Соучастники - Ли Уинни М. (читать книги онлайн без сокращений txt, fb2) 📗
С другой – вольготно расположились роскошные отели первой линии: “Мариотт”, “Мажестик”, “Карлтон”, “Мартинес”. Праздные здания задрапированы афишами фильмов, иные в пять этажей высотой, за которые прокатчики заплатили тысячи евро, стремясь наделать шуму на самом знаменитом кинофестивале в мире.
Наделать шуму – это, конечно, главное.
Запуск нового фильма требует хорошо продуманных тематических вечеринок на далеких виллах в горах, или на крышах дворцов, или на яхтах, пришвартованных в порту, – или же, для избранных, на яхтах, стоящих на якоре в заливе, до которых нужно в атмосфере таинственности добираться на моторке. Я уверена, что бюджеты некоторых таких вечеринок оставляли далеко позади бюджет всего нашего фильма.
Кто закатит самую грандиозную вечеринку на самой большой яхте? Или повесит самую большую афишу, скрыв отель “Мартинес” за броским изображением исполнительницы главной роли и запоминающимся названием фильма? О каком из новых фильмов будут на следующий день писать профильные издания, говорить на встречах за завтраком или на бегу между показами, – все, как один, в огромных темных очках, чтобы скрыть колоссальное похмелье?
Одним концом Круазетт упирается во Дворец, где каждый вечер в честь очередной премьеры красная широкая ковровая дорожка приветствует бомонд и ослепительные фотовспышки добавляют к яркости средиземноморского солнца. В сторонке стоят приунывшие французские подростки во взятых напрокат смокингах и дурно сидящих вечерних платьях с чужого плеча. Они держат плакатики с мольбами о лишнем билете на премьеру (поскольку на показах обычных зрителей не бывает и соблюдается дресс-код).
Отправляясь туда впервые, я собралась неправильно. Ну откуда девчонке-китаянке из Флашинга знать, как собираются на Каннский кинофестиваль? Я, в общем, была достаточно уверена в своей внешности, чтобы не беспокоиться на ее счет. Но Сильвия не предупредила меня, что для того, чтобы просто исполнять свои профессиональные обязанности в Каннах, мне нужно было одеваться так роскошно, как я никогда прежде не осмеливалась.
Канны – это своего рода подиум, и если ты женщина, тебя будут воспринимать всерьез только если ты стройная, волосы у тебя блестят, на тебе платье, которое тебя красит, и непременные темные очки. К счастью, первым двум критериям я соответствовала. Два других легко было добрать. Так что в первый раз в Каннах я взглянула на людей на Круазетт, направилась в ближайший доступный мне магазин одежды и с полным сознанием своей правоты потратила сто евро на платье, чтобы не иметь бледного вида перед людьми, с которыми мы собирались делать дела. Дешевле платья я не нашла, но тогда для меня это были большие деньги. Да и сейчас тоже.
Что-то из этого, видимо, вышло, потому что на Круазетт меня остановили двое мужчин-туристов и попросили автограф. Я помедлила, несколько растерявшись. Они меня с кем-то перепутали? Решили, что я, Сара Лай, какая-то знаменитость, только потому, что на мне правильные очки и я выгляжу соответствующим образом?
Я подумала, не подписаться ли чужим именем – Люси Лью, или Гун Ли, или… ну да, актрис, из которых я могла выбирать, не чтобы уж очень много, – но в итоге накарябала на их бесплатной туристической карте Канн крупным, неудобочитаемым почерком “Сара Лай”. Вот они разочаруются, если все же разберут мое имя и поймут, что я – человек неизвестный.
Но значение имела иллюзия. Для них – иллюзия того, что они повстречали на Каннском фестивале кинозвезду. Для меня – иллюзия того, что я была чем-то знаменита, достойна признания.
Итак, “делать дела” в Каннах – это в основном означает бесконечные встречи. Кое-кто там действительно ради того, чтобы покупать фильмы, и это целый мир: показы и покупатели, посещающие агентов по продажам в их номерах и торгующиеся за права на прокат разных картин. Звучит красиво, особенно если представлять себе белоснежные террасы с видом на Средиземное море. Да: там, сговариваясь, пьют розовое. Но помните, что я говорила? Все равно все это ради продаж – ничем не отличается от того, что делают сварливые лоточники, вразнос торгующие пророщенными бобами на улицах Флашинга. Фильмы – это товары, которые продают. Просто упаковка у этих товаров попривлекательнее.
Единственное, чего мне нельзя было делать в Каннах, – это, собственно, смотреть фильмы. В тот наивный первый раз я заикнулась об одном показе, и Сильвия уставилась на меня с каким-то глухим возмущением.
– Я тебя не для того в Канны беру, чтобы ты там фильмы смотрела.
Тон ее голоса стал резким, таким, которого я всегда боялась как огня и на который все-таки иногда вдруг напарывалась.
– Правда? – спросила я исключительно от смущения. Это же кинофестиваль. Так, наверное, на каком-то уровне смысл в том, чтобы смотреть фильмы.
– Сара, ты можешь смотреть столько фильмов, сколько тебе заблагорассудится, здесь, в Нью-Йорке. Я беру тебя, чтобы ты ходила на встречи. Устанавливала контакты, расширяла наши связи, знакомилась с актерами, находила людей с деньгами. Это не отпуск.
Я стояла, оторопев. Пыталась постигнуть, как это – оказаться в Каннах и не погрузиться в невозмутимую тишину зрительного зала, дожидаясь вожделенного мига, когда первые кадры фильма покажутся на экране…
Нет, это иллюзия. Продукт.
А производился указанный продукт в других местах – на встречах, в разговорах по телефону, посредством писем, переговоров и договоров. Мир кино завлек меня, как и очень многих из нас, тем, что сулил отвлечение и изумление. Но это была работа, и все тут. И в Канны я собиралась в командировку.
Так что, будучи в Каннах в третий раз, я уже знала порядки. Мы с Сильвией обычно планировали все как минимум за месяц – определяли людей, которых хотели повидать, писали им в офис, чтобы условиться о получасовой встрече в один из четырех дней. Я составляла расписание вечеринок и рассылала приглашения. В наших ежедневниках были расписаны обеды, фуршеты и афтерпати. Я записала наши сценарии и маркетинговые материалы на флэшку и повсюду таскала ее с собой. И я не забыла взять предостаточно визиток с моим именем, вытисненным темно-серым на бледно-желтом: Сара Лай. “Фаерфлай филмс”. Ассистент продюсера.
Так я и поняла, что добилась, чего хотела. У меня была визитка. Я стала своей.
На третий раз в Каннах было сделано исключение: мне разрешили посетить один показ – нашего собственного фильма, “Твердой холодной синевы”.
Первый художественный фильм Зандера был отобран для участия в “Особом взгляде”, официальной программе Каннского фестиваля для подающих надежды режиссеров. Это была завидная честь; любой режиссер или продюсер с радостью за нее убил бы. Двенадцать художественных фильмов, снятых начинающими режиссерами со всего мира, на смотре у всей международной киноиндустрии. Зандер из-за этого зазнался донельзя, но мы с Сильвией терпели, поскольку это был шаг вперед для нашей компании и других наших проектов. Мы могли обратить в выгоду то внимание, которое Зандер теперь привлекал к себе как режиссер. На очереди у нас был его второй фильм: сценарий отшлифовали, переговоры с актерами уже вели, нашли шестьдесят процентов финансирования.
Все было готово. Мы могли сразу начать предпроизводство фильма, добыв остаток финансирования: еще четыре миллиона долларов или около того. Сумма немалая, но где-то она была. Надо было только ее найти.
Тут-то и появился Хьюго Норт. Мы познакомились с Хьюго в Каннах в тот же день, когда, чуть раньше, состоялся первый показ фильма Зандера, и отклики были хорошие. Благодаря восторженной рецензии в “Вэрайети” (“возвещает о новом честолюбивом и талантливом виртуозе”), вполне положительной в “Скрин интернэшнл” (“умно и дерзко”), а также фотографии Зандера с двумя исполнителями главных ролей в “Голливуд репортер” о нас заговорили в полный голос. Пристально вглядевшись в то, что было набрано в рецензиях мелким шрифтом, можно было обнаружить наши с Сильвией имена – мы числились как, соответственно, ассистент продюсера и продюсер.
