Люди, лодки, море - Покровский Александр Михайлович (читать книги онлайн .TXT) 📗
Теперь к этому добавляется умение положить погоны, коли совесть не чиста, а еще самому себя обличить или, по меньшей мере, застрелиться.
Нет ничего этого. С годами благородство (даже если оно было только зародышное и в школе) рассасывается как что-то для этой жизни необычайно вредное, и человек в компенсацию получает чего-то полезное: очередное звание, должность, медальку.
Спит ли он по ночам? Думаю, спит, ведь вредное – то рассосалось.
***
Я тут объяснял одной даме устройство лодки. Лодка так напичкана механизмами, что кажется живым существом со своим норовом, характером. В принципе, если ее запустить, а потом всех людей из нее убрать, то она долгое время будет плавать сама на автомате.
Но потом все равно утонет, потому что люди на ней выполняют функции этаких нейронов. Те, кто собраны в центральном, вроде бы умнее, и их можно посчитать за головной мозг, те, кто в хвосте, например, не такие умные, и это, к примеру, спиной мозг.
Лодка – это киборг наоборот. Если у настоящего киборга внутри металл и диоды, то у лодки внутри люди.
Люди берут на себя функции соединения отдельных автоматических узлов и выработку решений на их включение.
И если механизмы не справляются сами, то за них работают люди.
В мои времена на моей лодке – а это что-то около 11 тыс. тонн водоизмещения – было 114–124 человека экипажа. И на каждого приходилось примерно 88.7-96.5 тонн водоизмещения. На «Курске» при 24 тыс. тонн – 118–142 человека. На каждого – 169–203 тонны.
Конечно, автоматика не стоит на месте, но и семимильными шагами тоже не идет, и лодки второго поколения в плане надежности и безаварийности недалеко ушли от лодок последующих поколений.
А нагрузка на людей возросла.
В наших КБ почему-то считается, что если человек находится в прочном корпусе, то он приобретает бесчувственность автомата, и если он что-то забыл по инструкции, то его нужно немедленно осудить и взвалить на него ответственность за конструктивные недоработки.
И потом конструкторы считают, что если они между собой говорят на каком-то особом языке, то априори этот язык известен и подводникам, и если они что-то в разговоре опускают, как вещи очевидные, то подводники имеют это в виду и при выполнении каких-то операций, обязательно учтут те недомолвки, которые приняты в языке конструкторов.
Поэтому в инструкциях многого нет. Я с этим сталкивался тысячу раз. Не работает прибор, хоть ты тресни, а инструкции: «замените предохранитель».
Я, например, не уверен, что в инструкции по сливу перекиси с аварийной торпеды есть слова о том, что перекись при попадании на масло может дать взрыв.
Там наверняка сказано только: «Слейте!» – а куда? – в ведро, конечно. А оно, конечно, должно быть чистым. Но подводник, если что-то «сливает» по инструкции, для него это отработанный материал, то есть грязь, и ее вполне можно слить в любое ведро.
С точки зрения подводника, все логично.
С точки зрения конструктора – абсурд, и все на флоте дебилы.
Хотя как только конструктор попадает в реальные условия того, что он создал, до него очень быстро доходит, что он создал одну линию, и вроде бы логично предположить, что людям не сложно будет изучить, как она работает.
А тут получается нагромождение линий, которые взаимодействуют не только с подводником, но и между собой, и это взаимодействие все время надо держать в уме.
Немного поплавав, конструкторы уже не так уверены, что все подводники дебилы, и уже не так горячо говорят, что устройство лодки надо знать и от незнания утопили очередной «лучший корабль».
«Лучший», конечно. У американцев почему-то нет резервирования, а у нас всего по два: два реактора, две линии вала, две турбины, два турбогенератора, и пошло-поехало, не говоря уже о тоннах лишнего зипа. Это ли надежность? Это ли автоматика? А там, где ненадежность и неавтоматика, там стоит матрос, офицер, мичман – там стоит человек по 24 часа в сутки (иногда на двухсменке по 12 часов) и следит за этой «надежной» автоматикой.
И потом этот, пусть даже неработающий, металлический жир все равно снижает уровень безаварийности: ведь даже неработающего надо обслуживать, а это человеческие силы.
В стрессовой ситуации они очень быстро заканчиваются, и человек вместо фреона при пожаре подает в отсек ВВД. Клапаны не похожи, но он все равно подаст ВВД.
Доведенный тренировками до автоматизма во время аварии забудет про весь свой автоматизм. Ему говоришь: «Где клапан фреона?» – он говорит: «Вот!» – и тычет всякий раз не туда.
Конечно, на земле можно разглагольствовать о том, что они «не знали», «не открыли», «погубили», но как только конструктор попадает туда, он начинает понимать, что создал что-то не для людей.
А может, и не начинает понимать, но тогда это уже другие проблемы.
И у них другое название – они этические.
***
Вчера по «Радио России», как ни старался я говорить о людях, все равно говорили о железе и о том, «кто виноват» и «как это произошло». Поговорили даже о техногенных катастрофах. Спрашивали меня. Смех, конечно, но ради смеха я сказал: «Давайте, я нарисую вам техногенную картину мира. Представьте: мир развивается. У него есть к этому склонность, но скорость поступления технических новинок в мир не всегда совпадает с его способностью их переварить, и тогда мир начинает сопротивляться. Он напоминает объевшего человека. Его тошнит, и многое летит в тартарары. Условно говоря, наступает такой момент, когда лишний включенный телевизор убивает летящий самолет. Чем дальше, тем этих самолетов будет больше. Предположим, что уже существовали могущественные цивилизации, до которых это дошло гораздо раньше, чем до нас. Они ушли от техники. Стали развивать силы души. Но эти силы, направленные не на добро, оказались еще более разрушительными. Для Земли это обновление. Для цивилизаций – смерть».
Вот до какой фантастики я договорился.
Но все это шутка.
Там со мной был еще один подводник. Я считал, что я не всегда сдержан и эмоции берут надо мной вверх. Этот меня перещеголял и крыл почем зря и Куроедова, и Попова. Я только головой мотал и все пытался вставить что-либо безобидное.
Но парень неплохой.
Или я изначально всех людей воспринимаю как неплохих?
И Дыгало за его звание «капитана 1 ранга» от него досталось.
Там было интересное замечание по телефону о торпеде «Шквал». Звонил человек, участвующий в ее испытаниях. Он говорил о том, что двигатель ее может заработать когда угодно и где угодно (хоть в отсеке), и тогда он разнесет все. Он говорил, что в ходе учений испытывали эту торпеду. Версия не новая, но то, что у нас сначала сделают приспособление для фейерверка, а потом уже соображают, как же с ним совладать, это точно.
***
Я расскажу о Франции.
Жила-была такая странная страна – Франция, и были времена мушкетеров «Двадцать лет спустя», и был в те времена министр финансов Фуко, который воровал из казны вместе с королевой-мамой алмазных подвесок. Только воровал он 20 процентов, а королева – 80. В те времена воровали все. Даже король воровал, но называлось это: «на балы». Остальные воровали свои 2–3 процента от каждого договора на поставку, скажем, сена армии. И был Кольбер, потомственный лавочник, знающий арифметику. У него был дядя. Он и пристроил подрастающего Кольбера фуражиром в армию, после чего дядя имел свои 2 процента. Не помню как его звали, потому что и в те времена существовали прозвища, например «Мишель – два процента».
И вот как-то дядя «Мишель» проворовался так, что его заметил сам Мазарини. «Чего это ты, Мишель!» – сказал Мазарини, и дяде пришлось подарить ему Кольбера, знающего таблицу деления на «9». И Кольбер показал Мазарини на цифрах, сколько ворует Фуко. Дело дошло до короля, и разжиревшего Фуко скушали, а Кольбер получил «карт-бланш» в финансовых делах такой страны, как Франция. И он тут же придумал, как ей помочь, а все потому, что знал не только такие арифметические действия, как деление и вычитание, но и сложение и умножение. Он разорил всех финансистов страны – в те времена они тоже существовали и занимались спекуляцией – торговали дублонами, потому что дублон хорошо менялся на франк, и если реальный курс дублона к франку был, к примеру, 15, они его держали в районе 45.
