Мама, я люблю тебя - Сароян Уильям (список книг .txt) 📗
— Ну уж это глупо, Мама Девочка!
— Нет, не глупо. Боюсь, что она видит меня насквозь, а ведь я ничтожество.
— Перестань сейчас же! Ты прекрасно знаешь, что это не так.
— Нет, так. Сказать правду, так мне не хочется ни учиться, ни работать, а хочется только прославиться и разбогатеть. И чтобы все мне поднесли на серебряной тарелочке. Она с первого взгляда поймет, что я такое и чего хочу. Ты-то, конечно, ей полюбишься, потому что ты не хочешь для себя ничего.
— Мама Девочка, может быть, хватит нам ссориться и ты почитаешь? Я ведь, кажется, извинилась?
— А с чего тебе извиняться? Ты не сделала ничего плохого, а вот я вела себя плохо и прошу извинить меня, Лягушонок. Правда-правда. Я даже дурнею от злости на свою глупую жизнь. Ведь я думаю только о себе, о себе одной. Мне хочется быть красивее всех, знаменитее всех, хочется разбогатеть — и от этого я дурнею.
— И вовсе нет, Мама Девочка! Ты красивая, даже когда ты дурнеешь. То есть я хочу сказать — ты всегда-всегда красивая, не важно, что ты думаешь или делаешь.
— Нет, не всегда, — ответила Мама Девочка, но тут зазвонил телефон, и оказалось, что это Глэдис Дюбарри. Мама Девочка говорила с ней недолго и не очень вежливо, сказала «гудбай» и нажала на рычаг, а потом позвонила телефонистке и попросила ее:
— Я работаю, и, пожалуйста, не соединяйте с нами никого, пока я не скажу.
Она прочитала всю пьесу от начала до конца. Иногда было смешно, иногда грустно, а раз или два — как-то совсем по-другому, сама даже не знаю как, только внутри у меня все замирало и было немножко страшно.
И вся пьеса была про маленькую девочку и про то, что она воображала, и еще про то, что происходило с ней на самом деле.
Когда Мама Девочка кончила читать, на глазах у нее были слезы. Она долго молчала, а потом сказала тихо:
— Я знаю эту девочку, потому что сама ею была — да и не перестала быть. Тебе нравится пьеса, Лягушонок?
— Да, Мама Девочка!
— Я рада, но сейчас я хочу немножко поспать. Я хочу заснуть и снова вспомнить эту пьесу — собственную мою жизнь.
— Я тоже!
Мы растянулись, не раздеваясь, на постели, и через несколько минут Мама Девочка уже крепко спала. Я лежала и думала о пьесе, и о Маме Девочке, и о том, что она только что сказала, а потом я посмотрела на нее, и — правда, она на самом деле была девочка из этой пьесы и до сих пор оставалась ею, только теперь ей было тридцать три года и у нее была собственная дочь девяти лет — я.
Я вспомнила, что воображала девочка, и вообразила кое-что свое. Потом то и другое перемешалось, и я уже не знала точно, где девочкино, а где мое. А потом я прижалась к Маме Девочке, обняла ее и заснула.
Львы и тигры на газоне
Мне приснился сон, и он меня напугал, потому что в нем было много страшного. Я снова была у себя дома, в Пасифик Пэлисейдз. В окно моей комнаты постучала Дебора Шломб, и еще до того, как я посмотрела, кто стучит, я уже знала, что это моя лучшая подруга Деб. Я подошла к окну, а Деб все молчала, но я знала: она хочет, чтобы я к ней скорее вышла. Я думала, что сейчас ночь, а потом увидела, что вовсе нет. Какая же это ночь, когда на газоне перед домом собралось много-много птиц, разных-разных: маленьких, как колибри, средних, как воробьи, дрозды и пересмешники, и таких, как ястребы? Какая же это ночь, когда сквозь эвкалипты на краю сада оранжевым светом светит солнце и светят еще десять или одиннадцать солнц, все разного цвета? Деб была в балетной пачке, и я поняла, что происходит что-то из ряда вон выходящее. Я побежала к шкафу за своей собственной пачкой, которую я надевала на уроки танцев. Я надела ее и побежала посмотреть, спит Мама Девочка или уже проснулась. Оказалось, что спит, очень крепко, как и Папа Мальчик, но он-то откуда взялся? Разве он не в Париже? Я побежала в комнату Питера Боливия Сельское Хозяйство, и пожалуйста: он тоже был у себя в постели и крепко спал, но как только я подошла к нему, чтобы проверить, точно ли это он, Пит открыл глаза.
— Привет, Лягушонок, — сказал он. Это он прозвал меня так, когда я была еще совсем маленькая.
— Привет, Пит. Когда это вы с Папой Мальчиком вернулись?
— Ты о чем говоришь? Откуда вернулись?
— Из Парижа, конечно!
— Ты бредишь, — сказал Пит.
— Вовсе нет. Так вы совсем приехали?
— А, иди-ка ты спать! Ведь ночь сейчас.
— Посмотри в окно, если, по-твоему, ночь.
Пит выскочил из постели, подбежал к окну, посмотрел в него и сказал:
— Святая корова! Что делают на газоне все эти люди?
— Ты хочешь сказать — птицы? — Я тоже посмотрела в окно — и не увидела ни одной птицы! Только люди, все разные. Они там просто стояли. И была ночь. Я стала искать глазами Деб, но ее не было.
— Иди-ка ты лучше спать, — сказал Пит, и я так и сделала, но стоило мне заснуть, как я опять услышала стук в окно, и это опять была Деб, а на газоне перед домом было полно львов и тигров, но Деб не боялась их, и я тоже не боялась. Она опять хотела, чтобы я вышла к ней, и я снова побежала к шкафу и на этот раз надела свое любимое платьице, но я не забыла о том, что Папа Мальчик вернулся, и побежала еще раз взглянуть на него, но его в комнате не оказалось, Мама Девочка была одна, и похоже было, что ей очень одиноко. Я побежала в комнату Питера Боливия Сельское Хозяйство, но его тоже не оказалось на месте. Я выбежала из дому, и Деб была там, под окном, но на газоне не было ни одного льва или тигра и ни одной птицы.
— Куда все исчезли? — спросила я, но Деб сказала:
— Мама разрешила мне пойти в деревню на холме и купить себе что-нибудь на десять центов. А твоя тебе разрешит?
— Она спит, и у меня нет десяти центов, но все равно я схожу с тобой.
Мы пошли с ней в деревню на холме и рассмотрели все товары в лавке, а потом Деб потратила свои десять центов. Она купила зеленую ленту за пять центов, а за другие пять — красную, и она попросила меня завязать одной из них ей волосы.
— Какой?
— Да любой, — ответила она, и я завязала красной, а потом она завязала мне зеленой, и я сказала:
— О, благодарю тебя, Деб, но когда мы придем домой, я верну ее.
Мы пошли назад, и все, кого мы встречали, смотрели на наши новые ленты. Мы болтали и смеялись всю дорогу, пока Деб не вспомнила, что ей пора домой, и тогда я сказала:
— Ладно. Спасибо тебе, Деб, что ты взяла меня с собой в деревню, и за то, что завязала мне волосы своей лентой. Возьми ее обратно.
— Ничего подобного, — ответила Деб, — она твоя насовсем.
— Тогда я тоже подарю тебе ленту, как только у меня будут деньги.
— Пока, — сказала Деб.
— Пока, — сказала я.
Она пошла домой, а я — к себе, на Макарони-лейн, дом тысяча один, посмотреть, что там делается.
Мама Девочка сидела на постели и разговаривала по телефону с Кларой Кулбо.
— Лягушонок, — попросила она, — будь хорошей девочкой, поставь кофе и, когда будет готов, принеси мне чашечку, хорошо?
— Хорошо, — ответила я.
Вот какой был сон, и напугало меня не то место, где львы и тигры, а когда из комнаты исчез мой отец.
А теперь я проснулась. Мама Девочка сидела совсем рядом, на краю кровати в 2109-м номере отеля «Пьер» в Нью-Йорке, и по междугороднему телефону разговаривала с Кларой Кулбо в Калифорнии.
— Лучшей пьесы я не читала, — говорила она.
Должно быть, Клара Кулбо сказала что-то очень смешное, потому что Мама Девочка прямо взвыла, а потом закричала в трубку:
— У, мерзкое создание!
Они говорили и говорили без конца, как будто за разговор не надо платить, а потом наконец распрощались, и Мама Девочка положила трубку. Она увидела, что я не сплю, и спросила:
— Ты давно проснулась?
— Несколько минут назад.
— Я звонила, чтобы она пошла к нам домой и позаботилась о золотых рыбках. И рассказала ей про пьесу.
— Мама Девочка, что это значит, когда тебе снится, что ты дома и твой отец и брат тоже дома?
— Это значит, что тебе хочется быть дома и хочется, чтобы они там тоже были.
