Отцы наши - Уэйт Ребекка (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .TXT, .FB2) 📗

— Это был Дейви Макфи. Помнишь его?

Томми нахмурился.

— Вообще-то нет. Извини.

— Он водил школьный автобус. Когда ты был ребенком. Не помнишь?

Лицо Томми прояснилось.

— А-а-а-а, да. Он был всегда очень приветлив с нами.

— Он спрашивал, не хотим ли мы пойти в бар при гостинице. Я сказал, не сегодня. — Вдруг Малькольм вспомнил, что Томми не пьет, что он завязал, что, возможно, у него даже была зависимость. — Нам вообще необязательно туда ходить, — промямлил он.

— Ты можешь пойти, Малькольм, — заявил Томми. — Само собой. Не нужно из-за меня отказываться от своих привычек. Я не хочу тебе мешать.

— Это не моя привычка, — ответил Малькольм, которому стало смешно и немножко обидно оттого, как Томми представляет себе его жизнь. — Это просто выпивка. Я все время с ними встречаюсь, с Дейви и остальными. От половины из них я бы и хотел сбежать, да некуда.

— Ну еще бы, — сказал сухо Томми. — Мы же на острове. — Он помолчал и добавил: — Вы говорили по-гэльски.

— Ага, говорили, — ответил Малькольм, внезапно почувствовав странное смущение. — Это же Дейви. Считает, что мы должны поддерживать язык. Не так много нас осталось. — Потом, чтобы Томми не решил, будто они не хотели, чтобы он что-то услышал, пробормотал: — Он спрашивал про тебя. Немного. Я сказал, у тебя все в порядке.

Томми кивнул.

— Давно я не слышал гэльского, — произнес он.

— Ну, все-таки это мой родной язык, я думаю.

Теперь это звучало странно. В детстве они с Джоном дома говорили по-гэльски, а по-английски только в школе. Даже когда он встретил Хизер, он говорил по-английски не очень ловко. Но теперь, в старости, он считал гэльский неуклюжим; когда они в баре переходили на старый язык, Малькольму казалось это чересчур высокопарным, глупой патетической попыткой удержать то, чего больше нет. И в какой-то момент — он не знал, когда точно, — этот язык стал для него гэльским, а не родным; теперь он всегда даже думал по-английски. И только во сне, и то редко, он мог бегло говорить на нем — на языке своей молодости, на языке своих пращуров — одновременно древнем и молодом.

— Ты же учил его в школе, так? — спросил он у Томми.

— Немножко. Я почти ничего не помню. Мы дома на нем никогда не говорили. — Малькольм и так это знал. Джон даже запретил Малькольму разговаривать с его детьми по-гэльски. Малькольм не знал точно, было ли это реакцией на их собственного отца, который бил их, если слышал, что они говорят по-английски, или просто Джон считал гэльский язык, как и большинство явлений островной жизни, «пережитком». Джон всегда хотел отделиться от остальных.

— Tha і fliuch[3], — неожиданно сказал Томми. Произношение у него было сносным.

Малькольм улыбнулся.

— Тут всегда так.

Ничто так не выявляет однообразие собственной жизни, как визит чужака. Так думал Малькольм в тот вечер, когда в третий раз за час предложил Томми чаю. «Господи, и с каких это пор я стал пить столько чаю? — спрашивал себя Малькольм. — Удивительно, что у меня хватает времени на что-то еще».

— Нет, спасибо, — отказался Томми в очередной раз.

— А я выпью, — решил Малькольм и пошел в кухню.

Они сидели в гостиной после возвращения с прогулки на юг по низменной части острова к заливу Олбэн. Но тюленей им увидеть не удалось. Малькольм читал детектив, а Томми — одну из старых книг Хизер, которую он взял с полки, не забыв вежливо спросить: «Можно?»

— Конечно, — ответил Малькольм. Он не успел разглядеть обложку, потому что Томми пошел с книгой на диван.

Теперь, принеся кружку, Малькольм поглядел на племянника.

Он сидел, поджав под себя ноги, точно так же, как в детстве, с выражением хмурой сосредоточенности на лице. Теперь Малькольм увидел, что он, как ни странно, выбрал «Женский портрет»[4]. Малькольму было скучно читать старые книги Хизер, а вот Томми, кажется, был поглощен чтением. Он всегда был способным парнем, припомнил Малькольм. В школе хорошо учился. Он был, пожалуй, таким же умным, как Хизер (хотя она никому бы не позволила называть себя умной), много читал и задавал вопросы. Они слышали от Джилл за несколько лет до ее смерти, что Томми поступил в университет, но Малькольм уже не помнил в какой именно. Где-то на севере Англии. В Манчестере, может быть, или в Дареме. Они с Хизер послали ему поздравительную открытку, однако ответа не получили (да и не ждали). Малькольм не знал, какой предмет изучал Томми, не знал даже, закончил тот университет или нет.

Он еще некоторое время наблюдал за Томми, но не мог придумать, как начать разговор.

— Я теперь не очень много читаю, — сказал Томми, вероятно почувствовав на себе взгляд.

— Нет?

— Раньше — да. Как-то утратил привычку.

— Наверное, там, в Лондоне, жизнь быстро движется? — спросил Малькольм: ему было трудно это представить.

— По-разному, — ответил Томми, но разговора не поддержал.

Малькольм вернулся к чтению, но тут Томми произнес:

— Давай я сегодня приготовлю ужин? — Он смотрел на Малькольма почти застенчиво. Вот тебе и цветная капуста с сыром, вздохнул Малькольм. Неужели она настолько не удалась? Но Томми пояснил: — Чтобы дать тебе передышку.

— Это несложно, — начал было возражать Малькольм. — На двоих готовить не труднее, чем на одного. — Потом он вспомнил, как мучительно вежлив Томми, и подумал, что, возможно, племянник будет чувствовать себя не так неловко, если приготовит ужин, так что он согласился: — Конечно, если хочешь. Очень мило с твоей стороны.

— Ты любишь омлет?

— Ну.

— Здорово, — сказал Томми, кивнув сам себе. — Договорились.

Он вернулся к чтению.

Томми приготовил вкусный омлет с сыром. Малькольм старался есть помедленнее, чтобы показать племяннику, что ему понравилось, а потом обнаружил, что Томми заглотил свою порцию за полминуты. В некотором отношении он не изменился. Неожиданно Малькольм живо вспомнил, как Катрина наклонялась к Томми, ерошила его волосы и говорила: «Никто у тебя не отнимает, сынок».

Они закончили есть, но из-за стола не вставали. Малькольм не понимал, хочет ли Томми поговорить или просто не знает, что делать дальше, как и он сам.

Когда Томми в конце концов открыл рот, он сказал нечто неожиданное:

— Омлет меня научил готовить отец.

Малькольм предусмотрительно не стал на это никак реагировать.

— Правда?

— Да, — продолжал Томми, тем же обычным отстраненным тоном. — Единственное, что он научил меня готовить.

— Насколько я помню, он никогда не интересовался готовкой. — Считал это женским делом. Но ведь и сам Малькольм так думал многие годы. Только в последнее время он стал осознавать, насколько старомоден. Как и Хизер в некотором отношении.

— Нет, — отозвался Томми. — Он никогда не готовил. Ни за что. Но он говорил, что мама не умеет делать приличный омлет. Он этим очень гордился. Обязательно хотел научить меня и Никки. Почему-то через столько лет я это помню.

— Неплохое умение, — сказал Малькольм, выбрав самую уклончивую реплику, которую только мог придумать.

— Но позже мне пришло в голову, — продолжал Томми, — как это странно, что взрослый мужчина гордится умением делать омлет. Я имею в виду, может, ему просто больше нечем было гордиться?

— Мне кажется, он много чем гордился, — возразил Малькольм.

Томми кивнул и не ответил. А спустя время зевнул и сказал:

— Наверное, скоро пойду спать. Может, еще немного почитаю. Который час?

Малькольм посмотрел на часы:

— Еще только начало девятого.

— Так рано? Господи!

— Вечера здесь могут быть долгими.

Томми, похоже, не совсем правильно это понял, отчего градус неловкости снова возрос.

— Ты знаешь, ты еще успеваешь пойти в бар. Я не возражаю. Пожалуйста, не надо оставаться только из-за меня.