Благостный четверг - Стейнбек Джон Эрнст (хорошие книги бесплатные полностью txt) 📗
– А как же сахара?? – спросил Док. – Ведь в море их нет?..
Ясновидец потупился и несколько времени наблюдал за черным муравьем, который тщетно пытался преодолеть песчаный завал – песок осыпался у него из-под лапок. Наконец выговорил тихо:
– Я краду в магазине леденцы, – чувствовалось, что ему очень стыдно. – Ничего не могу с собой поделать…
– Плоть немощна…
– Это меня не волнует. Аппетит – вещь хорошая. Чем больше у человека желаний, тем он богаче. Но я ненавижу воровство. Меня учили, что воровать грех. Как стащу леденец, чуть не плачу от стыда. Все удовольствие пропадает. А я так люблю леденцы «Ребячья нежность»…
Они ели моллюсков, подцепляя их из раковин булавками и окуная в лимонный сок; потом похлебку – месиво из мидий, моллюсков, крабов и мелкой рыбешки, приправленное чесноком и розмарином. («Не всем это нравится», – сказал ясновидец.)
Поев, Док улегся на ковер из сосновых игл, закинул руки за голову. Ему было хорошо и покойно. Чистый воздух, мягкая сосновая подстилка… Густой запах хвои, водорослей и матэ… Пение ветра в кронах сосен… К Доку вернулся прежний душевный лад.
– Удивляюсь, – сказал он лениво. – Отчего вас до сих пор не посадят? Мы живем в такое время, что всех, кто не бегает, не суетится, считают опасными. Ну а если человек к тому же не верит, что близится конец света, это уж и вовсе подозрительно.
– Близится-то он близится, – сказал ясновидец. – С первого дня творенья…
– Нет, правда, отчего вы до сих пор не за решеткой? Подумать только, человек счастлив без житейского хлама! В нашей стране это преступление.
– А меня и сажали – несколько раз. Кроме того, время от времени меня берут на обследование.
– Ах да, – сказал Док. – Вы ведь сумасшедший?..
– По-видимому, – сказал ясновидец. – Но я не опасный сумасшедший. А с леденцами меня ни разу не поймали! Я ворую ловко. И никогда не беру больше одного.
– Только не вздумайте собирать вокруг себя учеников, – посоветовал Док. – А то вас распнут как миленького.
– О, это мне вряд ли грозит. Я никого ничему не учу.
– Вот в этом я не уверен, – сказал Док. – Беда нашего проклятого времени в том, что хочешь не хочешь, а ввязываешься в жизнь общества. Может, вы и не проповедуете никаких антиобщественных идей. Зато ваше житие почище всяких проповедей.
– Просто я лентяй, – сказал ясновидец. – Вы когда нибудь пробовали парагвайский чай матэ?
– Нет.
– Сейчас попробуете. Он крепок и ароматен. От него немного слабит. Вы не возражаете, если я вам его подам в пивной бутылке?
– Ничуть.
– Пожалуйста. Осторожно, бутылка горячая. Прихватите прутиком.
Немного погодя ясновидец спросил:
– Что все-таки вас гложет? Или вы не хотите об этом говорить?
– Эх, кабы я сам знал… – вздохнул Док. – По правде говоря, сейчас отлегло, не пойму отчего.
– А-а, понятно, – сказал ясновидец. – Вы мне вот что скажите: есть у вас жена, дети?
– Нет.
– А хотите, чтоб были?
– Не знаю. Наверное, нет.
– Знаете, – сказал вдруг ясновидец, – вчера ночью я видел русалку. Если помните, в небе стоял полумесяц, все окутывала легкая дымка. Ночь была не простая – черно-серо-белая, – ночь была цветная! У берега в одном месте есть подводный выступ. Отлив был сильный, вода с него сошла, и обнажилось каменное ложе, выстланное мягкими водорослями. Ну вот, подплыла туда русалка, забила хвостом, как семга на пороге, и взлетела на ложе из водорослей, и давай выгибать свои чудные белые руки как будто танцует! Долго я смотрел… Потом вода стала прибывать…
– Она вам, верно, приснилась? Или возникла в вашем воображении?
– Не знаю. Но если я смог такое вообразить, то это прекрасно! Все-таки скажите, чего вы хотите от жизни?
– Как бы это получше выразить… Я хотел бы все, что перевидал, передумал, все, что узнал, – сжать, связать воедино, очистить от постороннего сора, оставив одну нагую суть, чтобы мне наконец явился смысл вещей. Пока же у меня это не выходит…
– Может, вы к этому не готовы? А может, вам нужна помощь?
– Помощь?
– Есть вещи, которые человек не может делать один. Я бы, например, не отважился ни на что такое большое без… – он примолк.
Волны тяжко бились о берег; облако, превратившееся в лучах заходящего солнца в слиток червонного золота, медленно уплывало к востоку…
– Без чего? – спросил Док.
– Без любви, – ответил ясновидец. – Извините, но я вынужден вас покинуть. Мне надо на берег. Кажется, солнце дошло до того места, откуда дальше без меня опускаться не может. – Он поднялся, отряхивая сосновые иголки со своих потрепанных одежд.
– Я к вам еще наведаюсь, хорошо?
– Боюсь, вы меня не застанете, – сказал ясновидец. – Во мне живет беспокойство. Скорей всего, вы меня не застанете.
Док посмотрел ему вслед: ясновидец вскарабкался на край дюны; ветер вздернул поля соломенной шляпы – солнце высветило лицо и позолотило бороду.
11. Тяжкие думы Элена
Мак отправился к Доку узнавать день его рождения (кстати, Дока он не застал); другие тоже разошлись по делам. В Ночлежке остался один Элен: он сидел задумавшись в кресле-качалке. Лишь теперь начал он постигать своим неповоротливым умом суть речей Мака: Док не сможет написать книгу! Разумеется, мысль, что Док уже не прежний великий Док, все более овладевавшая жителями Консервного Ряда, была недоступна Элену; он только понимал – с Доком какая-то беда. Испытывать к Доку дружеское презрение он не мог – Док оставался для него величайшим из людей. Если бы у Элена спросили, когда конец света, – он отправил бы за ответом к Доку… Вот почему дума его была не о слабости Дока, а о предательстве друзей, которые усомнились… посмели усомниться в таком человеке!
Элен стукнул кулаком по подлокотнику, вскочил и пошел в заведение Могучей Иды. За стойкой стоял Эдди. Элен скоренько пропустил два виски, а заплатил как за одну кока-колу…
Пройдя между двумя корпусами консервного завода, он очутился на берегу моря. Тут его сочувственное внимание привлекла чайка с перебитым крылом. Он погнался за ней – хотел помочь, – а она поплыла в море и утонула.
Док в беде! Для Элена это было вроде землетрясения; но кто же потрясатель?
Элен брел вдоль прибрежных скал, пока не вышел на пляж Пасифик-Грова. Коричневые от загара юноши стояли на руках перед восторженными девушками; Элен не обратил никакого внимания на эту акробатику. Он поднялся по дороге в город и осмотрел весь нижний этаж универсального магазина Холмана. Заведующий этажом сопровождал его неотступно – право, такой чести удостаивались немногие посетители. Элен был так задумчив, что даже не остановился у любимой витрины с блестящим слесарным инструментом…
Еще бы, разве можно, вырвав у человека почву из-под ног, ожидать, что он поведет себя нормально? На обратном пути Элен проходил мимо похоронного бюро; как раз собирались кого-то хоронить. В другую пору Элен с великой охотой присоединился бы к процессии. Теперь он смотрел равнодушно, как выносят все новые и новые венки – и ни малейшего участия не пробуждалось в душе его… Покойник мог проститься с мыслью, что Элен почтит присутствием его пышные похороны…
В Новом Монтерее Элен, вместо того чтоб обойти дерущихся собак, проложил дорогу прямо сквозь свору.
Все вышеописанные поступки немало бы обеспокоили его друзей, но если б друзья узнали его мысли, то попросту бы устрашились.
Мыслить – вообще не просто. Для Элена же это был сущий подвиг. Разрозненные образы, обрывки воспоминаний, отдельные слова, осколки фраз толклись беспомощно у него в голове. Ни дать ни взять автомобильная пробка на бойком перекрестке; машины фырчат, сигналят, а Элен стоит посередке, размахивает руками – направо, налево, прямо – куда там, не разъехаться…
Добравшись до Консервного Ряда, Элен не пошел в Королевскую ночлежку, а улегся под черным кипарисом на пустыре, улегся по старой памяти: прежде, до Ночлежки, он много лет жил под этим деревом…
