Ниже нуля - Эллис Брет Истон (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений .txt) 📗

– Мы только что завтракали в загородном ресторанчике, – говорит Блер, приглушая радио. – Ким сбилась с дороги.

– Я не сбилась, – говорит Ким.

– Она не верила, что я помню, где мы были, пришлось остановиться на бензоколонке, чтобы спросить дорогу, и Ким взяла у работающего там парня телефон.

– Он был классный, – восклицает Ким.

– Ну и что? Он качает бензин! – вопит Блер, выходя из машины; она великолепно смотрится в закрытом купальнике. – Вы крепко сидите? Его фамилия Лось.

– Мне все равно, как его фамилия. Он абсолютно классный, – повторяет Ким.

Гриффин протащил на пляж ром и кока-колу, мы допиваем, что осталось. Рип практически стянул плавки, открыв линию загара. Я слишком мало намазал кремом для загара грудь и ноги. Алана привезла портативный магнитофон и раз за разом проигрывает одну и ту же песню INXS; беседа о новом альбоме Psychedelic Furs; Блер каждому рассказывает, что Мюриэль только что вышла из «Седарз-Синай»; Алана вскользь упоминает, что звонила Джулиану – спрашивала, не хочет ли он пойти, но никого не было дома. Постепенно все замолкают, сосредоточиваясь на солнце. Начинается какая-то песня Blondie, Блер и Ким просят Алану включить погромче. Мы с Гриффином идем в раздевалку. Дебора Харри спрашивает: «Where is my wave?» [26]

– В чем дело? – спрашивает Гриффин, разглядывая себя в зеркале над раковиной мужского туалета.

– У меня напряг, – говорю я, обливая водой лицо.

– Все будет нормально, – говорит Гриффин. На пляже, под солнцем, глядя на Тихий океан, кажется, можно действительно поверить Гриффину. Я обгораю, заезжаю в «Гельсон» за сигаретами и бутылкой «Перье». Продавец говорит о статистике убийств и, взглянув на меня, почему-то спрашивает, как я себя чувствую. Не ответив, я быстро выхожу из магазинчика. Вернувшись к машине, нахожу на переднем сиденье ящерицу. Приехав домой, принимаю душ, включаю музыку, а потом не могу заснуть; загар неприятен, от MTV болит голова, и я принимаю несколько таблеток нембутала, которые Гриффин отсыпал мне на стоянке у пляжа.

На следующее утро я просыпаюсь поздно от рева Duran Duran из комнаты матери. Дверь открыта, на большой кровати валяются в купальниках сестры, пролистывая старые номера «GQ», смотрят без звука порнофильм на видео. Я сажусь на кровать тоже в одних плавках, они говорят, что мать ушла на ланч, горничная в магазин, я смотрю фильм минут десять, думая, чей он – матери? сестер? Рождественский подарок друга? Человека с «феррари»? Мой? Одна из сестер говорит, что ненавидит, когда показывают, как парень кончает, и я, спустившись к бассейну, начинаю плавать туда и обратно.

Когда мне было пятнадцать, я, только научившись водить машину в Палм-Спрингс, брал отцовский автомобиль, пока родители и сестры спали, и глубокой ночью, опустив верх, катался по пустыне, слушая на полную громкость Fleetwood Mac или Eagles; в тишине, пригибая пальмы, дул горячий ветер. Однажды ночью мы с сестрами вместе взяли машину, ночь была безлунной, ветер сильным, я только что сбежал с вечерины, которая выдалась довольно унылой. «Макдональдс», куда мы собирались заехать, был закрыт из-за ветра, оборвавшего электропровода, я очень устал, сестры ругались, и уже по дороге домой в миле впереди я увидел то, что принял сначала за фейерверк. Подъехав ближе, я понял, что это не фейерверк, а «тойота», припаркованная под изрядным углом к обочине, капот открыт, из двигателя бьет пламя. Ветровое стекло разбито, на бордюре, плача, сидела мексиканская женщина. Позади нее, глядя на вздымающееся пламя, стоят двое или трое детей, тоже мексиканцев, и я удивился, почему не остановились помочь другие машины. Сестры перестали ругаться, велели мне остановить машину, чтобы посмотреть. У меня был порыв остановиться, но я этого не сделал. Я притормозил, а потом резко прибавил, вогнав обратно кассету, которую, заметив огонь, вытащили сестры, включил ее на полную громкость и гнал не останавливаясь на красный, до самого дома.

Я не знаю, почему огонь так подействовал – у меня было видение: ребенок, еще живой, обгорающий в пламени. Может быть, он вылетел через ветровое стекло и упал на двигатель; я спросил сестер, не видели ли они на двигателе горящего, тающего ребенка? Они ответили: «Нет. А ты?» «Не-а...» – на следующий день я просмотрел газеты, убедиться, что ничего не было. Позже вечером я сидел возле бассейна, думая об этом, пока не заснул, но не раньше, чем бассейн почернел, – из-за ветра отключилось электричество.

И я помню, что в это время начал собирать вырезки из газет: о двенадцатилетнем мальчишке в Чино, случайно застрелившем брата; о человеке в Индио, пригвоздившем своего ребенка к стене или двери, я не помню, а затем убившем его выстрелом в лицо; о пожаре в доме для престарелых, когда сгорел двадцать один человек; о домохозяйке, которая везла домой детей из школы и, слетев с пятиметровой набережной, погибла на месте с тремя детьми; о человеке, хладнокровно и намеренно переехавшем свою жену где-то возле Рено, так что ее парализовало ниже шеи. Я тогда собрал много вырезок, но, думаю, можно было собрать еще больше.

Субботний вечер, и такими субботними вечерами, когда пойти некуда, концертов в городе нет, а все фильмы просмотрены, большинство людей сидят по домам, приглашают друзей зайти и говорят по телефону. Иной раз кто-нибудь заезжает, поговорит, выпьет что-нибудь, затем вновь садится в машину и едет еще к кому-нибудь. Иногда субботними вечерами три-четыре человека ездят от дома к дому. А кто-то катается в субботу с десяти вечера почти до утра. Заезжает Трент, рассказывает, как «парочка еврейских принцесс-истеричек» якобы видели в Бель-Эр каких-то монстров; идет разговор об оборотнях. Кто-то из принцессиных подружек будто бы исчез. Вчера вечером в Бель-Эр шел розыск, ничего не нашли, за исключением – здесь Трент ухмыляется – трупа изуродованной собаки. Еврейские принцессы, которые, по словам Трента, «вообще без башки», поехали ночевать к подруге в Энчино. Трент говорит, что у еврейских принцесс, видимо перепивших диет-колы, была своего рода аллергическая реакция. Может быть, соглашаюсь я; но история меня тревожит. После ухода Трента я пытаюсь позвонить Джулиану, но никто не отвечает, я пытаюсь понять, где бы он мог быть. Вешаю трубку, уверенный, что слышу, как кричат в соседнем доме, ниже по каньону, закрываю окно. Еще слышен собачий лай, «KROQ» играет старую песню Doors, на тринадцатом канале «Война миров» [27], я переключаю на какую-то религиозную программу, где проповедник вопит: «Дайте Господу вас использовать. Господь хочет вас использовать. Расслабьтесь и позвольте Ему вас использовать, вас использовать. Расслабьтесь, – продолжает он свое песнопение. – Использовать вас, использовать». Я пью джин с подтаявшими кубиками льда и, кажется, слышу, как кто-то ломится в дом. Дэниел по телефону говорит, что это, вероятно, мои сестры, пытающиеся достать что-нибудь выпить; из теленовостей я узнаю, что вчера ночью на холмах четверо были забиты насмерть, и большую часть ночи не сплю, глядя в окно на задний двор и ожидая оборотней.

В новом доме Ким, на холме, возвышающемся над Сансетом, ворота открыты, но кажется – машин немного. Вслед за Блер я подхожу к двери, звоню, проходит много времени, прежде чем кто-то отзывается. Наконец Ким открывает дверь. Она одета в обтягивающие потертые джинсы, высокие кожаные ботинки, белую майку; курит косяк. Затянувшись, перед тем как обнять нас, говорит: «С Новым годом», ведет в холл с высоким потолком, говорит, что въехала лишь три дня назад, что «мать в Англии с Мило» и времени обставиться не было. Но на полах ковры, говорит она, и это хорошо, а я не спрашиваю почему. Она говорит, что дом довольно старый, человек, которому он принадлежал раньше, был наци. Во внутреннем дворике стоят огромные горшки с маленькими деревьями и нарисованными на них свастиками.