Соучастники - Ли Уинни М. (читать книги онлайн без сокращений txt, fb2) 📗
Вместо этого я дневала и ночевала в “Фаерфлае”, подстраховывая Зандера с Сильвией везде, где было нужно: готовила рекламные комплекты, проверяла с нашим адвокатом договоры, подыскивала агентов по продажам и прокатчиков. К тому времени я также заведовала офисом – надзирала за менявшимся составом наших стажеров, приходивших работать бесплатно. К счастью, сама я уже получала пристойную зарплату. Ничто в сравнении с тем, что получали мои университетские друзья, ушедшие в мир корпораций или только-только кончившие юридический или медицинский факультеты. Меня все равно клонило к тому, чтобы заказывать самое дешевое блюдо из меню любого ресторана, но я зарабатывала достаточно, чтобы съехать от родителей и снять трехкомнатную квартиру в Уильямсбурге на двоих с подругой подруги. Я наконец-то чувствовала себя взрослой.
Тогда мне было под тридцать. Я встречалась с несколькими парнями, но длительных отношений не было. Карен же годом раньше вышла замуж за своего давнего возлюбленного и теперь ждала ребенка. (Как всегда, полностью оправдывая ожидания родителей.) Но для меня романы – и все, что им сопутствовало, – не были на первом месте, потому что я душой и телом принадлежала работе. Мужчины казались несравненно менее интересными, чем фильмы, и непредсказуемый процесс заигрывания, пробуждения с кем-то рядом, посылания смс, возможно – неполучения ответа, зачастую радовал меньше, чем удовольствие от просмотра хорошего фильма. Вместо этого я воображала долгую и волнующую карьеру кинопродюсера. Никакой другой арки персонажа мне от жизни не требовалось.
К тому же на работе бывало весело. Иногда Сильвия просила меня поработать у нее дома, где она неизменно откупоривала под вечер бутылку превосходного красного вина, а трое ее детей (Нейтан, Рейчел и Джейкоб) часто бывали дружелюбны и любознательны. Я видела, как Рейчел с годами вырастает из резвой десятилетки в хмурую, худющую пятнадцатилетку. У меня было такое чувство, что, несмотря на сумрачное бремя пубертата, ей нравится, когда я рядом, – длинноволосая женщина двадцати с чем-то лет, кажущаяся совсем непохожей на ее мать.
– Чем ты сейчас занимаешься? – спрашивала она. Я сидела у них в гостиной и ждала, когда Сильвия договорит по телефону.
Я рассказывала о сценарии, который тогда читала.
– Классная же у тебя жизнь, – произносила Рейчел; ее подростковые глаза были подведены слишком густо.
Я сомневалась, что когда-нибудь буду по-настоящему “классной”, ведь я выросла в квартире над нашим рестораном во Флашинге. Но Рейчел, возможно, и не догадывалась о моих корнях.
Из-за семьи и насыщенной светской жизни Сильвия часто отдавала мне свои приглашения на кинопремьеры и приемы. Со временем меня саму стали приглашать. Раза по два в неделю я вечером оказывалась на показе или каком-нибудь профессиональном сборище, знакомилась с другими режиссерами и продюсерами, взахлеб говорила с ними о кино, о том, кто какими проектами занимается, кто какие фильмы в последнее время смотрел. Там всегда было спиртное; наливали бесплатно, вино лилось рекой, и я вращалась в местах, полных привлекательных и остроумных работников киноиндустрии; большинство были хорошо образованными и белыми, но всех нас объединяла неугасимая страсть к кино.
Неформальное общение было такой же частью работы, как офисные дела. В конце концов, так связями и обрастают. А в том возрасте мне ничего не стоило гулять до часу-двух ночи, знакомясь с режиссерами, актерами и руководителями отделов закупок, а потом осовело отпирать офис в девять часов утра – похмельной, но счастливой. Похмелье было непременным следствием удачно установленных связей. И разве мы не были баловнями судьбы? Мы, получавшие зарплату (пусть и скудную) за то, что занимались тем, что любили: делали кино.
Производство наших собственных фильмов всегда предоставляло возможность познакомиться с людьми из еще одной съемочной группы, с каждым человеком, чья имя попадает в финальные титры: от посыльного до старшего рабочего-механика и оператора-постановщика. Я часто сближалась с актерами и поняла, что они такие же, как обычные люди, только более привлекательные и харизматичные. И очень даже дружелюбные, особенно если хотят получить роль. В киноиндустрии актеры – самые, наверное, из всех приверженные своему делу люди, но они же обычно – самые в себе неуверенные и самые неудачливые.
Так что я уже не была наивной мечтательницей, только-только пришедшей в кинопроизводство, к моменту появления на сцене Хьюго Норта.
Да-да, зловещая барабанная дробь. Мы добрались до той части истории, где в кадр входит мистер Норт.
Том Галлагер подается вперед в предвкушении. Должно быть, в такие моменты журналисты-расследователи истекают слюной.
– Можете описать вашу первую встречу?
Как бы я все эти годы ни пыталась затушевать мысли о нем, этот момент я помню очень ясно. Влиятельные люди в нашей жизни всегда удостаиваются достопримечательного появления, правда? Или, может, это наша память сохраняет ту самую встречу в особом формалине, а великое множество других встреч в нашей жизни меркнет, забывается.
Разумеется, Хьюго Норт – человек, впереди которого всегда идет его репутация. Когда ты с ним знакомишься, реальное содержание встречи всего лишь совпадает с имеющимися у тебя ожиданиями – и предрешенной развязкой.
Что в нем подкупало немедленно – это его британское произношение. В киноиндустрии все только и хотят выделяться, хотят, чтобы в них видели нечто уникальное. На Хьюго работало произношение. Американец слышит британское произношение и воображает английскую королеву, пьющую в саду чай со всем своим державным потомством. Произношение Хьюго сообщало ему некую утонченность, его голос сулил немыслимые возможности.
Но кроме голоса он обладал неколебимой уверенностью в себе. Способностью привлекать к себе внимание посредством одной своей репутации, через неявное осознание его богатства. Я не знала другого человека, который, просто разговаривая с тобой, делал так, что ты была рада находиться рядом с ним, в его орбите.
Но стоило решить, что перед тобой очередной сладкоголосый британец, завсегдатай частных клубов и пятизвездочных отелей, как Хьюго сбивал тебя с толку. Он увлеченно болтал на улице с бездомными, расщедриваясь на слова, но не на мелочь. Однажды я видела, как он пожирал кусок пиццы из дрянной пиццерии в Нижнем Ист-Сайде, запихивая сыр и корочку в рот с такой скоростью, что едва успевал жевать.
Помните, что я говорила?
Аппетит прежде искусства. А с аппетитом у Хьюго все было в порядке.
Но он также прекрасно умел распознавать аппетит в других, знал, как их накормить, знал, когда оставить голодными.
Я познакомилась с Хьюго Нортом на Каннском кинофестивале, когда оказалась там в третий раз. Я знала, чего ждать; я уже не была ничего не подозревающим новичком, сраженным этим спектаклем. Я пыталась описать Канны Карен, когда побывала там впервые, но сомневаюсь, что она когда-либо переживала что-то похожее на совершеннейшее безумие этой обстановки, на этот лихорадочный торг и позерство под средиземноморским солнцем.
Вот такие они, Канны. Выходишь на Круазетт – знаменитый променад, тянущийся вдоль всего побережья. Тротуар кишит людьми, в основном работниками киноиндустрии или теми, кто работниками притворяется, с визитницами, телефонами, “блэкберри” и аккредитационными картами, болтающимися на загорелых шеях. Все несутся со встречи на встречу, держась плотного расписания показов, ланчей и фуршетов. Со сколькими людьми тебе удастся познакомиться, сколько связей удастся завести, чтобы прочли твой сценарий, чтобы финансировали, продали, прокатывали твой фильм?
С одной стороны искрится на солнце Средиземное море. По всему пляжу островерхие павильончики, и в каждом сидит какая-нибудь национальная кинокомиссия, пытающаяся уговорить кинематографистов потратить производственный бюджет на съемки в ее бесподобной стране со сногсшибательной натурой и благоприятными налоговыми льготами.
