Совсем другие истории - Гордимер Надин (книги серия книги читать бесплатно полностью .txt) 📗
Странно было остаться совсем одним. Я не то что боялся, но подмечал все — каждую упавшую ветку, каждую птицу, присевшую на крышу, каждый шорох. Так что, когда они заколотили по забору, гром поднялся, как от выстрелов. А потом эти вопли, гиканье. Я выключил свет, натянул брюки и пошел к двери: рольставни мы на ночь всегда оставляли открытыми. Осторожно выглянул — ничего. Вдруг что-то глухо стукнуло. Что-то тяжелое. И опять крики. Я подумал: не включить ли наружное освещение, просто чтобы показать, что в доме кто-то есть, — нечего этим придуркам думать, будто их никто не заметит. Но тут они еще разок-другой чем-то грохнули и свалили. Я весь взмок — даже по ногам пот катился градом. Пошел еще раз умылся. Вернулся в постель, открыл окно. На дворе стало попрохладнее. Этих типов уже почти не было слышно. И наконец все снова стихло.
Мобильник зазвонил около семи утра. «Зазвонил» — не совсем то слово, скорее затрубил, но звук был привычный и приятный, ведь он означал Констанцу. Кроме нее, номера никто не знал. Пока Констанца досадовала на нестерпимую жару в Берлине и допытывалась, почему я не запретил ей возвращаться в этот город, для человека явно не приспособленный, я вышел с телефоном навстречу ясному, солнечному утру и обозрел картину разгрома. Три секции забора рухнули на дорожку. Бетонный столбик между ними был сломан у самого основания; из обломка торчали два гнутых металлических стержня. Почтовый ящик у ворот эти буяны перевернули вверх дном. Под ним обнаружились крыша и задняя стенка скворечника. В уцелевшей части забора я насчитал семь покореженных досок и еще четыре — выломанных.
Констанца между тем повторяла, что только теперь поняла, какую свинью ей подложили с этой телеграммой, и что я не должен был ее отпускать. Чтобы не волновать ее — Констанце за любой мелочью чудятся зловещие знаки, — я не стал рассказывать о ночных визитерах. Тем более что вставить хоть слово было бы трудновато. Она и так уже разбранила на чем свет стоит прежних постояльцев нашего бунгало — те, уезжая, отключили электричество, а в холодильнике оставили полно еды, зато постельное белье прихватили с собой… Вдруг Констанца воскликнула, что ей пора, до свиданья, любимый, и повесила трубку.
Я забрался обратно в постель. Принимать нанесенный ущерб на свой счет я, само собой, не собирался, да и объяснить весь инцидент было несложно. Пол-акра земли, прилегающей к бунгало, всего лишь взято в аренду. Срок аренды закончится в 2001-м или уж никак не позже 2004-го, и владельцам придется съезжать. Вот почему они уже несколько лет ничего в этот участок не вкладывают. Забор держится на честном слове: кое-где доски просто связаны проволокой, потому что прогнили так, что гвоздя не вобьешь. Прошлой осенью Констанца написала статью о нью-йоркской полиции и ее новой философии. Запомнился один из примеров — история о брошенной машине, простоявшей на улице несколько недель. Вокруг копился мусор, нетронутые извещения под «дворниками» желтели от сырости и старости. И вот в одно прекрасное утро кто-то снял колесо; через пару дней исчезли номерные знаки, а затем и остальные колеса. Потом в окно полетел камень — и покатилась лавина. Кончилось тем, что машину попросту спалили. Вывод: нельзя допускать, чтобы хлам начал накапливаться. Будь забор в хорошей форме, ничего этого бы не случилось. А так в следующий раз в окно полетит камень. Хорошо, что Констанцы здесь не было. Вместе мы наверняка бы сделали что-нибудь, чего делать не стоило, да к тому же ее бы это выбило из колеи не на один день.
Часов в десять я встал и пошел расчищать дорожку. Поднял одну секцию — она прямо в руках разломилась пополам. Эти штуковины с торчащими из досок гвоздями смахивали на оружие из арсенала Томаса Мюнцера. [2]Сначала я все свалил в кучу. Потом начал перетаскивать доски в сарай. Бросить их здесь, где кто угодно мог на них натолкнуться, было бы слишком рискованно. Возможно, я преувеличивал опасность. Но ведь теперь вокруг бунгало не было даже чисто символической ограды. Я подумал: как здорово, что есть мобильник. За последние несколько дней я к нему попривык — догадался захватить с собой в Прирос конверт со всеми инструкциями, которые Констанца оберегала так ревностно, и наконец научился пользоваться записной книжкой и автоответчиком. Это был мой сюрприз для Констанцы.
— Привет! — внезапно раздался мужской голос.
Я вздрогнул и обернулся. В воротах стоял посетитель — среднего роста, в брюках на подтяжках и пуловере. Пришел осведомиться, не сильно ли мы пострадали от ночных громил. У него из забора выломали две доски.
— А забор-то крепкий был, — заметил он. — Представляете, какая нужна силища?
Вдобавок они оставили вмятину на капоте его «Фиат пунто». Он обыскал все вокруг — не обронили ли чего-нибудь, но ничего не нашел. Пострижен мой сосед был чудно: волосы стояли дыбом, как меховая шапка.
— На летних каникулах всегда так, — вздохнул он. — Пацаны, что тут попишешь. Каникулы…
Я повел его осмотреть мой участок. Он отнесся к делу со всей серьезностью, пару раз даже присел на корточки в поисках улик. Но нашел лишь еще несколько обломков скворечника да попутно поставил на место почтовый ящик.
В полицию он сообщил еще ночью. Сначала от него отмахнулись, но он вытребовал кого-нибудь прислать.
— Знаете ли, — добавил он, — для них это ведь мелкая сошка. А людей им не хватает, ох как не хватает.
Я упомянул о нью-йоркской полиции, он заинтересовался, и я пообещал прислать ему статью Констанцы.
— А вы не дадите мне свой номер мобильного? — вдруг спросил он.
— Мой номер? Да я его и сам не знаю.
Он нахмурился, наставив на меня встопорщенную шевелюру.
— Я посмотрю, — пообещал я и спросил, что он собирается делать, если хулиганы снова заявятся.
— Первым делом надо будет созвониться, — ответил он торопливо, словно испугавшись, что меня задерживает.
Я пошел в дом, достал конверт и сел на кровать. У меня и в мыслях не было обзаводиться мобильником, пока Констанце не пришло в голову, что мне нужна односторонняя трубка. Только чтобы звонить самому — никаких входящих звонков, кроме как от нее, разумеется. Даже если бы я и захотел дать кому-нибудь номер, пришлось бы спрашивать у Констанцы — я его просто не знал. Но теперь конверт со всеми сведениями лежал у меня на коленях, а не в ящике ее стола. Переписывая номер, я обратил внимание, что заканчивается он на 007.
— Кстати, моя фамилия — Нойман, — сообщил сосед, протягивая какую-то старую квитанцию, на которой он нацарапал свой номер. И тут мобильник зазвонил. Поспешно попрощавшись, сосед двинулся восвояси.
В офисе черт знает что творится, сказала Констанца, и ей придется задержаться в Берлине по меньшей мере до послезавтра. К тому же в отделе фельетонов кутерьма из-за депортаций. Я не понял, о каких депортациях речь. Радио мы не слушали — на приемнике не было кнопки «FM». Констанца еще сердилась и заявила в ответ, что, мол, чего еще ждать от мужчин — какие могут быть новости, когда чемпионат мира по футболу закончился.
Тогда я рассказал ей о том, что случилось ночью.
— Возвращайся домой, — сказала она. Только и всего.
— Да, — ответил я, — завтра приеду.
Я не хотел показаться трусом. К тому же здесь легче было сносить жару. Я навел порядок. Если действительно приедут из полиции, нельзя дать им повод решить, что я не стою внимания. И надо не забыть сказать им, что сам участок арендован, у «Весси». Напоследок я даже веранду подмел.
В тот же день я побеседовал с другими соседями. Мы договорились, что оставим на ночь свет. Мы развернули машины носом к забору, чтобы в случае чего ослепить хулиганов фарами, а если повезет, и снимки сделать. Короче говоря, мы решили действовать под девизом: «Людно, светло и шумно». Точь-в-точь как отряд добровольцев на Диком Западе. Из полиции так никто и не приехал, но мы даже не стали это обсуждать.
Потом я позвонил Нойману — из благодарности. Временами я впадаю в восторг от одной мысли о том, что можно связаться через спутник с человеком в любой точке земного шара. А идея связаться с соседом, от которого меня отделяет всего шагов триста, казалась еще более фантастической. Но вместо Ноймана ответила какая-то женщина, сообщившая, что мой звонок перенаправят на голосовую почту. «Это голосовая почта…» — произнесла она и умолкла, а затем из галактической пустоты до меня донесся другой голос. «Гаральд Нойман», — промолвил он. По руке побежали мурашки, до самого плеча. Ни разу в жизни не слышал, чтобы кто-нибудь произносил собственное имя таким унылым тоном. Конечно, даже голоса друзей на автоответчиках часто звучат растерянно или грустно. Но в голосе Ноймана слышалось не просто одиночество — казалось, ему было стыдно, что у него вообще есть имя.
2
Томас Мюнцер — вождь крестьянского восстания 1524–1525 гг. в Германии.