Время прощаться - Пиколт Джоди Линн (книга читать онлайн бесплатно без регистрации txt) 📗
Натуралист Джордж Адамсон писал о том, как в 1940-х годах застрелил слона-самца, который вломился в государственный парк в Кении. Мясо он отдал местным жителям, а останки отвез на километр от деревни. Ночью слоны обнаружили скелет. Они взяли лопатку и бедренную кость и принесли их на то место, где слона застрелили. Откровенно говоря, все известные исследователи слонов документально подтверждали наличие у этих животных ритуалов, связанных со смертью: Иэн Дуглас-Гамильтон, Джойс Пул, Карен Маккомб, Люси Бейкер, Синтия Мосс, Энтони Холл-Мартин.
И я.
Однажды я наблюдала, как стадо слонов гуляло по заповеднику в Ботсване и неожиданно Бонтл, их матриарх, упала. Когда остальные слоны поняли, что ей плохо, они попытались хоботами поднять ее, поставить на ноги. Когда это не получилось, молодые самцы попытались взобраться на Бонтл, опять-таки пытаясь привести ее в сознание. Ее детеныш, Кгоси, которому на то время было четыре года, засунул хобот ей в рот — так юные слоны приветствуют своих матерей. Стадо затрубило, слоненок стал издавать звуки, похожие на крик, но потом все замолчали. В эту секунду я поняла, что слониха умерла. Несколько слонов отправились к зарослям собирать листья и ветки, которыми принялись накрывать Бонтл. Остальные стали забрасывать ее тело землей. Целых два с половиной дня все стадо печально стояло над трупом Бонтл, уходя только для того, чтобы попить воды и добыть еды, а потом слоны снова возвращалось. Даже годы спустя, когда кости выгорели и их разметало по земле, а массивный череп застрял в изгибе высохшей реки, стадо ее, проходя мимо, останавливалось и несколько минут стояло молча. Не так давно я видела, как Кгоси — сейчас уже крупный молодой восьмилетний самец — подошел к ее черепу и сунут хобот в то место, где у Бонтл когда-то был рот. Безусловно, эти кости были для слона очень значимы. Но если бы вы сами это увидели, вы поверили бы в то, во что верю я: он узнал, что именно эти кости — то, что осталось от его матери.
Дженна
— Повторите еще раз, — требую я.
Серенити закатывает глаза. Мы уже час сидим у нее в гостиной, пока она пытается припомнить все подробности своего десятисекундного сна, в котором видела мою маму. Я точно знаю, что это была мама, потому что на ней был голубой шарф, вокруг слоны и… потому что, когда человек отчаянно хочет во что-то поверить, можно убедить себя практически во всем.
Возможно, Серенити поискала информацию обо мне в Интернете, как только я вышла за дверь, и тут же наспех придумала какой-то безумный сон, в котором были слоны. Но если ввести в поисковую систему «Дженна Меткаф», придется пересмотреть три страницы, прежде чем найдется хотя бы что-то о моей маме, и даже там, в статье, я упоминаюсь только как трехлетняя дочь. На свете так много Дженн Меткаф, которые очень много сделали в жизни, и моя мама слишком давно исчезла. К тому же откуда Серенити было знать, что я вернусь за забытым шарфом?
Если же она действительно знала, что я вернусь, это доказывает лишь то, что она настоящий экстрасенс, разве нет?
— Послушай, — говорит Серенити, — мне больше нечего тебе рассказать.
— Но моя мама дышала?
— Женщина, которую я видела во сне, дышала.
— Она ловила ртом воздух? Издавала какие-либо звуки?
— Нет. Она просто лежала. Просто… я почувствовала, что она дышит.
— Она жива, — бормочу я скорее себе под нос, чем обращаясь к Серенити, потому что мне нравится, как слово «жива» наполняет все мое естество пузырьками, словно в кровь мне накачали углекислого газа. Знаю, я должна была разозлиться или расстроиться, получив даже такое призрачное доказательство, что моя мама может быть жива — что она бросила меня и носа не казала целых десять лет! — но меня переполняет счастье от того, что если я использую все возможности, то смогу ее снова увидеть.
А потом уже буду выбирать: ненавидеть ее или спросить, почему она не вернулась за мной.
Или я могу просто прижаться к ней и предложить начать все с чистого листа.
Неожиданно мне приходит в голову одна мысль.
— Ваш сон. Новое доказательство. Если вы сообщите полиции то, что рассказали мне, они вновь откроют мамино дело.
— Милая, ни один следователь в этой стране не станет принимать сон экстрасенса всерьез и «подшивать» к делу в качестве официального доказательства. Так любой окружной прокурор мог бы вызвать Кролика Банни в качестве свидетеля в суд.
— А если все так и было на самом деле? Если ваш сон — настоящий отрезок прошлого, который прокручивается у вас в памяти?
— Информация извне приходит не так. Как-то у меня была клиентка, которая приходила пообщаться с умершей бабушкой. Ее бабушка явилась на сеанс, показала мне Великую китайскую стену, площадь Тяньаньмэнь, Мао Дзэдуна, печенье с предсказаниями. Казалось, она делала все, что в ее силах, чтобы я произнесла: Китай. Поэтому я спросила у клиентки, бывала ли ее бабушка в Китае, увлекалась ли фэншуй или чем-то подобным, но клиентка возразила, что это совершенно не похоже на ее бабушку. Все это какая-то бессмыслица. Потом бабушка показала мне розу. Я сообщила об этом клиентке, и та сказала: «Моей бабушке больше нравились полевые цветы». Я думаю: «Китай… роза… Китай… роза». И тут клиентка смотрит на меня и говорит: «Знаете, когда она умерла, я унаследовала китайский сервиз. На нем изображена роза». Я не понимаю, почему бабушка показывала мне китайские блинчики с овощами, вместо того чтобы просто показать соусник с нарисованной на нем розой. Это я и пытаюсь до тебя донести — слон на самом деле может обозначать не слона. Это может быть намек на что-то другое.
Я недоуменно смотрю на экстрасенса.
— Но вы же дважды сказали мне, что она не умерла.
Серенити медлит с ответом.
— Послушай, ты должна знать, что у меня не идеальный послужной список.
Я пожимаю плечами.
— Если вы облажались один раз, это не значит, что облажаетесь снова.
Она открывает рот, чтобы ответить, но потом резко захлопывает его.
— В прошлом, когда вы занимались поиском пропавших, — продолжаю я, — как вы это делали?
— Брала вещь или игрушку ребенка. Потом отправлялась с полицией на место исчезновения, пытаясь по минутам воссоздать, что видел ребенок, — отвечает Серенити. — Иногда меня посещало… озарение.
— Как это?
— Как будто в голове что-то мелькало: уличный знак, какой-то пейзаж, модель автомобиля, однажды даже аквариум с золотой рыбкой, который, как потом оказалось, находился в комнате, где держали ребенка. Но… — Серенити беспокойно ерзает, — вероятно, мои экстрасенсорные каналы немного засорились.
Не понимаю, как экстрасенсы могут не ошибаться, если — по словам самой Серенити — информация, которую она получает, может содержать как прямое указание на что-то, так и нечто совершенно противоположное. Мне кажется, что гадание — это самая безопасная на свете страховка. Да, возможно, что слон, которого видела Серенити, в действительности метафорический образ огромной преграды, с которой столкнулась мама, но, как сказал бы Фрейд, может быть, слон — это всего лишь слон. Есть один способ узнать.
— У вас есть машина?
— Да… А что? Зачем тебе машина?
Я иду в противоположный угол комнаты, заматываю шею маминым шарфом. Потом открываю один из ящиков, который уже обыскивала, когда только приехала, — там я заметила связку ключей от машины. Бросаю ее Серенити и направляюсь к двери. Может быть, я и не экстрасенс, но даже я могу сказать: стремление узнать, что же означает этот сон, не даст ей усидеть на месте.
Серенити ездит на желтом «Фольксваген-жук» еще 1980-х годов выпуска, кузов его за пассажирской дверью прогнил насквозь и стал похож на кружева. Мой велосипед засунули на заднее сиденье, руль торчит из окна. Я указываю ей путь по проселочным дорогам и окружным магистралям. Только дважды мы заблудились, потому что по переулкам, где можно протиснуться на велосипеде, на машине не проехать. Когда мы приезжаем в заповедник Старка, наша машина оказывается единственной на стоянке.