я этого не заметила: вы с удовольствием провели эту встречу, а как читатели были довольны!
– Если бы все встречи были такими! – сказал Казаков. – А бывает, придешь в библиотеку, а там пять человек… После этого и думаешь: зачем все это нужно было? Я потерял свой рабочий день, да и они не получили от этой встречи никакого удовольствия.
– Говорят, вы прячетесь от нас где-то в тмутаракани!
– В Андреевке, – улыбнулся Вадим Федорович. – Ну что поделаешь, если я только там хорошо работаю. Едешь в деревню, садишься на табуретку за деревянный стол и пишешь… Правда, есть некоторые неудобства: сам варишь себе обед, не ездишь за границу, не выступаешь в дискуссиях по радио и телевидению, не даешь интервью, не устраиваешь творческих вечеров и не купаешься в лучах славы… Немудрено, что до выхода книги тебя и дорогие читатели позабудут.
– А вы не кокетничаете? – взглянула она на него своими глазами-вишнями. – Не завидуете тем, кто на виду и, как вы говорите, купается в лучах славы?
– Не завидую, – посерьезнел Казаков. – Жалею их.
Мимо них тянулась в двери метро бесконечная толпа, напротив газетного киоска останавливались автобусы, троллейбус, у выхода толпились мужчины и женщины с букетами цветов, завернутых в целлофан, в сквере, разделяющем проспект Чернышевского, между двумя потоками машин, идущих в разных направлениях, беззаботно носились друг за другом овчарка и сеттер. Хозяева – девушка в короткой белой куртке и высокий мужчина в кожаном пальто – стояли у скамейки и беседовали.
– Жалеете? – подняла к нему круглое лицо Хлебникова.
– Что иному писателю надо? – продолжал Казаков. – Признание читателей. Получив его, он ждет официального признания. И вот он знаменит, о нем говорят по радио, показывают по телевидению, но ему и этого мало – нужна Государственная премия, орден к юбилею! И как только все это получает, вдруг происходит непостижимое: широкий читатель остывает к нему, навсегда отворачивается…
– Почему?
– Слава, как ржа, разъедает душу иного писателя, заставляет его лезть из кожи, чтобы все время быть на виду. Писатель отныне занимается созданием лишь самого себя. И это отнимает у него не только ум, время, но и самое главное – талант!
– А вы всего этого счастливо избежали? – с долей иронии заметила Хлебникова.
– Я просто к этому никогда не стремился, – ответил он, подумав, что сотрудница городского Общества книголюбов довольно ехидная особа!
Овчарка повалила в снег сеттера, тот, лежа на спине, смешно махал всеми четырьмя лапами, длинный красный язык высунулся чуть ли не до земли. На собак пристально смотрела девочка с большим черным портфелем в руке. Голова ее наклонилась на одну сторону, маленький рот чуть приоткрылся.
– Как вы думаете, Вадим Федорович, кому какая собака принадлежит? – видя, что он с интересом следит за возней четвероногих, спросила Хлебникова.
– Сеттер – мужчине в кожаном пальто, а овчарка – девушке, – быстро, будто ждал этого вопроса, ответил Казаков.
– Пожалуй, наоборот, – помедлив, сказала она.
Казаков с любопытством посмотрел на нее. Нельзя назвать красивой – лицо круглое, курносый нос, смешливые ямочки на розовых щеках, разве что большие, опушенные черными ресницами глаза притягивают. В них хочется смотреть и смотреть… Но что это? Глядя ей в глаза, он вдруг почувствовал, что сейчас безошибочно скажет все о ней…
– У вас трое детей, – не отрывая глаз от ее лица, заговорил Казаков. – Две девочки и мальчик, вам тридцать с гаком, у вас есть муж, и вы его очень любите…
– Вы никак колдун? – неестественно громко рассмеялась она так, что на них оглянулись прохожие. – Только не говорите, что все это вам сейчас пришло в голову… Вам это рассказали в Союзе писателей, в бюро пропаганды художественной литературы. Я даже знаю кто. Детей у меня двое, а муж…
– У вас красивые глаза, – сказал он, переводя взгляд на собак.
Мужчина в кожаном пальто подозвал к себе овчарку, взял на поводок, девушка в белой куртке свистнула сеттера и, не оглядываясь, зашагала с ним вдоль заснеженных скамеек в сторону набережной Робеспьера.
– А тут вы ошиблись! – рассмеялась Лариса Васильевна.
– Не могу же я всегда точно угадывать… – улыбнулся и Казаков.
– Не откажетесь выступить, если я вам еще позвоню? – спросила она.
– Звоните, но выступать я больше не буду, – твердо сказал он.
– Я сегодня же возьму у знакомой ваш последний роман, – по-своему истолковала его отказ Хлебникова.
– Думаете, это что-нибудь изменит?
– Вдруг я открою для себя нового современного писателя?
– Черт, как же я мог так ошибиться… – вырвалось у него.
– В чем? – заглянула она ему в глаза. – Во мне?
– В собаках… – рассмеялся он и, кивнув ей, повернулся и зашагал к перекрестку, на котором неуклюже разворачивался троллейбус.
Она смотрела ему вслед и улыбалась. Подумала, что, дойдя до угла, он обязательно оглянется. Но он не оглянулся.
Глава пятнадцатая
1
Андрей, сидя на паркетном полу, разбирал свои книги. Вот уже целый месяц они с Машей занимаются благоустройством своей новой двухкомнатной квартиры. Сотрудник издательства переехал в Москву, а освободившуюся квартиру на Кондратьевском проспекте отдали Андрею Абросимову, учитывая, что у него жена и маленький ребенок. Вообще-то, для Андрея это было неожиданностью: в издательстве он работает недавно и, конечно, не рассчитывал так быстро получить жилплощадь. Кажется, сыграло большую роль то обстоятельство, что он был ранен в Афганистане.
Произведя капитальный ремонт – квартира была порядком запущена, – он с головой окунулся в домашние дела: бегал по магазинам в поисках кухонного гарнитура, полок для книг, подходящей мебели. Быстро освоил долбление дырок в железобетонных стенах шлямбуром, сам установил оконные карнизы, навесил белые полки на кухне, установил над газовой плитой воздухоочиститель. Маша подбирала занавески на окна, тоже носилась по магазинам. Потолки в квартире были достаточно высокие, кухня – девять метров. Из окна можно было увидеть крышу кинотеатра «Гигант» и краешек площади Калинина.
В подарок новоселам Вадим Федорович сам привез старинный книжный шкаф красного дерева, который купил в комиссионке. Маша была в восторге от подарка. Родители жены – Знаменские – подарили на новоселье цветной телевизор и кухонные принадлежности, а мать Андрея – Ирина Тихоновна Головина – привезла на такси несколько наборов постельного белья.
